Антенна на голубом глазу
Базовый вариант проекта застройки участка дома 5 на 2-й линии будет переработан с учетом рекомендаций Общества охраны памятников
Проект нового дома на Васильевском острове обещают переделать с учетом замечаний Общества охраны памятников
В мире животных
«Регенерация, — толкует энциклопедический словарь, — свойство всех живых организмов со временем восстанавливать поврежденные ткани, а иногда и целые потерянные органы».
Город — тоже живой организм. И он, бывает, в силу разных трагических обстоятельств утрачивает фрагменты своей исторической ткани, а то и части тела.
Регенерация в животном мире изучена весьма основательно.
«При типичной регенерации утраченная часть организма замещается путем развития точно такой же части, — поясняет словарь. — При атипичной — замещается структурой, отличающейся от первоначальной количественно или качественно. У регенерировавшей конечности головастика, например, число пальцев может оказаться меньше исходного, а у креветки вместо ампутированного глаза может вырасти антенна…»
Современное градостроительство выбирает скорее путь креветок, нежели головастиков (не доводилось наблюдать, чтобы взамен утраченного двухэтажного домика когда-нибудь возводили нечто «меньше исходного»). Юридически понятие «регенерация» никак не прописано, нет ему четких определений ни в Градостроительном кодексе, ни в законах об охране наследия. Вот и получается, что, с одной стороны, закон запрещает новое строительство в охранных зонах, а с другой — допускает таковое в случае, если оно направлено на регенерацию исторической среды. Но вопрос о том, что считать регенерацией, а что нет, остается открытым, что создает поводы для очень вольных толкований и бесчисленных спекуляций.
В очередной раз мы сталкиваемся с этим и в случае со злополучной стройкой на 2-й линии Васильевского острова. Дыра, зияющая во фронте уличной застройки, давно соблазняла инвесторов — отсюда два шага до Румянцевского сада и набережной Невы. Если бы руководство города мыслило, как рачительный хозяин и заботливый отец (мать) вверенных его попечению граждан, то перво-наперво должно было рассудить: как лучше использовать этот участок? Сверившись, разумеется, с чаяниями жильцов близлежащих зданий, имеющих все основания считать его зоной своих имущественных интересов. Потом уже, исходя из этого, решать — быть тут зеленой зоне с детской площадкой, парковке, школе или жилому дому. А если все-таки порешили строить, то — токмо сверяясь с законом и градостроительной логикой развития определять, что строить и как.
Но выбрали путь совсем иной. Участок продали, а новый хозяин уже стал диктовать, что именно ему тут угодно видеть. В общем, создали все предпосылки для конфликта, который и не замедлил случиться.
Скромность — сестра таланта
Застройщик, осознавший (хоть и с большим запозданием), что с общественностью все-таки придется считаться, теперь выказывает готовность к компромиссам. Первые парламентарии направили свои стопы в приемную депутата Алексея Ковалева, к тому времени уже инициировавшего ряд обращений к губернатору и в прокуратуру. Показали проект будущего дома. Рецензия парламентария была краткой, но смачной: «Просто ужас какой-то!» Пообещали проект переработать. А по завершении работы над ошибками вынести новый вариант на обсуждение общества охраны памятников. Что и произошло на заседании президиума петербургского отделения ВООПИиК в минувшую пятницу.
Архитектор Владимир Григорьев представил три варианта эскизных проектов. Два отбраковали сразу. Один был отвергнут из-за двухэтажной остекленной мансарды, другой — из-за «тяжелого фасада» и «архитектурных излишеств» в виде венчающих здание скульптур или, как вариант, ваз). При анализе третьего внимание экспертов прежде всего сфокусировалось на высотных габаритах. Как пояснил Владимир Анатольевич, по карнизу высота точно соответствует установленному для охранной зоны пределу — 23,5 метра, за него лишь несколько вылезает фронтон. Были представлены и результаты компьютерного моделирования, выстроившего виды на проектируемое здание с разных ответственных точек.
— Мы постарались показать все честно, — заверил Григорьев. — Получили только один участок, на протяжении примерно метров десяти по набережной, откуда наш дом будет просматриваться над исторической застройкой.
— А вот это что? — потребовал объяснений Ковалев, ткнув пальцем в два обозначенных едва различимыми бледно-серыми пятнами объема, возникающие над фронтоном.
— Это шахта машинного помещения лифта, технические сооружения, — пояснил архитектор.
При детальном разборе, правда, выяснилось, что дополнительный объем обеспечивает еще и устройство полноценной видовой квартиры, а вся конструкция поднимается уже до отметки 26 метров.
— Нет, такого не должно быть категорически! — настаивал Ковалев. — Это надо убирать.
Что, такое требование заказчика, он настаивает?
— Заказчику этого не надо, мы думали — как вариант просто… Ну а если и вам (ВООПИиК) тоже не надо, если вы против, так можно переделать, — согласился Григорьев.
Рассмотрение предложенного эскиза в очередной раз выявило и несовершенство новых высотных регламентов: установленный тотально для всей охранной зоны предел в 23,5 м хорош далеко не для всех участков сложившейся застройки. О чем, собственно, предупреждал и главный разработчик высотного регламента Борис Николащенко — недаром опасавшийся, что такой подход вызовет горячее желание подтянуть до разрешенного максимума существующие в историческом центре здания, надстроив их двумя-тремя дополнительными этажами.
Вот и здесь, на 2-й линии, соседствующие с будущим новым домом постройки не превышают 18 метров. Если по-хорошему, так на этом стоило бы и остановиться, дабы не вылезать над существующей линией, рассудили эксперты.
— Новое здание не должно доминировать, — подчеркнул член президиума ВООПИиК архитектор Василий Питанин. — Здесь должна быть скромная и спокойная архитектура. Поэтому совершенно неуместны ни фронтон, ни витринные окна в первом этаже. Хотя, в принципе, я считаю допустимой застройку этого места, но она должна быть очень деликатна.
— Это место — святая святых, — поддержал коллегу архитектор Дмитрий Бутырин. — Рядом Академия художеств, панорама Невы. На то, что есть, и надо ссылаться. Поэтому ваше здание должно быть более нейтральным, решаться как часть имеющейся фоновой застройки, в ее стиле и следует проектировать.
Заведующий сектором архитектурной археологии Государственного Эрмитажа Олег Иоаннисян рекомендовал упорядочить оконные проемы этажей так, чтобы они попадали в ритм соседних исторических зданий, и отказаться от плоской кровли в пользу наклонной — что, по его мнению, позволит вписать в полученный объем как технический этаж, так и мансарду.
Эксперты оказались солидарны и в пожелании переработать решение эркеров, уменьшив их вынос (в представленном варианте они выдаются на 1,2 метра) и сократив их протяженность по вертикали с четырех этажей до одного-двух.
— Я бы ограничился одним эркером вместо трех, — заметил рецензент проекта архитектор Дмитрий Шатилов. — Мне кажется, авторы вообще достигли крайних пределов как в высоте здания, так и в выносе трех эркеров на таком малом отрезке. Задаваемый ими жесткий ритм не свойственен Петербургу.
Подвергся критике и общий «эмоционально холодный тон». Хотя, стоит заметить, в сравнении с изначальным вариантом определенные шаги в сторону улучшения уже сделаны: например, авторы отказались от предлагавшегося ранее обилия стекла и облицовки полированным камнем — теперь, как обещают, в отделке решено использовать более традиционные известняк (по первому этажу) и штукатурку.
В итоге эксперты, поблагодарив авторов проекта за выказанное уважение к мнению Общества охраны памятников и похвалив пришедшего на строгий суд Владимира Григорьева за смелость, рекомендовали переработать представленный вариант с учетом высказанных замечаний.
Архитектор, похоже, критику воспринял с пониманием и даже выразил ответную благодарность:
— Поверьте, я далек от мысли создавать в этом месте памятник себе, — заверил Владимир Анатольевич. — Я очень признателен за ваши замечания и советы, которые, несомненно, пойдут на пользу.
На этом и разошлись, условившись встретиться вновь, когда архитектор будет готов показать переработанный проект.
Память места
Вопросы, однако, остаются. И уже не к архитектору — которого совсем не хочется делать тут крайним. А к тем, кого как раз не было на этой встрече: к хронически слабовидящему Стройнадзору, к главам КГА и КГИОП прежних лет, выдавшим разрешительную документацию на то, чего они не имели права согласовывать, к нынешним руководителям этих ведомств и чиновникам Росохранкультуры — теперь только «путающимся в показаниях» и не спешащим исправлять ошибки своих предшественников.
Едва ли жителей соседних домов успокоит выраженная архитектором готовность исправить проект — пока он там что-то рисует, работа на стройке идет, а их стены трещат.
Если же подумать об интересах города — того самого живого организма, — то в данном конкретном случае о регенерации застраиваемого нынче участка в принципе может идти речь, но только при соблюдении ряда жестких условий.
Во-первых, необходимо определиться: что мы под этой самой регенерацией понимаем.
Во-вторых, конкретно для данного места установить: что здесь было на условленный момент времени (тоже еще вопрос — на какой именно), что требуется — если требуется — восстановить в рамках заявленной регенерации?
Архивные данные, на которые опирались исследователи Г. Ю. Никитенко и В. Д. Соболь — «Василеостровский район — энциклопедия улиц Санкт-Петербурга», — указывают на то, что с 20–30-х годов XVIII века на участке дома 5 по 2-й линии В. О. стоял деревянный дом. Первый установленный владелец — армейский поручик Бургарц, последний — «предприимчивый крестьянин-умелец С. А. Абросимов», который в 1880-х годах открыл здесь мастерскую по изготовлению мебели, а также рам для картин и икон. Связан этот адрес и с именем живописца Ильи Репина — он жил здесь в 1871 году.
На топографическом плане 1934 года дом еще есть. А вот уже в 1950-х годах, как свидетельствуют исследователи, его место заняла «простая металлическая ограда», отделяющая от улицы участок 5. Похоже, деревянного дома не стало во время войны — попала ли в него вражеская бомба, или в одну из блокадных зим разобрали на дрова, доподлинно не известно.
Наверное, даже среди самых рьяных сторонников сохранения наследия немного найдется тех, кто будет сегодня настаивать на необходимости воссоздания деревянного здания. Но образовавшийся разрыв в единой линии фронта застройки нуждается в заполнении. И, может быть, стоит теперь направить все силы на выработку оптимального архитектурного решения?
Что, впрочем, никак не избавляет надзорное ведомство от проведения расследования и привлечения к ответственности нарушивших закон чиновников, а исполнительную власть — от необходимости обеспечить соблюдение всех законных интересов и прав граждан.
В мире животных
«Регенерация, — толкует энциклопедический словарь, — свойство всех живых организмов со временем восстанавливать поврежденные ткани, а иногда и целые потерянные органы».
Город — тоже живой организм. И он, бывает, в силу разных трагических обстоятельств утрачивает фрагменты своей исторической ткани, а то и части тела.
Регенерация в животном мире изучена весьма основательно.
«При типичной регенерации утраченная часть организма замещается путем развития точно такой же части, — поясняет словарь. — При атипичной — замещается структурой, отличающейся от первоначальной количественно или качественно. У регенерировавшей конечности головастика, например, число пальцев может оказаться меньше исходного, а у креветки вместо ампутированного глаза может вырасти антенна…»
Современное градостроительство выбирает скорее путь креветок, нежели головастиков (не доводилось наблюдать, чтобы взамен утраченного двухэтажного домика когда-нибудь возводили нечто «меньше исходного»). Юридически понятие «регенерация» никак не прописано, нет ему четких определений ни в Градостроительном кодексе, ни в законах об охране наследия. Вот и получается, что, с одной стороны, закон запрещает новое строительство в охранных зонах, а с другой — допускает таковое в случае, если оно направлено на регенерацию исторической среды. Но вопрос о том, что считать регенерацией, а что нет, остается открытым, что создает поводы для очень вольных толкований и бесчисленных спекуляций.
В очередной раз мы сталкиваемся с этим и в случае со злополучной стройкой на 2-й линии Васильевского острова. Дыра, зияющая во фронте уличной застройки, давно соблазняла инвесторов — отсюда два шага до Румянцевского сада и набережной Невы. Если бы руководство города мыслило, как рачительный хозяин и заботливый отец (мать) вверенных его попечению граждан, то перво-наперво должно было рассудить: как лучше использовать этот участок? Сверившись, разумеется, с чаяниями жильцов близлежащих зданий, имеющих все основания считать его зоной своих имущественных интересов. Потом уже, исходя из этого, решать — быть тут зеленой зоне с детской площадкой, парковке, школе или жилому дому. А если все-таки порешили строить, то — токмо сверяясь с законом и градостроительной логикой развития определять, что строить и как.
Но выбрали путь совсем иной. Участок продали, а новый хозяин уже стал диктовать, что именно ему тут угодно видеть. В общем, создали все предпосылки для конфликта, который и не замедлил случиться.
Скромность — сестра таланта
Застройщик, осознавший (хоть и с большим запозданием), что с общественностью все-таки придется считаться, теперь выказывает готовность к компромиссам. Первые парламентарии направили свои стопы в приемную депутата Алексея Ковалева, к тому времени уже инициировавшего ряд обращений к губернатору и в прокуратуру. Показали проект будущего дома. Рецензия парламентария была краткой, но смачной: «Просто ужас какой-то!» Пообещали проект переработать. А по завершении работы над ошибками вынести новый вариант на обсуждение общества охраны памятников. Что и произошло на заседании президиума петербургского отделения ВООПИиК в минувшую пятницу.
Архитектор Владимир Григорьев представил три варианта эскизных проектов. Два отбраковали сразу. Один был отвергнут из-за двухэтажной остекленной мансарды, другой — из-за «тяжелого фасада» и «архитектурных излишеств» в виде венчающих здание скульптур или, как вариант, ваз). При анализе третьего внимание экспертов прежде всего сфокусировалось на высотных габаритах. Как пояснил Владимир Анатольевич, по карнизу высота точно соответствует установленному для охранной зоны пределу — 23,5 метра, за него лишь несколько вылезает фронтон. Были представлены и результаты компьютерного моделирования, выстроившего виды на проектируемое здание с разных ответственных точек.
— Мы постарались показать все честно, — заверил Григорьев. — Получили только один участок, на протяжении примерно метров десяти по набережной, откуда наш дом будет просматриваться над исторической застройкой.
— А вот это что? — потребовал объяснений Ковалев, ткнув пальцем в два обозначенных едва различимыми бледно-серыми пятнами объема, возникающие над фронтоном.
— Это шахта машинного помещения лифта, технические сооружения, — пояснил архитектор.
При детальном разборе, правда, выяснилось, что дополнительный объем обеспечивает еще и устройство полноценной видовой квартиры, а вся конструкция поднимается уже до отметки 26 метров.
— Нет, такого не должно быть категорически! — настаивал Ковалев. — Это надо убирать.
Что, такое требование заказчика, он настаивает?
— Заказчику этого не надо, мы думали — как вариант просто… Ну а если и вам (ВООПИиК) тоже не надо, если вы против, так можно переделать, — согласился Григорьев.
Рассмотрение предложенного эскиза в очередной раз выявило и несовершенство новых высотных регламентов: установленный тотально для всей охранной зоны предел в 23,5 м хорош далеко не для всех участков сложившейся застройки. О чем, собственно, предупреждал и главный разработчик высотного регламента Борис Николащенко — недаром опасавшийся, что такой подход вызовет горячее желание подтянуть до разрешенного максимума существующие в историческом центре здания, надстроив их двумя-тремя дополнительными этажами.
Вот и здесь, на 2-й линии, соседствующие с будущим новым домом постройки не превышают 18 метров. Если по-хорошему, так на этом стоило бы и остановиться, дабы не вылезать над существующей линией, рассудили эксперты.
— Новое здание не должно доминировать, — подчеркнул член президиума ВООПИиК архитектор Василий Питанин. — Здесь должна быть скромная и спокойная архитектура. Поэтому совершенно неуместны ни фронтон, ни витринные окна в первом этаже. Хотя, в принципе, я считаю допустимой застройку этого места, но она должна быть очень деликатна.
— Это место — святая святых, — поддержал коллегу архитектор Дмитрий Бутырин. — Рядом Академия художеств, панорама Невы. На то, что есть, и надо ссылаться. Поэтому ваше здание должно быть более нейтральным, решаться как часть имеющейся фоновой застройки, в ее стиле и следует проектировать.
Заведующий сектором архитектурной археологии Государственного Эрмитажа Олег Иоаннисян рекомендовал упорядочить оконные проемы этажей так, чтобы они попадали в ритм соседних исторических зданий, и отказаться от плоской кровли в пользу наклонной — что, по его мнению, позволит вписать в полученный объем как технический этаж, так и мансарду.
Эксперты оказались солидарны и в пожелании переработать решение эркеров, уменьшив их вынос (в представленном варианте они выдаются на 1,2 метра) и сократив их протяженность по вертикали с четырех этажей до одного-двух.
— Я бы ограничился одним эркером вместо трех, — заметил рецензент проекта архитектор Дмитрий Шатилов. — Мне кажется, авторы вообще достигли крайних пределов как в высоте здания, так и в выносе трех эркеров на таком малом отрезке. Задаваемый ими жесткий ритм не свойственен Петербургу.
Подвергся критике и общий «эмоционально холодный тон». Хотя, стоит заметить, в сравнении с изначальным вариантом определенные шаги в сторону улучшения уже сделаны: например, авторы отказались от предлагавшегося ранее обилия стекла и облицовки полированным камнем — теперь, как обещают, в отделке решено использовать более традиционные известняк (по первому этажу) и штукатурку.
В итоге эксперты, поблагодарив авторов проекта за выказанное уважение к мнению Общества охраны памятников и похвалив пришедшего на строгий суд Владимира Григорьева за смелость, рекомендовали переработать представленный вариант с учетом высказанных замечаний.
Архитектор, похоже, критику воспринял с пониманием и даже выразил ответную благодарность:
— Поверьте, я далек от мысли создавать в этом месте памятник себе, — заверил Владимир Анатольевич. — Я очень признателен за ваши замечания и советы, которые, несомненно, пойдут на пользу.
На этом и разошлись, условившись встретиться вновь, когда архитектор будет готов показать переработанный проект.
Память места
Вопросы, однако, остаются. И уже не к архитектору — которого совсем не хочется делать тут крайним. А к тем, кого как раз не было на этой встрече: к хронически слабовидящему Стройнадзору, к главам КГА и КГИОП прежних лет, выдавшим разрешительную документацию на то, чего они не имели права согласовывать, к нынешним руководителям этих ведомств и чиновникам Росохранкультуры — теперь только «путающимся в показаниях» и не спешащим исправлять ошибки своих предшественников.
Едва ли жителей соседних домов успокоит выраженная архитектором готовность исправить проект — пока он там что-то рисует, работа на стройке идет, а их стены трещат.
Если же подумать об интересах города — того самого живого организма, — то в данном конкретном случае о регенерации застраиваемого нынче участка в принципе может идти речь, но только при соблюдении ряда жестких условий.
Во-первых, необходимо определиться: что мы под этой самой регенерацией понимаем.
Во-вторых, конкретно для данного места установить: что здесь было на условленный момент времени (тоже еще вопрос — на какой именно), что требуется — если требуется — восстановить в рамках заявленной регенерации?
Архивные данные, на которые опирались исследователи Г. Ю. Никитенко и В. Д. Соболь — «Василеостровский район — энциклопедия улиц Санкт-Петербурга», — указывают на то, что с 20–30-х годов XVIII века на участке дома 5 по 2-й линии В. О. стоял деревянный дом. Первый установленный владелец — армейский поручик Бургарц, последний — «предприимчивый крестьянин-умелец С. А. Абросимов», который в 1880-х годах открыл здесь мастерскую по изготовлению мебели, а также рам для картин и икон. Связан этот адрес и с именем живописца Ильи Репина — он жил здесь в 1871 году.
На топографическом плане 1934 года дом еще есть. А вот уже в 1950-х годах, как свидетельствуют исследователи, его место заняла «простая металлическая ограда», отделяющая от улицы участок 5. Похоже, деревянного дома не стало во время войны — попала ли в него вражеская бомба, или в одну из блокадных зим разобрали на дрова, доподлинно не известно.
Наверное, даже среди самых рьяных сторонников сохранения наследия немного найдется тех, кто будет сегодня настаивать на необходимости воссоздания деревянного здания. Но образовавшийся разрыв в единой линии фронта застройки нуждается в заполнении. И, может быть, стоит теперь направить все силы на выработку оптимального архитектурного решения?
Что, впрочем, никак не избавляет надзорное ведомство от проведения расследования и привлечения к ответственности нарушивших закон чиновников, а исполнительную власть — от необходимости обеспечить соблюдение всех законных интересов и прав граждан.
Татьяна ЛИХАНОВА