Блокада «территории смыслов»
900 трагических ленинградских дней глазами нового министра образования
После публикации «Новой» о выступлении тогда еще будущего министра образования Ольги Васильевой на молодежном форуме «Территория смыслов» написали десятки СМИ. Некоторые высказывания Васильевой были настолько одиозными, что их тут же растащили на цитаты. Однако недоумевающее общество оставило без внимания рассуждения Васильевой о ленинградской блокаде, отличавшиеся весьма свободным обращением с фактами.
Накануне 75-й годовщины с начала блокады мы бы хотели еще раз напомнить читателям ту часть выступления, которая касалась трагической даты.
«Будет не один еще мост…»
К чести аудитории вопросы Васильевой задавали не только удобные и приятные. Молодежь пыталась докапываться до сути и настаивать на своем. Так, молодой человек спросил, нормально ли называть мост именем Ахмата Кадырова, «человека, который обещал убить всех русских», притом что именем лейтенанта Абухажи Идрисова, который во время блокады спасал жизни ленинградцев, ничего не названо.
Вряд ли молодой человек готовил провокацию. Но Ольга Васильева на всякий случай его успокоила: «Я его [вопрос] ни в коей мере не считаю провокационным. Хотя у вас был такой подтекст… надо назвать другим именем… Вы знаете, я считаю, что это большой политический прежде всего момент. Я считаю, что этот момент с точки зрения временной был необходим. Более того, я вам другое скажу: у нас в районе Бутово есть улица Ахмата Кадырова, которая, кстати, при ее наименовании тоже вызывала ряд дискуссий. Поэтому здесь с точки зрения политического момента все было сделано выверенно.
И я думаю, что будет не один еще мост… и героев блокады было столько много, я думаю, что там не один мост питерцы посвятят действительно героической истории города».
Оставим за скобками качество речи теперь уже министра образования. Важен вектор: власти все сделали правильно, в соответствии с текущим моментом. Это было повторено как заклинание, тогда как сам вопрос юноши остался без ответа.
Героев блокады действительно много: это большинство блокадников, выживших или погибших. В городе построено 342 моста, имеющих исторические названия. Их явно не хватит, даже если переименовать все. Число жертв блокады до сих пор с точностью не установлено. Данные колеблются от 700 тысяч человек до полутора миллионов. Точные цифры погибших воинов, защитников Ленинграда, тоже невозможно назвать: много незахороненных останков до сих пор лежит по периметру города. Ни установление точного числа жертв блокады, ни полное захоронение солдатских останков никогда не были для власти приоритетом.
Общество не готово к правде
«По сегодняшний день большая часть документов по истории блокады закрыта, и тот самый знаменитый двухтомник, который удалось издать при Валентине Ивановне к трехсотлетию города, он является уникальным источником блокадного города, потому что все остальные документы…» (Тут мысль обрывается.)
Что же случилось со «всеми остальными документами»? Почему они до сих пор закрыты? Васильева сообщает это как данность (позже, отвечая на вопрос, почему в 1991 году архивы открывались, а теперь, наоборот, закрываются, она скажет, что общество еще не готово к восприятию многих фактов). Уточним: огромнейший массив архивных документов, касающихся блокады Ленинграда, находится в открытом доступе и отчасти опубликован. Желающие могут составить истинную картину того, что происходило внутри города и на рубежах обороны.
Если что и закрыто, так это документы, хранящиеся в архивах НКВД, например сведения о том, как в блокаду снабжался продовольствием Смольный.
Теперь о «том самом знаменитом двухтомнике», который «удалось (!) издать при Валентине Ивановне». Можно предположить, что речь идет о действительно ставшей бестселлером уникальной книге историка Никиты Ломагина «Неизвестная блокада». Но вышел двухтомник в 2002 году, а губернатором Матвиенко стала в конце сентября 2003-го. Поддерживал проект, в частности, фонд Сороса, ныне запрещенный (книги, изданные при его поддержке, недавно жгли «истинные патриоты»). Но госпоже Васильевой важно «подверстать» власть к выходу знаменитой книги. А Валентина Ивановна действительно причастна, но не к книге, а к установлению мемориальной доски Григорию Романову, который сделал в свое время все, чтобы другое знаменитое издание – «Блокадная книга» Д. Гранина и А. Адамовича не вышла в Ленинграде.
Кстати, кроме двухтомника Ломагина, за последние годы вышли книги историка блокады Сергея Ярова, в том числе «Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941–1942 гг.»; базовый, насыщенный архивными документами, обязательный к прочтению всем, кто хочет разобраться в ленинградском блокадном феномене, двухтомник Геннадия Соболева «Ленинград в борьбе за выживание в блокаде». Вышли блокадные дневники, хранящиеся в фондах Музея обороны и блокады, блокадные дневники, подготовленные Петербургским институтом истории РАН, полный блокадный дневник Ольги Берггольц и многое другое... Это к вопросу о том, что большая часть документов по блокаде закрыта.
Нет у нас улицы Юры Рябинкина
Вспоминая свой разговор со священником, который пережил блокаду и в феврале 42-го года ходил в Князь-Владимирский собор, Ольга Васильева поражается: «Вот удивительна опять же история блокадного города… пять городских церквей и три кладбищенских не закрывались ни на одну секунду […] Немцы знали, что люди ходят туда… И в Пасху 42-го года была самая сильная бомбежка…»
Во-первых, в блокадном городе (включая северный пригород) действовало 11 церквей. Кроме того, в городе работала синагога.
Во-вторых, Пасха 1942 года была в ночь с 4 на 5 апреля. Но три волны сильнейших бомбежек были связаны все же не с ней, а с совпавшей по времени операцией по уничтожению немцами кораблей Балтийского флота, стоявших на Неве, в черте города (операция «Айсштосс»). Наша противовоздушная оборона сработала прекрасно, самим кораблям существенного ущерба нанесено не было. Но основная масса бомбардировщиков отбомбилась по жилым кварталам. Страшно пострадал весь город, а не только православные верующие. (А. В. Буров. Блокада день за днем)
Далее Ольга Васильева цитирует священника Бориса Васильева (речь снова идет о феврале): «…и я вижу картину, которая осталась у меня навсегда, ничего более страшного в своей жизни, пройдя всю войну, я не видел… девочка двенадцати лет на саночках везла, видимо, маму умершую, наклонилась, чтобы завязать шнурок, и так замерзла…» И госпожа Васильева резюмирует: «Вот я считаю, отвечая на ваш вопрос, что у нас должны быть улицы, посвященные и этой девочке, и этому священнику, который прошел всю войну».
Жаль, что госпожа Васильева, рассказывая молодежи эту страшную историю, не добавила: во многом по вине руководства города в Ленинграде осталось очень много не эвакуированных детей.
Гибли в первую очередь именно они. Этот факт отмечен и в дневниках ленинградцев. Например, у И. Зеленской читаем: «5/12–41. А детей в Ленинграде невероятно много, будто их и вовсе не вывозили. Очень страшно за них». («Записки оставшейся в живых…» СПб., 2014). Или у Л. Ходоркова: «4/I–42. На снегу навзничь лежит девочка 10–11 лет. Умирает. Стонет перед смертью. Равнодушно проходят. У Дома Красной Армии замерзает плохо одетый мальчик лет 8. Рыдает, кричит: «мама, мама!» Никто не обращает внимания» («Ленинградцы. Блокадные дневники из фондов Государственного мемориального Музея обороны и блокады Ленинграда». СПб., 2014).
Но ни именем той девочки, ни именем того священника ни одна улица названа не была. Когда уже в постсоветское время Даниил Гранин обратился к властям города с предложением дать одной из улиц имя погибшего мальчика Юры Рябинкина, чей потрясающий воображение дневник включен в «Блокадную книгу», его не услышали.
Окончание мысли госпожи Васильевой о том, кому еще следует посвятить улицы, выглядит так: «и, наверное, политическим лидерам, которые делают всё возможное, чтобы сейчас удерживать ситуацию, которая, как вы знаете, очень сложная…»
Именно так. В один ряд с блокадниками, которых действительно можно причислить к лику святых, госпожа Васильева в некоем почти религиозном экстазе ставит и нынешних политических лидеров.
***
Выросли новые поколения российских граждан, которые не имеют практически никакого представления об одной из величайших трагедий ХХ века – ленинградской блокаде. Многие десятилетия истинное знание о блокаде замалчивалось властями. Музея блокады, достойного пережитой народом катастрофы, в городе (и стране) нет. «Урок Ленинграда для человечества» (А. Адамович) остался во многом «закрытым уроком». И мифотворчество, в которое, точно следы заметая, ударились нынешние российские чиновники, – не прибавляет ни знания, ни памяти, без которых гордость за свою страну не стоит ломаного гроша.