Гражданин, пройдемте

Три буквы, от которых мороз бежал за ворот. Они менялись, иногда их даже становилось четыре: ВЧК, НКВД, МГБ, КГБ, ФСК, ФСБ. Неизменной оставалась суть. Как пел Александр Галич:
«И сказал мой черт:
Ну как, старина,
Ну как же мы порешим?
Подпишем союз и айда
в стремена,
И еще чуть-чуть погрешим!»
Только один раз они подрастеряли свою железную уверенность – после августа 1991-го. Но не надолго.


В 1968 году в один из августовских рассветов город Львов задрожал, задребезжали стекла. Это танки уходили из города. Это самолеты взлетали с аэродромов. Я включил радио «Свобода». Чехи кричали из студии: «Русские люди, нас убивают. На улицах ваши танки. Женя Евтушенко, Белла Ахмадулина, где вы?» В том же 68-м в студенческом театре мы поставили пьесу Славомира Мрожека. За день до премьеры начальник особого отдела Политехнического института с остекленевшими от ненависти глазами кричал нам: «Я вас на Колыму загоню, падлы!» Спектакль зарубили.
В густопсовозастойное время, не желая служить большевикам, ушел я со второго курса факультета журналистики в пожарную охрану. В отделение пропаганды и агитации. Писать где, что и как сгорело. Но как только подал заявление о переходе на заочное отделение, в деканате велели мне позвонить в... ректорат. А телефончик, между прочим, как потом выяснилось, – Большого дома.
Встречу мне назначили в холле гостиницы «Ленинград». Старлей КГБ Андрей Богатырев. И сулил он мне золотые горы, МГИМО и собкорство за бугром. А я ему: руки вам не подам, они у вас в крови по локти. И выше.
Полгода старлей мне кровь створаживал. Пока не сказал я ему: «Еще раз мне позвонишь, брошусь с крыши, тут же на Литейном, а перед этим листовки разбросаю – мол, в моей смерти прошу винить... Заскрипел он зубами, подписку с меня взял: «Клянусь, никому, никогда, ни при каких обстоятельствах не разглашать...»
Но еще тогда, осенью 1975 года, сказал старлей Богатырев:
– Ты что, думаешь, мы не видим, в каком маразме и Брежнев и кореши его? Мы еще возьмем власть в свои руки. Мы покажем, какая организация в этой стране самая мощная.
Как в воду глядел старлей Богатырев. Взяли они власть в свои руки. И будто вновь все повторилось...
Поступил я на службу дежурным сторожем Дома офицеров, что на Литейном, 20. Сутки через трое. Первое дежурство аккурат четвертого сентября этого года случилось. Беслан был накануне. Всю ночь я слушал радио. Две пачки сигарет извел. Плакал. А на дежурстве схлестнулся с тремя пьяными офицерами ФСБ. Им жалко было по 60 рублей заплатить, чтобы на танцы пройти. Удостоверениями размахивали. А после танцев решили еще и на свадьбу заявиться, что в банкетном зале гуляла. А я их не пустил.
Четырнадцатого октября заступил я как обычно. В 15.00 позвонила дама. И рассказала, что ее муж всю жизнь получал матпомощь и лекарства на улице Воинова – нынче Шпалерной. Но уже несколько дней, как все пять телефонов этой конторы не отвечают. «Но я же на Литейном. И до Шпалерной мне никак. Пост не могу покинуть. А муж ваш в каких войсках служил?» «В КГБ», – с гордостью отвечает она. – «А наш-то Дом офицеров армии и флота, и, слава богу, мы никакого отношения к КГБ не имеем!» – «Так что, – голос дамы завибрировал, – теперь всех кагэбэшников убить надо?» «Да неплохо бы», – сказал я... Это, была, конечно, шутка.
Но дальше разговор пошел нервный. И кончился тем, что я дал ей телефон дежурного по ФСБ, посоветовав обращаться туда: они должны помочь старому кадру. Ровно через пять минут раздался новый звонок. И суровый мужской голос загремел:
– Говорит полковник Андриянов! Это вы хотите убить всех кагэбэшников?
Я постарался объясниться. Но полковник уже бросил трубку.
Ровно через пять минут как из-под земли выскочили замначальника Дома офицеров Красноштанов и начальница отдела кадров Давыдова. И повели меня в кабинет к полковнику Кириллову. Начальник Дома был багровым. Приказал доложить, что произошло. Я начал было, но он оборвал:
– Быстро напишите заявление об уходе. И расстанемся по-хорошему.
Когда я вышел из Дома офицеров, на часах было 15.15...
Назавтра, в пятницу, пошел получать зарплату. На ступеньках помпезного здания, построенного по указу Николая II, стоял полковник Кириллов. Кстати, в те времена, когда построили этот дом, офицеры армии и флота чинам тайной полиции руки не подавали. И домой приглашать брезговали.
– Постойте, – обратился ко мне полковник. – Вы на меня не обижаетесь? Вы не виноваты, эта дама просто в маразме... Но, понимаете, полковник Андриянов, начальник особого отдела нашего округа приказал вас уволить.
Все я понимаю, товарищ Кириллов. И мне вас искренне жаль.
А вот интересно, какой пост занимает сейчас товарищ Богатырев? Неужто не нашлось ему теплого места в Кремле?

Виктор ТЕРЁШКИН
фото Дмитрий КОЩЕЕВ