«перестройка была подарком истории»

Борис Стругацкий

– Борис Натанович, сейчас отмечают двадцатилетие перестройки. Связывали ли вы с ней какие-то надежды? Сбылись ли они?
– Для меня перестройка всегда означала прежде всего выход из империи лжи в мир свободы. И в той мере, в какой этот выход реализовался, сбылись и мои надежды. Перестройка была чудом и подарком истории, мы ведь обречены были сгнить в болоте застоя, но сделали все-таки рывок вперед, по дороге прогресса, и это, на мой взгляд, замечательно!
– Ходили ли вы когда-нибудь на митинги?
– В начале перестройки ходил, причем с большим удовольствием. Сейчас – здоровье уже не то, но защищать свободу слова, наверное, выполз бы и сейчас.
– Во время недавних акций протеста, связанных с «законом о монетизации», сложилась невиданная ранее «право-левая» коалиция: вместе действуют коммунисты и яблочники, лимоновцы и социал-демократы... Как вы это расцениваете?
– По-моему, ничего такого уж особенного в таких коалициях нет. Идеологические противники политически объединяются при возникновении общей опасности. Если бы в 1932 году Сталин не запретил немецким коммунистам объединиться накануне выборов с немецкими социал-демократами, фашизм в Германии, может быть, и не прошел бы – по крайней мере тогда, в начале тридцатых. Нынешние попытки «впрячь в одну телегу коня и трепетную лань» вполне естественны, но, боюсь, бесперспективны. Никуда эта телега не поедет. Одно вовремя произнесенное слово президента перевесит в глазах электората любые, сколь-угодно дерзкие и справедливые, призывы объединенной оппозиции.
    – Одни говорят, что задача противостояния тоталитаризму важнее, чем разногласия между демократами и коммунистами. Другие считают, что демократы не должны ни при каких обстоятельствах выступать вместе с коммунистами, а участвуя с ними в общих акциях, они теряют своих избирателей. Ваша точка зрения, как традиционного избирателя демократов: возможен ли тактический союз в такой ситуации? Или каждый должен бороться в своем идеологическом углу?
– Не знаю. Это вопрос политической практики. Откровенно говоря, президент, со всеми его контрдемократическими выпадами, мне, признаюсь, все-таки симпатичнее коммунистов-сталинистов и хулиганов-нацболов. Увидеть всю эту националистическую шоблу у власти или даже «при власти» – в бреду страшно себе представить. Но я понимаю: политическая практика имеет свои законы. И во имя защиты той же свободы слова и предпринимательства можно идти на самые странные союзы, лишь бы удалось притормозить партию бюрократов, дорвавшуюся до кормила. Боюсь только, что все это – «оппозиция бессильных» и проку от нее будет чуть.
– По результатам всех социологических опросов, число тех, кто готов голосовать за демократов, даже объединившихся, неуклонно сокращается. Мечтать о такой поддержке, какая была в 1990 году, когда демократы триумфально выиграли выборы, им даже не приходится. Почему, на ваш взгляд?
– Тут много причин, они неоднократно обсуждались и хорошо известны. Прежде всего, конечно, – разочарование в реформах. Неумелый пиар самих демократов. Их разобщенность. А кроме того, менталитет наш, традиционная склонность наша к авторитаризму и к жизни по принципу «барин нас рассудит».
– Нужны новые лидеры демократического фланга, старые (Явлинский, Немцов, Хакамада и другие) уже надоели, от них устали, говорят многие. Нужны ли? И кто мог бы в этом качестве выступить?
– Не знаю. Я от старых лидеров отнюдь не устал, они меня вполне устраивают. Но тут ведь дело не в лидерах и не во мне – население устало: устало ждать улучшений, устало надеяться на какой-нибудь решительный просвет впереди. А усталость эта порождает и ожидание Нового Лидера в том числе. Я такового не вижу пока. Я вообще не уверен, что сегодня возможно такое политическое явление – Новый Лидер либерального толка – не демагог, не националист, не державник. «Такие нынче времена».
– Может ли такой лидер возникнуть не из недр номенклатуры, а быть «внесистемным», как в свое время Гавел или Валенса?
– Лидером может, на мой взгляд, стать и Каспаров, и Рыжков, и Хакамада, это все известные люди с заслуженной репутацией. Но это – на мой взгляд. Электорат, я подозреваю, думает иначе. И, наверное, принял бы нового, «внесистемного» лидера на ура. Это должен быть человек известный, порядочный, энергичный, готовый принести себя в жертву политике... Я таких не вижу сейчас. Но это не значит, конечно, что таких нет вообще.
– Как демократам работать в ситуации, когда практически нет публичной трибуны, доступа к эфиру, а бизнес ясно предупредили о репрессиях в отношении тех, кто будет поддерживать оппозицию? Ходить по квартирам и собирать митинги?
– А почему бы и нет? Не самый плохой метод политической работы. И не такой уж малоэффективный. Только вот и власть ведь это тоже понимает. Так что за одно это право «ходить по квартирам и собирать митинги» предстоит борьба и нешуточная.
– Есть ли политическое будущее у «Единой России», или от этого проекта Кремль откажется и заменит его на какой-нибудь другой?
– А зачем? Пока проект работает неплохо. И всегда есть реальная возможность, если понадобится, отпочковать от ЕР «своих» левых и «своих» правых. Это – вопрос политтехнологии, и не более того.
– В эфире государственных телевизионных каналов мы видим некий параллельный мир, где старики вовремя получают пенсии и лекарства, где действуют замечательный президент и умное правительство, единодушно поддерживаемые народом, а против выступает лишь жалкая кучка маргиналов. В общем, все примерно так, как было 20–30–40 лет назад... Вы до сих пор считаете, что у нас есть свобода слова?
– В конце концов, это вопрос терминологический. До тех пор, пока мы с вами имеем возможность разговаривать так, как разговариваем сейчас, и пока существует в стране хоть дюжина изданий, готовых эти разговоры опубликовать, – до тех пор свобода слова у нас есть. Ибо ситуация эта принципиально отличается от той, что была 20–30–40 лет назад.

Беседовал Борис ВИШНЕВСКИЙ
фото ИНТЕРПРЕСС