Уважаемые читатели! По этому адресу находится архив публикаций петербургской редакции «Новой газеты».
Читайте наши свежие материалы на сайте федеральной «Новой газеты»

История лошади

24 марта 2005 10:00 / Мнения

12 февраля в очередном выпуске «Петербургской линии» под рубрикой «Мнение» была напечатана моя статья «Сварливый старческий задор». Основная ее мысль такова: «Совершенно очевидно, что у борцов с монетизацией отобрали совсем не то, о чем они плачутся. На самом деле у них отнят сжигатель времени... Пуста или полна жизнь человека в старости, зависит от него... Того, кто рьяно требует от государства, чтобы оно хоть лопнуло, но поддержало биологические функции его организма, хочется спросить: а зачем? Чтобы пустое бессмысленное существование длилось бесконечно? Потому что те, у кого оно не пусто и не бессмысленно, – они-то ведь не требуют. Внутреннее достоинство не позволяет. Да и просто за недосугом».
Статья вызвала разноречивые оценки и отклики. Однако публиковать мнение тех, кто с ней согласен, незачем, ибо оно уже высказано – мною. Зато публикация противоположных мнений как раз отвечает цели проекта «ПЛ»: предоставлять трибуну для свободного бесцензурного высказывания самых разных взглядов (если, конечно, это интеллектуальный продукт, а не продукт жизнедеятельности). Что мы сегодня и делаем.

Дмитрий ЦИЛИКИН,
редактор проекта «Петербургская линия»


Позиция г-на Циликина, проводящего демаркационную линию между участвующими и не участвующими в митингах стариками по принципу духовного развития, обозначена как «Мнение» и претендует на некоторую эксклюзивность. Из нее следует, что Циликин путает борьбу за гражданские права с дианоэтическими (умственными) добродетелями. Между тем призывы смириться пред государевой волей давно разносятся из другого лагеря. Не Новая ли газета воспроизводила стенограмму думского заседания по поводу отмены льгот, на котором Жириновский гневно кричал, имея в виду ту же убогую бабку с тележкой: «Куда она едет?! Пусть дома сидит!» Интересно, что один из репортажей в программе «Время», посвященный социологическому опросу среди стариков, – кто поддерживает реформу, кто нет и почему, – завершился схожим выводом: люди плохо образованные вообще более агрессивны, они качают права всеми возможными способами, в том числе и выходя на митинг; люди хорошо образованные готовы с улыбкой на лице терпеливо ждать милостей от государства. Из чего следует: для того, чтобы сделать вывод о внутреннем убожестве митингующих, не обязательно быть радикальным журналистом – достаточно быть депутатом Госдумы или, в крайнем случае, корреспондентом Первого канала.
Традиция воспевания духовности в условиях отсутствия политических свобод родилась не в статье Циликина. У нее много авторитетных сторонников: Г. Померанц когда-то удачно сравнил советского человека с деревом: дерево не может двигаться и поэтому растет высоко вверх. Советскому в условиях постоянного отсутствия политических свобод некуда было бежать, и поэтому он наращивал духовный потенциал. Это было написано по поводу приобретенного в сталинских лагерях опыта. Раньше, правда, был В. Шаламов с «Колымскими рассказами» и с доказательствами, что необходимость физически выживать выбрасывает человека за пределы человеческого, но это мнение не столь изящно и не укрепляет национального самосознания. С. Аверинцев также был убежденным проповедником необходимости восточного деспотизма для взращивания духовности: «На пространствах старых ближневосточных деспотий был накоплен такой опыт нравственного поведения в условиях укоренившейся политической несвободы, который и не снился греко-римскому миру». Ему в свое время пытался возразить покойный ныне специалист по античности Ю. В. Андреев: «...именно греки были первым народом в истории человечества, которому удалось отучить своих начальников пускать в ход кулаки и палки при каждом удобном случае, и этот опыт для нас несравненно более ценен, чем опыт строителей пирамид и зиккуратов». Кажется, точку в этой дискуссии так и не поставили – а сегодня она бы пригодилась. Зиккураты построены, и бывшие строители вдруг отказались безропотно сносить очередную зуботычину от властей предержащих и демонстрировать «колоссальный опыт нравственного поведения в условиях укоренившейся политической несвободы».
Я, разумеется, на стороне тех, кто осмеливается вякать (ведь и сам журналист Циликин пишет не для чего-нибудь, а для газеты). Права сегодня ущемляют у всех – и у тех, кто прется на другой конец города за картошкой, и у тех, кто в кабинетной тиши осваивает новейший компьютер. Пресловутые «бабки с тележками», в силу образа жизни, раньше прочувствовали это ущемление. Тут дело не в уме, не в добродетели, а исключительно в скорости реакции и в гражданской активности. Между прочим, гражданские свободы в том и состоят, чтобы тратить пенсионное время по собственному усмотрению (хочу – еду за картошкой на 20 коп. дешевле, хочу – иду на митинг), а не ждать указаний, когда следует сидеть дома во имя соблюдения высших государственных интересов.
Государство кровно заинтересовано в том, чтобы старички себе тихо померли, не теряя «внутреннего достоинства»; власти предержащие всеми силами внушают им сегодня эту душеспасительную мысль, в основном – посредством государственных телеканалов. Я не думаю, что порядочный человек должен присоединяться к этой точке зрения.
У Оруэлла в «Скотском хуторе» есть такой персонаж – лошадь по имени Боксер, который не смог научиться читать, зато всю жизнь работал во имя неясной цели, как бы плохо ни приходилось; при любых социальных потрясениях он приговаривал: «Я буду работать еще лучше», и работал, работал, работал. А когда он совсем состарился, ослеп и не мог «работать еще лучше», свиньи (правители свободного животного царства) вызвали для него фургончик, в котором, как уверили они остальных, Боксера отвезут в рай для престарелых лошадей, где зеленые лужайки и т. д. Разумеется, его свезли на живодерню. Вот я и думаю: если бы Боксер до последней минуты на хуторе осваивал компьютер, не поднимая головы, или руководил творческой лошадиной молодежью – спасло бы это его от погрузки в заветный фургончик? Впрочем, если б он лягался, это его тоже вряд ли бы спасло. Ближайшая мораль, которую можно извлечь из персональной истории Боксера – не надо было изначально выбирать в правители красноречивых свиней. Следует, однако, проговорить до конца: если бы режим людей не поменяли на режим свиней, едва ли судьба Боксера была более счастливой, ибо он относится к разряду тех несчастных существ, которых, по истечении срока годности, неизбежно отправляют вместо пенсии на живодерню.

Татьяна ШОЛОМОВА