Жизнь прожить – не море переплыть

У незаурядных людей бывает своя личная, доминирующая черта характера. Напор, скажем, целеустремленность. Или – юмор, умение смеяться (хотя бы и сквозь слезы) над безумным миром. Для Валерия Романовского его друзья находят другое ключевое слово: обаяние. Способность располагать людей к взаимной открытости.
И дело, наверное, не во внешней красоте (за которую друзья окрестили его Аленом Делоном). Скорее – в душевном благородстве.
– Он как будто нес в себе притягательный заряд, – вспоминают сослуживцы. С каким бы коллективом ни свела судьба, у него тут же складывался круг почитателей и подражателей.
Вот только остроумие и талант иногда оборачивались для него другой стороной: превосходство рождает и черную зависть. Сильно ли она отравляла ему жизнь? До адмиральских звезд он, во всяком случае, так и не дослужился, закончил действительную службу командиром Лиепайской бригады подводных лодок (в отличие от некоторых своих однокашников по училищу имени Фрунзе или Военно-морской академии, возглавляющих сегодня российский ВМФ).
Это скорее исключение, чем правило, – такие времена переустройства и созидания, когда яркая индивидуальность помогает вознестись и удержаться. А девяностые оказались просто безвременьем. И бывший советский флот стал в Прибалтике лишним; не только корабли, но прежние жизненные ценности шли на слом. Размывались цели и задачи, – а с ними и смысл бытия для военных моряков.
Валерий не стал дожидаться исхода с этого – ставшего теперь чужим – побережья. Уехал в Петербург, сменил командирскую должность на почетно-административную, возглавив факультет в училище имени Попова.
Военные вузы деморализация тогда тоже не обошла стороной: изрядная часть курсантов стремились уйти на гражданку сразу после выпуска. Сейчас сюда шли не за романтикой и честью, а за дипломом. Ну и еще за избавлением от лямки рядового-срочника.
– Так ведь Валера и тут снискал всеобщее признание! – поражается его друг, капитан первого ранга Сергей Апрелев. – И у тех, кто учился, и у тех, кто учил. В годы, когда престиж профессии упал ниже некуда, бывший комбриг заботился о сохранении традиций, прививал ребятам любовь к флоту.
Для него возрастных и идеологических барьеров не было. Как вспоминают сослуживцы, начальник факультета легко находил общий язык и с двадцатилетними, и с ровесниками.
– Понимаете, он был как связующее звено между поколениями, – продолжает Сергей Апрелев. – Сегодня здесь, возле Вечного огня на Серафимовском, собрались его ученики, однокашники, соседи... Их огромное множество, а ведь это еще далеко не все: с других флотов, помимо Балтийского, от его друзей, которые не смогли приехать лично, идет поток телеграмм.
Сам Сергей Апрелев выехал из Северодвинска совсем не на похороны: всего за несколько часов до смерти Валерия они по телефону договаривались о встрече на вокзале. В голову не приходило такое; да разве шестьдесят – это возраст? Правда, врачи предупреждали Романовского, что сердце не мешало бы подлечить (а он отмахивался: недосуг). И вот – в ночь с 10 на 11 ноября Валерий Федорович уснул и уже не проснулся.
Остались сыновья. Воспоминания окружающих. И его литературное творчество: бывший командир субмарин и войсковых соединений два с половиной года назад взялся за перо, успел создать около тридцати сюжетов. Публиковал их в интернете; а сейчас его рассказы готовит к печати Международная ассоциация ветеранов-подводников.
Передо мной один из них. О несчастной подлодке, в которую наспех и насмех встроили пусковую шахту (после чего к кораблю, деформированному такой «хирургией», намертво пристало прозвище Ракетная Грыжа). О житье-бытье экипажа, о смекалке, позволяющей с малыми потерями обходить самодурскую инициативу сверху. О жизни, в ее смешном уродстве и в красоте.
В свое время Христофору Колумбу за его свершения был присвоен почетный титул «Адмирал моря-океана».
Валерий Романовский большой карьеры не сделал. Но по своему влиянию на окружающих мог бы удостоиться хоть и менее громкого, но не менее достойного звания. Ну, скажем, «Адмирал человеческих симпатий».

Дмитрий ПОЛЯНСКИЙ