Уважаемые читатели! По этому адресу находится архив публикаций петербургской редакции «Новой газеты».
Читайте наши свежие материалы на сайте федеральной «Новой газеты»

Пустые глаза войны

7 октября 2002 10:00

Иду по осеннему продрогшему Петербургу и вспоминаю, на каких выставках пришлось побывать за последние месяцы. Весной, в ледоход, ходили с сыном на фотовыставку газеты «Коммерсант». Начало лета запомнилось огромной очередью в Эрмитаж - на выставку Клода Моне. И вот - осень. И снова фотовыставка. В маленьком, с жилую комнату, зальчике тихо. Несколько человек стоят у стены с густо навешенными на стенд портретами детей. Какой-то журналист уже успел окрестить ее стеной плача, у которой никто не плачет. А другой говорит, что глаза у детишек пустые. Оператор одного из телеканалов пожимает плечами: «Ну и что? Это же естественно - война». Аншлага на выставке нет. Толпы жителей и гостей культурной столицы в эти же часы ломятся на десятки других выставок и презентаций, но только не сюда. Ведь тут, в отделении правозащитной организации «Мемориал» на улице Рубинштейна, предлагают не импрессионизм, не арт, а глаза. Глаза детей Чечни. И кто сегодня осмелится заглянуть в них?





Кто осмелится увидеть в них не пустоту, а правду - той их единственной войны, которую многомиллионный народ России поддержал и словом и делом, голосуя за знаменитую программу - «мочить в сортире»... Кто не отведет взгляда от этих глаз, видевших, как бомбят и грабят их дома, убивают и насилуют их сестер и матерей, как превращаются в прах улицы их городов и сел, погребая под руинами детство, которого и не было у этих малышей. Какое детство, какое счастье?! Что это такое, с чем его едят? Вот на стене портрет пятилетнего крохи из палаточного лагеря в Назрани. В массе аудиокассет, записанных мною в Ингушетии и Чечне, есть и его голос. Но и без пленки я помню все, что он сказал. Из всех слов человеческого общения ребенок вот уже несколько лет умеет говорить только одно-единственное и твердит его постоянно: «Хлеба, хлеба, хлеба...»
А что видели глаза вот той семилетней девчушки в розовом платьице? Как бомба иглой пронзила их шестнадцатиэтажный дом и через несколько минут он превратился в небольшую серую горку с торчащими из нее арматуринами. Там, под бетоном и железом, остались навсегда ее мама и братья, ее куклы и цветные карандаши.
А этот мальчишка-весельчак? Чего он смеется? А он всегда смеется. И головой беспрестанно трясет. После того, как от его семидесятилетнего дедушки остались в подвале лишь черные угли. Маленькие такие уголечки. В одну пеленку от сгоревшей сестрички вместились... Еще и еще - бледные щеки, сжатые губы и глаза, названные кем-то из коллег пустыми...
Прийти на выставку и посмотреть на этих ребятишек - это значит признать и свою ответственность за преступления, творимые на Кавказе. Причастны ли мы к ним? А разве не так? И не надо морочить себе мозги про рыбу, гниющую с головы. Глупость эта произносится лишь во имя самоуспокоения. А еще говорят иногда про ту самую пресловутую слезинку ребенка. Уже сколько лет мы все считаем и считаем эту одну-единственную слезинку - наш ГОСТом утвержденный образ для выражения чувства сострадания. Давно бы пора уже оставить в покое эту слезинку в чужих глазах и заглянуть в свои - в них-то хоть что-нибудь есть?..
Тоскливо было на этом вернисаже не столько от лиц этих чеченских малышей, сколько от чувства безнадежности и осознания того, что мотает и мотает нас по заколдованному кругу истории и, который раз за века, все цивилизованное и гуманное разгоняется по углам и подвалам. Опять - и выставка такая, и правозащитная деятельность, да и демократия как таковая тоже - все снова оказывается в положении сектантства, гонимо и, дружно, под старо-новый гимн, электоральным большинством презираемо.

Владимир КИВЕРЕЦКИЙ
Фото автора