Приплыли: набережная европы
Архитектурный конкурс проектов застройки Набережной Европы прошел вполне в духе современных политических российских выборов: с игнорированием общественных интересов, предсказуемостью результата и горечью в сухом остатке
Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен
На ознакомление с проектами выделили неполную неделю — экспозиция открылась 2 марта, а уже 10-го жюри объявило победителя. Каким образом удалось осуществить обещанный учет общественного мнения, остается загадкой — тем более что многие печатные СМИ и вовсе оказались лишены возможности оперативно донести до горожан необходимую информацию из-за невыхода изданий в праздничные дни, когда типографии не работали. Не допустили прессу и на обсуждение проектов членами Совета по сохранению культурного наследия — впервые за всю историю его существования заседание 5 марта проводилось за закрытыми дверями. Еще накануне пресс-служба КГИОП проводила аккредитацию на это мероприятие, однако, когда эксперты Совета собрались в зале инвестиционных проектов, журналистов попросили выйти вон.
Как пояснил официальный представитель организаторов выставки Александр Перминов, решение о закрытом характере встречи было принято «по личной просьбе Веры Анатольевны Дементьевой и членов Совета». Такие запретительные меры, по словам Перминова, были вызваны необходимостью защитить членов жюри от возможного давления. Хотя присутствовавшие эксперты Совета в состав жюри и не входили. И никто из них не подтвердил нашему корреспонденту, что обращался к организаторам с просьбой защитить их от «давления» прессы. Напротив, опрошенные нами эксперты выразили свое недоумение, а то и горячее возмущение предпринятыми мерами информационной безопасности. Так, Александр Марголис охарактеризовал их как «форменное безобразие».
Другие припоминали, что подобное имело место лишь единожды, при рассмотрении на Градостроительном совете проектных предложений по «Охта-центру» — тогда, правда, в зал пытались не пустить не только журналистов, но даже некоторых членов градсовета.
Алексей Комлев, вынужденный оправдываться за отсутствующую Веру Дементьеву, дал довольно путаные объяснения: мол, это и не заседание Совета вовсе, а просто ознакомление с конкурсными работами и предварительный обмен мнениями. Притом что официальные приглашения, полученные членами Совета накануне, содержали анонс именно заседания Совета с указанием повестки дня из трех пунктов (один из них — обсуждение проектов Набережной Европы).
Диктует бизнес
Как сообщил «Новой» Александр Марголис, не получила поддержки Совета ни одна из представленных на конкурс работ. Всего, напомним, их было пять: свое видение развития данной территории представили тандем Евгения Герасимова и Сергея Чобана, «Студия 44» Никиты Явейна, Жозе Рафаэль Монео (Испания), Марио Ботта (Швейцария) и Дэвид Чипперфильд (Великобритания). Эксперты, отмечая отдельные частные оригинальные решения, оказались единодушны в том, что все проекты внеконтекстны и абсолютно не считаются с петербургской градостроительной традицией и окружающей исторической застройкой.
— Как будто в чистое поле пришли, — замечает исполнительный директор Международного фонда им. Лихачева Александр Кобак. — Каждый из представленных вариантов мог бы появиться где угодно — хоть в Лахте, хоть в любом ином месте.
Впрочем, такой печальный итог во многом был предопределен выданным архитекторам заданием. Которое содержало жесткие требования по кубатуре и квадратуре выдаваемых на-гора коммерческих и жилых площадей, но никак не учитывало интересов охраны памятников.
— К сожалению, мы видим укоренившуюся в последнее время тенденцию эксплуатации исторических видов. И тут она достигла своей кульминации, — полагает Кобак. — Участок максимально забит, все чрезвычайно плотно, полное отсутствие воздуха. Создается ощущение, что была задача выжать максимально возможную прибыль из этой территории. И архитекторы оказались заложниками поставленных условий.
Для столь масштабного вмешательства в самый центр исторического Петербурга — в какой-то сотне метров от Петропавловской крепости и Стрелки Васильевского острова! — требуется прежде обсуждать само конкурсное задание.
На этом настаивали и другие члены Совета, возмущенные тем, что в очередной раз профессиональную общественность ставят перед свершившимся фактом, дозволяя лишь выпустить пар в ходе обсуждения последствий уже запущенного и, по всей видимости, необратимого процесса.
Позиция же тех, кто не обсуждает, а решает, нашла весьма красноречивое выражение в ремарке члена жюри, экс-главы КГА Александра Викторова: «Предложения по организации пространства диктует бизнес, и с ним нужно считаться».
Победа брюха над духом
Представляя итоги конкурса, губернатор Матвиенко охарактеризовала предложенную к освоению территорию как «последнее пропущенное звено в ансамбле набережных Невы».
Как тут же не вспомнить и другую цитату из ВИМ: «Мы не работаем в интересах инвесторов — мы работаем в интересах города!» Казалось бы, синтез двух этих заявок и мог дать оптимальное решение. Совершенно очевидно, что Институту прикладной химии, десятилетиями заражавшему эту землю отходами производства ракетного топлива, здесь не место. Но почему при формировании условий конкурса перво-наперво не ставился вопрос: а как в интересах города лучше использовать это место?
— Оно всегда понималось прежде всего как место общественное, — напоминает историк архитектуры, профессор Владимир Лисовский. — Для территории Тучкова Буяна в 1913 году несколько петербургских архитекторов спроектировали каждый свой вариант — систему зданий общественного назначения. Которые должны были принадлежать всему городу и служили бы для искусства, выставок, разного рода конгрессов и съездов, для спорта. Эта идея не получила осуществления. В 1914 году на соседней территории — на том самом Ватном острове, о котором сейчас речь, — предлагалось создать стадион на 30 тысяч человек. В советское время, под руководством архитектора Баранова тут планировалось создать зеленую зону в составе большого центрального городского парка, который должен был распространяться от площади Революции (Троицкой) через зеленые насаждения вокруг Петропавловской крепости на нынешнюю территорию Набережной Европы, дальше через Петровский остров до островов в дельте Невы. В результате осуществления этого чрезвычайно нужного грандиозного замысла могли быть созданы настоящие легкие нашего города!
Заметим, что создание такой единой зеленой зоны было включено в план послевоенного восстановления Ленинграда, — согласитесь, едва ли истерзанный блокадой и разрушенный бомбардировками город меньше нуждался в деньгах, нежели теперь.
По мнению члена Совета, архитектора Рафаэля Даянова, Петербург сегодня просто задыхается, ему остро не хватает садов и парков.
Но нынче, похоже, важнее оказываются не здоровые легкие для всего мегаполиса, а сытое брюхо отдельных инвесторов.
Об интересах города как единого уникального исторического памятника говорить тоже не приходится.
— Представления проектировщиков о Набережной Европы добавляют мало принципиально нового в архитектуру Петроградской стороны, — полагает Даянов. — Плотная жилая застройка, почти полное отсутствие зелени и простора, это не новый архитектурный ансамбль, а жилой квартал.
Эксперты Совета полагают, что планы освоения территории Ватного острова нельзя было рассматривать в отрыве от решения облика Тучкова Буяна и нового жилого комплекса, который возводится на месте снесенных зданий на углу Мытнинской набережной и Зоологического переулка.
— С градостроительной точки зрения Тучков Буян представляет собой единую территорию, — подчеркивает Владимир Лисовский. — Сейчас она разрублена бессмысленно поставленным сплошь остекленным корпусом, который отделил территорию Тучкова Буяна от Ватного острова навсегда. И тем самым, конечно, затруднил и сделал хуже по качеству любые градостроительные решения, которые здесь будут приниматься.
Упомянутая профессором шестиэтажная стеклянная громада, заметим, проросла из разрешения на строительство небольшого кафе быстрого питания.
Помнится, Валентина Ивановна, совершая объезд Петроградского района, была крайне возмущена видом этого монстра, окончательно обезобразившего зону вокруг дворца спорта «Юбилейный». И устроила публичный разнос вице-губернатору Александру Вахмистрову, так и не сумевшему дать внятных объяснений — каким образом кафешка трансформировалась в гигантский коммерческий комплекс. Молвил лишь, опустив очи долу: «Трудно отказать, когда инвестор потратил много времени, полтора года собирал согласования, которые ему тоже не даром даются…» В общем, как по Маршаку: «за время пути собачка могла подрасти».
Полигон в историческом центре
Самое пристальное внимание дальнейшему развитию истории с застройкой Набережной Европы и прилегающих территорий намерен уделять Фонд имени Лихачева.
С 2006 года имя академика, первого Почетного гражданина Петербурга носит скромная площадь на спуске с Биржевого моста. Принятию этого решения предшествовала довольно бурная дискуссия — противники выбора именно этого места высказывали опасения, что Набережную Европы могут застроить «черт знает как», и такое соседство обратит дань памяти главному защитнику нашего города в зримое надругательство над делом всей его жизни. Осенью прошлого года на площади Лихачева установили стелу из красного гранита с бронзовым портретом академика. По замыслу авторов, облик памятного знака должен напоминать фрагмент стены петербургского дома. По злой иронии судьбы, от близлежащего здания бывшего университетского общежития не осталось теперь даже фрагмента. Александр Кобак пока не теряет надежды на то, что хотя бы удастся заблаговременно ознакомиться с проектом «элитного» комплекса, который начали здесь возводить:
— Необходимо посмотреть, как он будет взаимодействовать с проектом «Набережной Европы», может ведь получиться полный разнобой… Пока же проектировщики совершенно не учитывают фронта застройки площади Лихачева. Сочетание старого и нового, да еще в таком небывалом объеме — чрезвычайно ответственное дело. Это уникальный полигон, исторический Петербург еще не видел эксперимента такого масштаба. Но вот насколько архитекторы справятся с поставленной задачей?
Стилистика победившего проекта Герасимова-Чобана представляется эксперту «несколько тяжеловесной». Хотя, как отмечает Кобак, авторы и попытались приблизиться к стилистике петербургской. Итог, правда, вызывает больше аллюзий, отсылающих к сталинской неоклассике (что, заметим, тоже едва ли можно счесть подходящим обрамлением площади имени репрессированного академика).
Первыми жертвами разворачивающегося на Набережной Европы полигона станут расположенные здесь исторические здания — кирпичные корпуса бывшей таможни и винных складов, выстроенных по проекту архитектора Марфельда, определены под снос.
Несколько лет назад их исключили из списков выявленных объектов культурного наследия. Хотя, по оценкам авторитетного специалиста в области промышленной архитектуры Маргариты Штиглиц, «это очень интересные и вполне добротные сооружения, которые могли бы обогатить среду новой застройки».
Тем не менее вынесенный старинным зданиям приговор объявлен не подлежащим обжалованию. Якобы их стены настолько пропитаны вредными продуктами жизнедеятельности ГИПХа, что обеззараживанию не подлежат. Хотя Маргарита Сергеевна вспоминает о двух проведенных экспертизах: первая, сделанная еще при главном архитекторе Олеге Харченко, была не столь категорична в выводах и допускала возможность нейтрализации действия вредных веществ. Вторая, проведенная ближе к старту реализации проекта «Набережная Европы», шансов на выживание этим объектам наследия уже не оставила.
— Я не специалист в области экологии, и мне трудно судить, насколько справедливы выводы последней экспертизы, — замечает Маргарита Штиглиц. — Да, сохранение подобных объектов не дает кротких денег, но может в перспективе быть выгодным делом, дать прибыль и чисто эстетическую, и экономическую. Традиционные здания придают застройке особую ауру, особую ценность. Что подтверждает и мировой опыт. Когда люди приводят их в порядок, грамотно приспосабливают под современные нужды — они говорят, что получают дополнительный бренд. Своего рода дополнительная реклама, признак стабильности, традиционности этой фирмы. А это уже экономика. Наверное, нужна еще одна, независимая и объективная экологическая экспертиза, непредвзятая. Чтобы достоверно установить — можно сохранить, приспособить старинные корпуса или нет. Общий недостаток всех представленных проектов в том, что они очень жесткие, разрушают историческое окружение. А если бы старинные здания были включены, они задали бы масштаб и внесли живописный контекст, заставили организовать вокруг более интересную застройку. Но в условиях конкурса не было задачи их сохранить.
Балет как повод для прыжка вверх
Недоумение экспертов Совета вызвало и то, что за рамки конкурса оказалось вынесено архитектурное решение Дворца танца Бориса Эйфмана. А ведь именно под предлогом поддержки современного балета еще в конце 1990-х и стали раскручивать идею застройки этого места. Теперь же губернатор Матвиенко объявила, что состязание проектов на строительство Дворца танца стартует в конце марта, после подведения итогов конкурса базовых проектов Набережной Европы. Как можно рассматривать общее вне контекста ключевого объекта? Ведь именно таким его и представляли, объясняя нарушение высотного регламента исключительной, доминирующей ролью храма Терпсихоры.
О выдающейся роли представлений Эйфмана, у которого облаченный в малиновый пиджак «Онегинъ-online» знакомится с Татьяной в ночном клубе времен бандитского Петербурга, пусть судят театральные критики. Совершенно очевидно лишь то, что постановщик, выбирающий в качестве фоновой декорации к «Онегину» вантовый мост –«один из символов современного Петербурга», и заказчик «Набережной Европы», как говорится, нашли друг друга. Деньги, амбиции, коммерческая составляющая — активно эксплуатируемые термины в речи обоих.
Оно, собственно, было бы их личным диагнозом, когда бы дело не касалось облика Петербурга. Довольно трудно объяснить интересами города, а не инвесторов продавленное Смольным решение — поднять максимальную высотную планку для места дислокации Дворца танца до 40 метров. Если не по понятиям, а по закону (ведь именно так, как уверяет Валентина Ивановна, мы начали жить в Петербурге с принятием новых градостроительных документов) — то территория Набережной Европы это зона регулируемой застройки первой категории, подконтрольная КГИОП. Тут высота застройки была определена сообразно режимам зон охраны — 23,5 м по набережной Невы, 28 метров — со стороны проспекта Добролюбова, переулка Талалихина и площади Лихачева, до 31 м — допустимое повышение застройки в глубине квартала.
Однако КГИОП предпочел самоустраниться от вмененного ему в обязанность контроля. И высотный максимум в 40 метров установили Правилами землепользования и застройки — хотя по закону ими в зоне ЗРЗ-1 высоты не регламентируются. Можно припомнить, как комиссия по землепользованию и застройке именно по этой причине отклонила не один десяток предложений по высотным доминантам, так и записав в протоколе: «Зона ответственности КГИОП», туда-де и обращайтесь.
Так ради чего пошли на нарушение закона? Неужели и тут — в интересах города, а не инвесторов? Но какую пользу принесет историческому Петербургу уничтожение вида на Князь-Владимирский собор (прихожанином которого, кстати, был Дмитрий Лихачев, здесь его и отпевали)? И кто, собственно, определил в данном конкретном случае эту самую пользу?
Жюри, выбравшее «лучшее решение», в большинстве своем состояло из представителей заказчика (ВТБ) и смольнинских чиновников, а возглавили его губернатор Валентина Матвиенко и глава ВТБ Андрей Костин. В том, что пальма первенства достанется Герасимову–-Чобану (ранее уже доказавшим свое умение «договариваться» с этим заказчиком на организованном ВТБ конкурсе проектов бизнес-центра «Невская ратуша»), мало кто сомневался. Кстати, именно мастерская «Евгений Герасимов и партнеры» еще в 2004 году разработала базовую концепцию функционального зонирования и объемно-планировочного решения комплекса Набережной Европы по заказу ООО «Петербург Сити» (тогда — инвестора проекта). А в материалах СМИ, посвященных криминальной подоплеке смены собственников-застройщиков данного участка, мелькала и фамилия Чобана — упоминался, в частности, осуществленный ООО «Петербург Сити» платеж в пользу ООО «Архитектурное бюро Ильин. Чобан» (сущая безделица — что-то чуть больше 30 тысяч долларов).
Нынче проект Герасимова--Чобана поддержали лишь трое из профессиональных архитекторов, включенных в состав жюри конкурса Набережной Европы. Причем один из них — глава Петербургского Союза архитекторов Владимир Попов — тут же признался, что сделал это «без удовольствия».
Ну до удовольствия ли тут эстетического, когда, по определению другого члена жюри, президента Союза архитекторов России Андрея Бокова, в наше время для архитекторов «квадратный метр стал основной заботой».
Одна из самых красивых градостроительных идей: проект создания единого зеленого пояса — Центрального городского парка, с включением территории современной Набережной Европы
(План восстановления Ленинграда, архитектор Н. В. Баранов)
1 — Центральный городской парковый район Кронверк;
2 — то же. Петровский остров;
3 — Приморский парк Победы
Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен
На ознакомление с проектами выделили неполную неделю — экспозиция открылась 2 марта, а уже 10-го жюри объявило победителя. Каким образом удалось осуществить обещанный учет общественного мнения, остается загадкой — тем более что многие печатные СМИ и вовсе оказались лишены возможности оперативно донести до горожан необходимую информацию из-за невыхода изданий в праздничные дни, когда типографии не работали. Не допустили прессу и на обсуждение проектов членами Совета по сохранению культурного наследия — впервые за всю историю его существования заседание 5 марта проводилось за закрытыми дверями. Еще накануне пресс-служба КГИОП проводила аккредитацию на это мероприятие, однако, когда эксперты Совета собрались в зале инвестиционных проектов, журналистов попросили выйти вон.
Как пояснил официальный представитель организаторов выставки Александр Перминов, решение о закрытом характере встречи было принято «по личной просьбе Веры Анатольевны Дементьевой и членов Совета». Такие запретительные меры, по словам Перминова, были вызваны необходимостью защитить членов жюри от возможного давления. Хотя присутствовавшие эксперты Совета в состав жюри и не входили. И никто из них не подтвердил нашему корреспонденту, что обращался к организаторам с просьбой защитить их от «давления» прессы. Напротив, опрошенные нами эксперты выразили свое недоумение, а то и горячее возмущение предпринятыми мерами информационной безопасности. Так, Александр Марголис охарактеризовал их как «форменное безобразие».
Другие припоминали, что подобное имело место лишь единожды, при рассмотрении на Градостроительном совете проектных предложений по «Охта-центру» — тогда, правда, в зал пытались не пустить не только журналистов, но даже некоторых членов градсовета.
Алексей Комлев, вынужденный оправдываться за отсутствующую Веру Дементьеву, дал довольно путаные объяснения: мол, это и не заседание Совета вовсе, а просто ознакомление с конкурсными работами и предварительный обмен мнениями. Притом что официальные приглашения, полученные членами Совета накануне, содержали анонс именно заседания Совета с указанием повестки дня из трех пунктов (один из них — обсуждение проектов Набережной Европы).
Диктует бизнес
Как сообщил «Новой» Александр Марголис, не получила поддержки Совета ни одна из представленных на конкурс работ. Всего, напомним, их было пять: свое видение развития данной территории представили тандем Евгения Герасимова и Сергея Чобана, «Студия 44» Никиты Явейна, Жозе Рафаэль Монео (Испания), Марио Ботта (Швейцария) и Дэвид Чипперфильд (Великобритания). Эксперты, отмечая отдельные частные оригинальные решения, оказались единодушны в том, что все проекты внеконтекстны и абсолютно не считаются с петербургской градостроительной традицией и окружающей исторической застройкой.
— Как будто в чистое поле пришли, — замечает исполнительный директор Международного фонда им. Лихачева Александр Кобак. — Каждый из представленных вариантов мог бы появиться где угодно — хоть в Лахте, хоть в любом ином месте.
Впрочем, такой печальный итог во многом был предопределен выданным архитекторам заданием. Которое содержало жесткие требования по кубатуре и квадратуре выдаваемых на-гора коммерческих и жилых площадей, но никак не учитывало интересов охраны памятников.
— К сожалению, мы видим укоренившуюся в последнее время тенденцию эксплуатации исторических видов. И тут она достигла своей кульминации, — полагает Кобак. — Участок максимально забит, все чрезвычайно плотно, полное отсутствие воздуха. Создается ощущение, что была задача выжать максимально возможную прибыль из этой территории. И архитекторы оказались заложниками поставленных условий.
Для столь масштабного вмешательства в самый центр исторического Петербурга — в какой-то сотне метров от Петропавловской крепости и Стрелки Васильевского острова! — требуется прежде обсуждать само конкурсное задание.
На этом настаивали и другие члены Совета, возмущенные тем, что в очередной раз профессиональную общественность ставят перед свершившимся фактом, дозволяя лишь выпустить пар в ходе обсуждения последствий уже запущенного и, по всей видимости, необратимого процесса.
Позиция же тех, кто не обсуждает, а решает, нашла весьма красноречивое выражение в ремарке члена жюри, экс-главы КГА Александра Викторова: «Предложения по организации пространства диктует бизнес, и с ним нужно считаться».
Победа брюха над духом
Представляя итоги конкурса, губернатор Матвиенко охарактеризовала предложенную к освоению территорию как «последнее пропущенное звено в ансамбле набережных Невы».
Как тут же не вспомнить и другую цитату из ВИМ: «Мы не работаем в интересах инвесторов — мы работаем в интересах города!» Казалось бы, синтез двух этих заявок и мог дать оптимальное решение. Совершенно очевидно, что Институту прикладной химии, десятилетиями заражавшему эту землю отходами производства ракетного топлива, здесь не место. Но почему при формировании условий конкурса перво-наперво не ставился вопрос: а как в интересах города лучше использовать это место?
— Оно всегда понималось прежде всего как место общественное, — напоминает историк архитектуры, профессор Владимир Лисовский. — Для территории Тучкова Буяна в 1913 году несколько петербургских архитекторов спроектировали каждый свой вариант — систему зданий общественного назначения. Которые должны были принадлежать всему городу и служили бы для искусства, выставок, разного рода конгрессов и съездов, для спорта. Эта идея не получила осуществления. В 1914 году на соседней территории — на том самом Ватном острове, о котором сейчас речь, — предлагалось создать стадион на 30 тысяч человек. В советское время, под руководством архитектора Баранова тут планировалось создать зеленую зону в составе большого центрального городского парка, который должен был распространяться от площади Революции (Троицкой) через зеленые насаждения вокруг Петропавловской крепости на нынешнюю территорию Набережной Европы, дальше через Петровский остров до островов в дельте Невы. В результате осуществления этого чрезвычайно нужного грандиозного замысла могли быть созданы настоящие легкие нашего города!
Заметим, что создание такой единой зеленой зоны было включено в план послевоенного восстановления Ленинграда, — согласитесь, едва ли истерзанный блокадой и разрушенный бомбардировками город меньше нуждался в деньгах, нежели теперь.
По мнению члена Совета, архитектора Рафаэля Даянова, Петербург сегодня просто задыхается, ему остро не хватает садов и парков.
Но нынче, похоже, важнее оказываются не здоровые легкие для всего мегаполиса, а сытое брюхо отдельных инвесторов.
Об интересах города как единого уникального исторического памятника говорить тоже не приходится.
— Представления проектировщиков о Набережной Европы добавляют мало принципиально нового в архитектуру Петроградской стороны, — полагает Даянов. — Плотная жилая застройка, почти полное отсутствие зелени и простора, это не новый архитектурный ансамбль, а жилой квартал.
Эксперты Совета полагают, что планы освоения территории Ватного острова нельзя было рассматривать в отрыве от решения облика Тучкова Буяна и нового жилого комплекса, который возводится на месте снесенных зданий на углу Мытнинской набережной и Зоологического переулка.
— С градостроительной точки зрения Тучков Буян представляет собой единую территорию, — подчеркивает Владимир Лисовский. — Сейчас она разрублена бессмысленно поставленным сплошь остекленным корпусом, который отделил территорию Тучкова Буяна от Ватного острова навсегда. И тем самым, конечно, затруднил и сделал хуже по качеству любые градостроительные решения, которые здесь будут приниматься.
Упомянутая профессором шестиэтажная стеклянная громада, заметим, проросла из разрешения на строительство небольшого кафе быстрого питания.
Помнится, Валентина Ивановна, совершая объезд Петроградского района, была крайне возмущена видом этого монстра, окончательно обезобразившего зону вокруг дворца спорта «Юбилейный». И устроила публичный разнос вице-губернатору Александру Вахмистрову, так и не сумевшему дать внятных объяснений — каким образом кафешка трансформировалась в гигантский коммерческий комплекс. Молвил лишь, опустив очи долу: «Трудно отказать, когда инвестор потратил много времени, полтора года собирал согласования, которые ему тоже не даром даются…» В общем, как по Маршаку: «за время пути собачка могла подрасти».
Полигон в историческом центре
Самое пристальное внимание дальнейшему развитию истории с застройкой Набережной Европы и прилегающих территорий намерен уделять Фонд имени Лихачева.
С 2006 года имя академика, первого Почетного гражданина Петербурга носит скромная площадь на спуске с Биржевого моста. Принятию этого решения предшествовала довольно бурная дискуссия — противники выбора именно этого места высказывали опасения, что Набережную Европы могут застроить «черт знает как», и такое соседство обратит дань памяти главному защитнику нашего города в зримое надругательство над делом всей его жизни. Осенью прошлого года на площади Лихачева установили стелу из красного гранита с бронзовым портретом академика. По замыслу авторов, облик памятного знака должен напоминать фрагмент стены петербургского дома. По злой иронии судьбы, от близлежащего здания бывшего университетского общежития не осталось теперь даже фрагмента. Александр Кобак пока не теряет надежды на то, что хотя бы удастся заблаговременно ознакомиться с проектом «элитного» комплекса, который начали здесь возводить:
— Необходимо посмотреть, как он будет взаимодействовать с проектом «Набережной Европы», может ведь получиться полный разнобой… Пока же проектировщики совершенно не учитывают фронта застройки площади Лихачева. Сочетание старого и нового, да еще в таком небывалом объеме — чрезвычайно ответственное дело. Это уникальный полигон, исторический Петербург еще не видел эксперимента такого масштаба. Но вот насколько архитекторы справятся с поставленной задачей?
Стилистика победившего проекта Герасимова-Чобана представляется эксперту «несколько тяжеловесной». Хотя, как отмечает Кобак, авторы и попытались приблизиться к стилистике петербургской. Итог, правда, вызывает больше аллюзий, отсылающих к сталинской неоклассике (что, заметим, тоже едва ли можно счесть подходящим обрамлением площади имени репрессированного академика).
Первыми жертвами разворачивающегося на Набережной Европы полигона станут расположенные здесь исторические здания — кирпичные корпуса бывшей таможни и винных складов, выстроенных по проекту архитектора Марфельда, определены под снос.
Несколько лет назад их исключили из списков выявленных объектов культурного наследия. Хотя, по оценкам авторитетного специалиста в области промышленной архитектуры Маргариты Штиглиц, «это очень интересные и вполне добротные сооружения, которые могли бы обогатить среду новой застройки».
Тем не менее вынесенный старинным зданиям приговор объявлен не подлежащим обжалованию. Якобы их стены настолько пропитаны вредными продуктами жизнедеятельности ГИПХа, что обеззараживанию не подлежат. Хотя Маргарита Сергеевна вспоминает о двух проведенных экспертизах: первая, сделанная еще при главном архитекторе Олеге Харченко, была не столь категорична в выводах и допускала возможность нейтрализации действия вредных веществ. Вторая, проведенная ближе к старту реализации проекта «Набережная Европы», шансов на выживание этим объектам наследия уже не оставила.
— Я не специалист в области экологии, и мне трудно судить, насколько справедливы выводы последней экспертизы, — замечает Маргарита Штиглиц. — Да, сохранение подобных объектов не дает кротких денег, но может в перспективе быть выгодным делом, дать прибыль и чисто эстетическую, и экономическую. Традиционные здания придают застройке особую ауру, особую ценность. Что подтверждает и мировой опыт. Когда люди приводят их в порядок, грамотно приспосабливают под современные нужды — они говорят, что получают дополнительный бренд. Своего рода дополнительная реклама, признак стабильности, традиционности этой фирмы. А это уже экономика. Наверное, нужна еще одна, независимая и объективная экологическая экспертиза, непредвзятая. Чтобы достоверно установить — можно сохранить, приспособить старинные корпуса или нет. Общий недостаток всех представленных проектов в том, что они очень жесткие, разрушают историческое окружение. А если бы старинные здания были включены, они задали бы масштаб и внесли живописный контекст, заставили организовать вокруг более интересную застройку. Но в условиях конкурса не было задачи их сохранить.
Балет как повод для прыжка вверх
Недоумение экспертов Совета вызвало и то, что за рамки конкурса оказалось вынесено архитектурное решение Дворца танца Бориса Эйфмана. А ведь именно под предлогом поддержки современного балета еще в конце 1990-х и стали раскручивать идею застройки этого места. Теперь же губернатор Матвиенко объявила, что состязание проектов на строительство Дворца танца стартует в конце марта, после подведения итогов конкурса базовых проектов Набережной Европы. Как можно рассматривать общее вне контекста ключевого объекта? Ведь именно таким его и представляли, объясняя нарушение высотного регламента исключительной, доминирующей ролью храма Терпсихоры.
О выдающейся роли представлений Эйфмана, у которого облаченный в малиновый пиджак «Онегинъ-online» знакомится с Татьяной в ночном клубе времен бандитского Петербурга, пусть судят театральные критики. Совершенно очевидно лишь то, что постановщик, выбирающий в качестве фоновой декорации к «Онегину» вантовый мост –«один из символов современного Петербурга», и заказчик «Набережной Европы», как говорится, нашли друг друга. Деньги, амбиции, коммерческая составляющая — активно эксплуатируемые термины в речи обоих.
Оно, собственно, было бы их личным диагнозом, когда бы дело не касалось облика Петербурга. Довольно трудно объяснить интересами города, а не инвесторов продавленное Смольным решение — поднять максимальную высотную планку для места дислокации Дворца танца до 40 метров. Если не по понятиям, а по закону (ведь именно так, как уверяет Валентина Ивановна, мы начали жить в Петербурге с принятием новых градостроительных документов) — то территория Набережной Европы это зона регулируемой застройки первой категории, подконтрольная КГИОП. Тут высота застройки была определена сообразно режимам зон охраны — 23,5 м по набережной Невы, 28 метров — со стороны проспекта Добролюбова, переулка Талалихина и площади Лихачева, до 31 м — допустимое повышение застройки в глубине квартала.
Однако КГИОП предпочел самоустраниться от вмененного ему в обязанность контроля. И высотный максимум в 40 метров установили Правилами землепользования и застройки — хотя по закону ими в зоне ЗРЗ-1 высоты не регламентируются. Можно припомнить, как комиссия по землепользованию и застройке именно по этой причине отклонила не один десяток предложений по высотным доминантам, так и записав в протоколе: «Зона ответственности КГИОП», туда-де и обращайтесь.
Так ради чего пошли на нарушение закона? Неужели и тут — в интересах города, а не инвесторов? Но какую пользу принесет историческому Петербургу уничтожение вида на Князь-Владимирский собор (прихожанином которого, кстати, был Дмитрий Лихачев, здесь его и отпевали)? И кто, собственно, определил в данном конкретном случае эту самую пользу?
Жюри, выбравшее «лучшее решение», в большинстве своем состояло из представителей заказчика (ВТБ) и смольнинских чиновников, а возглавили его губернатор Валентина Матвиенко и глава ВТБ Андрей Костин. В том, что пальма первенства достанется Герасимову–-Чобану (ранее уже доказавшим свое умение «договариваться» с этим заказчиком на организованном ВТБ конкурсе проектов бизнес-центра «Невская ратуша»), мало кто сомневался. Кстати, именно мастерская «Евгений Герасимов и партнеры» еще в 2004 году разработала базовую концепцию функционального зонирования и объемно-планировочного решения комплекса Набережной Европы по заказу ООО «Петербург Сити» (тогда — инвестора проекта). А в материалах СМИ, посвященных криминальной подоплеке смены собственников-застройщиков данного участка, мелькала и фамилия Чобана — упоминался, в частности, осуществленный ООО «Петербург Сити» платеж в пользу ООО «Архитектурное бюро Ильин. Чобан» (сущая безделица — что-то чуть больше 30 тысяч долларов).
Нынче проект Герасимова--Чобана поддержали лишь трое из профессиональных архитекторов, включенных в состав жюри конкурса Набережной Европы. Причем один из них — глава Петербургского Союза архитекторов Владимир Попов — тут же признался, что сделал это «без удовольствия».
Ну до удовольствия ли тут эстетического, когда, по определению другого члена жюри, президента Союза архитекторов России Андрея Бокова, в наше время для архитекторов «квадратный метр стал основной заботой».
Татьяна ЛИХАНОВА
Фото ИНТЕРПРЕСС