Красный бор впадает в неву
О плачевном состоянии полигона токсичных отходов «Красный Бор» известно не первый год. Даже городские чиновники не скрывают опасность обстановки на этом объекте, но при этом умудряются смотреть в будущее с оптимизмом. Более того, в 2009 году полигон начал активно заключать договора на прием десятков тон опасных отходов из других регионов страны. О жутковатой реальности нам стало известно от заместителя главного инженера «Красного Бора» Ольги Морозовой.
Полигон отходов все более превращается в испытательный — для петербуржцев и собственных сотрудников
— Ольга Николаевна, какова сейчас ситуация с переработкой и захоронением токсичных отходов в Красном Бору?
— Ситуация очень опасная. По этому поводу я обращалась к Валентине Матвиенко. Жидкие, горючие токсичные отходы не обезвреживаются. У нас для этого существуют установки термического обезвреживания, но фактически полигон этим не занимается. Чтобы работали эти установки, необходим мазут. Он приобретается за счет бюджета города и частично за счет полигона. Деньги на приобретение мазута поступают, расходуются, а установки не работают. Потому что на самом деле топлива нет.
— Они не работают именно из-за отсутствия топлива?
— Да, из-за отсутствия топлива. Простаивают. А ямы, где мы складируем эти жидкие и твердые токсичные отходы, переполняются. Поскольку обезвреживание и выпаривание не ведется, емкостей не хватает. Чтобы принимать новые отходы, полигон их просто сбрасывает. Стоят насосы для перекачки отходов к термическим установкам. Но через эти насосы отходы спускают во внутренние кюветы полигона, которые потом соединяются с наружными кюветами для осушения. Для токсичных стоков они никак не предназначены. Дальше отходы идут в центральный магистральный канал. Тот, в свою очередь, соединяется с ближайшими водными объектами — река Большая Ижора, а дальше Нева. Действующих очистных сооружений на полигоне нет. Они построены, но в эксплуатацию не введены.
— Как я понимаю, проблема сброса стоков носит не разовый, а системный характер. Как давно все это происходит?
— Такая плачевная ситуация сложилась не вчера. Когда меня пригласили на завод, здесь действительно была очень тяжелая обстановка. Полигон был на грани остановки, потому что не было ни одной лицензии. Не было лицензии на недра, кончалась лицензия на основной вид деятельности. Договора аренды земли отсутствовали напрочь. Для решения этих проблем меня и пригласил предыдущий руководитель предприятия Александр Анатольевич Перлов. Он очень мало отработал — всего полгода. Думаю, просто сбежал от того, как Комитет природопользования заставляет осваивать предназначенные для полигона бюджетные средства. Очистных нет, с мазутом очень странные действия происходят, стройка не ведется.
— Увеличение мощностей полигона реально сейчас происходит?
— Нет, это только громкие заявления, а работы пока даже и близко нет. И вообще ничего по стройке не делается. У нас был проект строительства новых мощностей завода. На сегодняшний день делается корректировка готового проекта. В какой части корректировка, мы не знаем. Этим занимается конкретно Комитет по природопользованию, через него идут бюджетные деньги на корректировку проекта. Нас они в известность не ставят.
Меня трясет от этого безобразия. Тем более я сама видела, как отходы стекают. Жалею, что не фотографировала.
— Руководство полигона как-то реагировало на то, что вы неоднократно жаловались на происходящее?
— В апреле меня уволили по статье за прогул. А сделали так: отправили на медкомиссию и зафиксировали прогул. Но я восстановилась на работе в августе. Естественно, руководитель недоволен. Вот, видите, ликвидировал мой кабинет: компьютера нет, факса нет, даже телефон убрали, чтобы я не имела связи ни с кем. Этот телефонный аппарат я принесла сама. Естественно, той работы, которой я занималась, мне не поручают. В ноябре принесли приказ о сокращении моей должности — 23 января последний день рабочий.
— Вы упомянули в начале разговора, что обращались к губернатору по поводу происходящего…
— Было много обращений. А ответы знаете какие? «Все хорошо». Мои обращения отправляют на разбирательство в Комитет по природопользованию. А комитет разве о себе будет плохо говорить? Замкнутый круг. Думаю, тот руководитель полигона, который у нас сегодня поставлен, просто удобен председателю комитета для всех этих операций.
— К чему приведут поставки токсичных отходов со всей России при нынешних реалиях работы предприятия?
— Мы получили лицензию на утилизацию отходов только по Петербургу и области. Мы не имеем права перерабатывать отходы из других регионов. Но отходы все равно поступают. Например, петербургские перевозчики привозят. Знаю, что в договорном отделе даже рассматривается вопрос о приеме отходов с Дальнего Востока. Пестициды принимаются вообще втихаря. Видимо, договариваются напрямую с самим директором.
— А насколько захоронение пестицидов опасный процесс?
— Обычно они без переработки сваливаются и глиной присыпаются. Толщина глины должна быть хотя бы полметра, но у нас для экономии емкостей комитет запрещает использовать глину. Просто сталкивают в яму, и все.
— То есть сверху все остается открытым?
— Да. Когда эти пестициды захораниваются, сотрудники травятся! Я на себе дважды испытала: в горле горечь, как будто гриппозное состояние. Жалуешься директору, говорит: «Иди лечись» или еще что-нибудь…
Ольга Морозова
— Ольга Николаевна, какова сейчас ситуация с переработкой и захоронением токсичных отходов в Красном Бору?
— Ситуация очень опасная. По этому поводу я обращалась к Валентине Матвиенко. Жидкие, горючие токсичные отходы не обезвреживаются. У нас для этого существуют установки термического обезвреживания, но фактически полигон этим не занимается. Чтобы работали эти установки, необходим мазут. Он приобретается за счет бюджета города и частично за счет полигона. Деньги на приобретение мазута поступают, расходуются, а установки не работают. Потому что на самом деле топлива нет.
— Они не работают именно из-за отсутствия топлива?
— Да, из-за отсутствия топлива. Простаивают. А ямы, где мы складируем эти жидкие и твердые токсичные отходы, переполняются. Поскольку обезвреживание и выпаривание не ведется, емкостей не хватает. Чтобы принимать новые отходы, полигон их просто сбрасывает. Стоят насосы для перекачки отходов к термическим установкам. Но через эти насосы отходы спускают во внутренние кюветы полигона, которые потом соединяются с наружными кюветами для осушения. Для токсичных стоков они никак не предназначены. Дальше отходы идут в центральный магистральный канал. Тот, в свою очередь, соединяется с ближайшими водными объектами — река Большая Ижора, а дальше Нева. Действующих очистных сооружений на полигоне нет. Они построены, но в эксплуатацию не введены.
— Как я понимаю, проблема сброса стоков носит не разовый, а системный характер. Как давно все это происходит?
— Такая плачевная ситуация сложилась не вчера. Когда меня пригласили на завод, здесь действительно была очень тяжелая обстановка. Полигон был на грани остановки, потому что не было ни одной лицензии. Не было лицензии на недра, кончалась лицензия на основной вид деятельности. Договора аренды земли отсутствовали напрочь. Для решения этих проблем меня и пригласил предыдущий руководитель предприятия Александр Анатольевич Перлов. Он очень мало отработал — всего полгода. Думаю, просто сбежал от того, как Комитет природопользования заставляет осваивать предназначенные для полигона бюджетные средства. Очистных нет, с мазутом очень странные действия происходят, стройка не ведется.
— Увеличение мощностей полигона реально сейчас происходит?
— Нет, это только громкие заявления, а работы пока даже и близко нет. И вообще ничего по стройке не делается. У нас был проект строительства новых мощностей завода. На сегодняшний день делается корректировка готового проекта. В какой части корректировка, мы не знаем. Этим занимается конкретно Комитет по природопользованию, через него идут бюджетные деньги на корректировку проекта. Нас они в известность не ставят.
Меня трясет от этого безобразия. Тем более я сама видела, как отходы стекают. Жалею, что не фотографировала.
— Руководство полигона как-то реагировало на то, что вы неоднократно жаловались на происходящее?
— В апреле меня уволили по статье за прогул. А сделали так: отправили на медкомиссию и зафиксировали прогул. Но я восстановилась на работе в августе. Естественно, руководитель недоволен. Вот, видите, ликвидировал мой кабинет: компьютера нет, факса нет, даже телефон убрали, чтобы я не имела связи ни с кем. Этот телефонный аппарат я принесла сама. Естественно, той работы, которой я занималась, мне не поручают. В ноябре принесли приказ о сокращении моей должности — 23 января последний день рабочий.
— Вы упомянули в начале разговора, что обращались к губернатору по поводу происходящего…
— Было много обращений. А ответы знаете какие? «Все хорошо». Мои обращения отправляют на разбирательство в Комитет по природопользованию. А комитет разве о себе будет плохо говорить? Замкнутый круг. Думаю, тот руководитель полигона, который у нас сегодня поставлен, просто удобен председателю комитета для всех этих операций.
— К чему приведут поставки токсичных отходов со всей России при нынешних реалиях работы предприятия?
— Мы получили лицензию на утилизацию отходов только по Петербургу и области. Мы не имеем права перерабатывать отходы из других регионов. Но отходы все равно поступают. Например, петербургские перевозчики привозят. Знаю, что в договорном отделе даже рассматривается вопрос о приеме отходов с Дальнего Востока. Пестициды принимаются вообще втихаря. Видимо, договариваются напрямую с самим директором.
— А насколько захоронение пестицидов опасный процесс?
— Обычно они без переработки сваливаются и глиной присыпаются. Толщина глины должна быть хотя бы полметра, но у нас для экономии емкостей комитет запрещает использовать глину. Просто сталкивают в яму, и все.
— То есть сверху все остается открытым?
— Да. Когда эти пестициды захораниваются, сотрудники травятся! Я на себе дважды испытала: в горле горечь, как будто гриппозное состояние. Жалуешься директору, говорит: «Иди лечись» или еще что-нибудь…
Беседовал Василий КРАВЦОВ