Уважаемые читатели! По этому адресу находится архив публикаций петербургской редакции «Новой газеты».
Читайте наши свежие материалы на сайте федеральной «Новой газеты»

О замечательных людях

26 апреля 2010 10:00

С автором письма солидарны правозащитник Ю. Рыбаков, писатель И. Вербловская, заслуженная артистка России, автор проекта «Дети Колымы» Л. Дмитриева.

Письмо читателя к читателю: о биографии Сталина и конце великой русской литературы, после которой — все позволено

23 апреля в рамках Санкт-Петербургского международного книжного салона состоялось празднование 120-летия серии «Жизнь замечательных людей», выпускаемой издательством «Молодая гвардия». На стенде издательства среди множества книг этой известной и любимой многими поколениями читателей серии было представлено объемное сочинение писателя С. Рыбаса «Сталин». Эта биография, охарактеризованная издателем Вадимом Эрлихманом как лояльная, и оказалась в центре разговора.
Искренне сожалею, что не располагаю стенограммой этой удивительной беседы. Поэтому могу только передать общую логику выступлений читателей (в их числе оказались писатели Ирина Вербловская, Яков Гордин и Николай Коняев, актриса Лариса Дмитриева, президент Петербургского общества библиофилов Станислав Ларьков, правозащитник Юлий Рыбаков и я), писателей (Дмитрия Быкова, Юрия Зобнина и Валерия Попова) и издателя (заместителя главного редактора «Молодой гвардии» Вадима Эрлихмана).




Читатели
Читатели, будучи уверенными пользователями русского языка, истолковали слово «замечательный» так, как оно определяется в словарях: «необыкновенный, возбуждающий удивление, восторг; выдающийся; превосходный, очень хорошего качества» (словарь Д. Н. Ушакова); «исключительный по своим достоинствам, выдающийся» (словарь С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой). Да и без обращения к словарям любой носитель языка отдает себе отчет в том, что слово «замечательный» обладает устойчивыми положительными коннотациями — попросту говоря, означает что-то хорошее. Чтоб уж окончательно быть в этом уверенным, С. М. Ларьков обратился с запросом в Институт лингвистических исследований РАН и получил ответ: «Понятие «замечательность» применительно к человеку подразумевает наличие у него общепризнанных положительных (заслуживающих одобрения) качеств».
В таком случае появление биографии Сталина в серии «Жизнь замечательных людей», с точки зрения читателей, свидетельствует о том, что издатели признают его положительным героем и носителем качеств, достойных одобрения, с чем читатели, знакомые с русской историей ХХ века, решительно не согласны.
Читатели также выразили свою уверенность в том, что литература и книгоиздательство предполагают нравственную ответственность, и с этой точки зрения публикация биографии Сталина как замечательного человека — безответственный и бесчестный шаг. В выступлениях читателей неоднократно звучало даже слово «позор» — впрочем, слово это неизменно вызывало у писателей и издателя безудержное веселье.
Осуществляя в свою очередь право на юмор (пусть и мрачный), читатели поинтересовались, нет ли в планах издательства биографий Гитлера и Чикатило. Каков был ответ, я сейчас расскажу, дорогой читатель.

Писатели
Сразу хочу обратить внимание на то, что в стане писателей произошел раскол. Некоторые из присутствовавших авторов ЖЗЛ, а именно Я. Гордин и Н. Коняев, решительно поддержали читателей. Другие хранили молчание. Поэтому позиция писателей, изложенная ниже, была выражена Д. Быковым, Ю. Зобниным и В. Поповым.
Писатели сочли выступление читателей неуместным и постыдным, расценив его как попытку установления цензуры (В. Попов) и возврата к нетерпимости тридцатых годов (Ю. Зобнин). Писатель Д. Быков с печалью отметил, что книга С. Рыбаса оказалась слишком скучной и не принесла ожидаемого коммерческого успеха, и предложил М. Михайловой и Ю. Рыбакову написать более удачную биографию вождя (это была веселая шутка), от чего последние отказались (не шутя). Другая замечательная шутка прозвучала из уст В. Попова, который сказал, что если про Сталина в ЖЗЛ не писать, так и про Пушкина нельзя: ведь он не выполнил свой гражданский долг, из-за какого-то зайца отказавшись от поездки в Петербург в декабре 1825 года. Как ты догадываешься, читатель, и на этот раз веселье писателей мы разделить не смогли: не достигли мы еще той легкости в мыслях необыкновенной, которая позволяет запросто сравнивать Солнце русской поэзии с тем, чьи толстые пальцы, как черви, жирны.
Ю. Зобнин выразил предположение, что биография Гитлера до сих пор не вышла в «Жизни замечательных людей» потому, что авторы серии, работая над своими произведениями, глубоко проникают в психологию своих персонажей и пока не нашлось писателя, который смог бы достаточно проникнуться личностью Гитлера. Так что, дорогой мой читатель, не теряй надежды: как только мастерство наших писателей вырастет до должного уровня, серия ЖЗЛ, может, и осчастливит нас биографией Гитлера — а там, глядишь, и до Чикатило дело дойдет.

Издатель
В. Эрлихман пояснил читателям, что слово «замечательный» издательство «Молодая гвардия» понимает как «выдающийся, знаменитый». Поэтому любые великие люди, как бы ни были хороши или плохи их деяния, могут становиться героями ЖЗЛ. А поскольку личность Сталина вызывает большой интерес в народе, издательство выпустило биографию вождя. (Скажите, а у вас спрашивали вашего мнения по вопросу? У меня тоже нет.)
Логика издателя в этом пункте была безупречна. Правда, он немного сбился, отвечая на вопрос про Гитлера. Эрлихман сказал, что публикация биографии Гитлера неуместна, так как он причинил множество страданий нашему народу. Из чего мы должны сделать вывод, что Сталин никаких страданий нашему народу не причинил. Или что издателю (профессиональному историку) об этих страданиях неизвестно. Тебе, читатель, какое объяснение больше нравится? И мне тоже никакое.
Вот такой был разговор. Дорогой читатель, я старалась быть краткой, а потому, надеюсь, ты позволишь мне поделиться тремя небольшими филологическими соображениями по поводу того, чему я была свидетелем и участником.

О лукавстве и словесной игре
Издатели уверяют нас в том, что «замечательный» в их понимании — это просто выдающийся. Однако в годы Второй мировой войны серия ЖЗЛ называлась «Великие люди России», а в настоящее время, как информирует официальный сайт «Молодой гвардии», в издательстве идет работа над составлением на базе ЖЗЛ 100-томного биографического цикла «Великие русские люди» (интересно, войдет ли туда жизнеописание Сталина?). Так что, вопреки всем уверениям, концепция серии вовсе не является нейтральной и с очевидностью предполагает отбор великих людей. Конечно, каждый имеет право на собственное мнение, в том числе и на признание Сталина национальным героем, но хорошо бы при этом еще быть честным и это мнение открыто выражать. Настоящее положение вещей таково: издательство, прикрываясь извитием словес, помещает в ряд великих людей России человека, лично ответственного за уничтожение миллионов наших соотечественников.
Напомню, что, согласно библейской истории, грехопадение началось со словесного лукавства. Сатана задал Еве вопрос: «Подлинно ли сказал Господь Бог: Не ешьте ни от какого дерева в раю?» Те, кто читал книгу Бытия, помнят, что Бог заповедал не есть плодов только от одного дерева — от древа познания добра и зла. Таким образом, вопрос дьявола, содержащий сколько-то правды и сколько-то лжи, и вовлек Еву в разговор, закончившийся для нее (и для нас) крайне неудачно. Боюсь, что словесная игра по поводу замечательных людей также может иметь тяжелые последствия. Уравнивая тех, кто служил своему народу, и тех, кто его унижал и уничтожал, мы отказываемся различать добро и зло, жизнь и смерть.
Когда я задала издателю вопрос, возможна ли, по его мнению, публикация книги о Гитлере в серии, аналогичной ЖЗЛ, в Германии, он ответил: «Нет, потому что у немцев есть историческая вина и историческая ответственность. А у нас ее нет». Какова цена исторической безответственности, думаю, никому объяснять не надо.

О цветах зла
Полезная вещь интернет. Справляясь об образовании В. Эрлихмана, на сайте www.pseudology.org обнаружила я его сочинение «Красавица и чудовище», посвященное описанию любовной истории Ежова и его жены. Приведу небольшую цитату:
«Словом, время было эротическое, с темным, подспудным сексуальным напряжением. Пока внизу уничтожались миллионы, наверху царила истинно римская оргия: любовь и смерть соседствовали близко, как никогда. Это и создавало ту ауру обреченности, дьявольскую, насквозь порочную, благодаря которой сталинское время и запомнилось выжившим как период сплошного счастья и небывалой остроты чувств».
Смерть эстетам, конечно, но оставим в стороне стиль. Если вынести за скобки литературную беспомощность текста, здесь ведь каждое слово — золото: становится понятно, почему издатель столь толерантен к факту появления биографии Сталина. Ему нет никакого дела до того, что совершалось внизу (звезды смерти стояли над нами, и безвинная корчилась Русь под кровавыми сапогами и под шинами черных марусь). Его завораживает то, что происходило наверху, где партийные вожди пили коктейли пряные. Романтизация зла, бегство от свободы, влечение к рабству, к тирании, к смерти, квазиэротическое желание массы отдаться в железные руки абсолютного властителя — эти свойства человека неоднократно становились предметом внимания философов, психоаналитиков, писателей ХХ века.
Однако мне хотелось бы напомнить, что выжили не только те, кто в сталинское время испытывал сплошное счастье и небывалую остроту чувств, но и те, кто оттянул свой срок в лагерях и все-таки вернулся. Им эта великая эпоха запомнилась иначе: как время непомерных страданий, чудовищного надругательства над человеческой природой и циничного попрания нравственных ценностей. Они оставили нам книги, написанные с классической строгостью и бесстрашной искренностью.
Мы, дорогой читатель, стоим перед выбором: уклониться ли нам в словеса лукавствия, очароваться подспудным эротизмом, заняться исследованием тайн психологии великих вождей террора — или остаться верными тем, кто сказал простые, горькие и честные слова о трагедии народа: Мандельштаму, Ахматовой, Шаламову, Солженицыну и тем, кто с ними. Это выбор не только эстетический.

Об устаревших словах
После беседы с писателями и издателем осталось у меня (и у других читателей, с которыми я обменивалась впечатлениями) чувство, что события понимания не произошло. Когда мы пытались говорить об ответственности, нам отвечали: «Так вы пытаетесь ввести цензуру?» Когда мы упоминали о необходимости моральной оценки, нас призывали не быть нетерпимыми. Когда мы говорили о нравственности, это вызывало откровенный хохот. Если бы это происходило где-нибудь в скверике, где пацаны собираются пивка выпить, я бы не удивлялась. Действительно, смешно до колик: пришли какие-то дядьки и тетки и говорят устаревшие непонятные слова. Но это было на встрече издательства с читателями.
Писатель Д. Быков отметил, что «русская литература кончилась, как и русская история». Приходится с ним согласиться. Если представить себе, что при нашей беседе присутствовали бы герои наших писателей: Пастернак, Довлатов, Мережковский, — вызвал бы у них предмет разговора такое же веселье, такие же упражнения в остроумии? Не думаю. Значит, русская литература — отдельно, наши писатели — отдельно.
Я смотрела на этих благополучных, сытых, уверенных в себе, красноречивых мужчин в полном расцвете сил и думала: «Интересно, скольких дней в лагере им хватило бы, чтобы в разум истины прийти?» Согласись, дорогой читатель: нашим писателям просто не хватает воображения. Они не могут (или не хотят?) представить себе, как чувствует себя человек, которого ночью выхватывают из постели, бросают в черный ворон и везут в тюрьму. Или человек, который уже несколько ночей не спал, и теперь ему опять прямо в глаза светит лампочка, а следователь снова задает те же вопросы, матерясь, и сейчас будет бить, как и в другие разы. Или человек, который по колено в воде под дождем, истощенный, копает Беломорканал. Впрочем, мы же читали и Шаламова, и Солженицына. Если бы наши писатели и издатели обладали воображением и могли применить к себе то, о чем уже сказано в литературе, полагаю, им было бы проще вспомнить те устаревшие слова, в забвении которых разрушается и культура, и человеческая жизнь. Им было бы легче делать выбор между добром и злом, между жизнью и смертью — выбор, который неизменно встает перед нами, хотим мы этого или нет. И никаким красноречием и шутками здесь не отделаешься.
Одно обрадовало: творение С. Рыбаса не имело коммерческого успеха. Это дает мне радостную надежду на то, что уж не знаю, как с писателями и издателями, а с читателями у нас все хорошо.

Марина МИХАЙЛОВА


P. S.: