Я не знаю, зачем и кому это нужно
Владимир Максимилианович Тацки
Говорят, пока жива память об ушедших, они остаются с нами. Так же и с домами, дворами нашего детства, старым тополем под окном или не забранным в гранит берегом Малой Невки с приткнувшимся к нему дебаркадером. Они исчезают — тихо и незаметно, как теряющая свои очертания выцветающая от времени картинка, или вдруг, в одночасье — словно резким движением вырванная страница. «Ничего личного, только бизнес», — бросают через плечо те, что сносят, рубят, застраивают, сдают в утиль. А у этого дебаркадера ты удил с еще молодым отцом колюшку, из этого дома твой дед ушел на фронт, тень того тополя ложилась на теплые доски твоей залитой солнцем комнаты, когда все еще были живы и было утро...
Это — личное. Память сердца, любовь, боль утраты. Воспоминания. Порой они и есть то единственное, что еще можешь сберечь.
«И никто не додумался просто встать на колени…»
Казармы Владимирского пехотного военного училища снесли в 2007-м, как раз к годовщине восстания, поднятого в Петрограде 29 октября 1917-го Комитетом спасения Родины и революции — организацией, пытавшейся объединить российскую демократию для противодействия большевистскому перевороту. Юнкера разоружили охранявший училище караул, арестовали комиссаров Военно-революционного комитета и в течение суток держали оборону, оказывая отчаянное сопротивление.
Подкрепление, на которое рассчитывали владимирцы, не пришло. Посланный им на подмогу броневик заглох, революционные матросы выволокли из машины и сразу убили ее экипаж. Юнкера Николаевского училища, осажденные в Инженерном замке солдатами Павловского полка, сдались по приказу начштаба КС полковника Полковникова, капитулировавшего «во избежание напрасных жертв». Но даже известие о провале восстания в центре Петербурга не заставило владимирцев сложить оружие.
Боковой фасад здания училища уже был пробит артиллерийскими снарядами, которые теперь беспрепятственно проникали внутрь.
«Картина разрушения внутри здания была ужасна: некоторые снаряды разрывались внутри комнат, разбивали каменные переборки и печи и убивали и калечили десятки юнкеров, скрывавшихся в дальних комнатах», — напишет в «Петроградском листке» очевидец событий. Одним из снарядов, по-видимому, был убит полковник Куропаткин, после чего оборона утратила управление. Из окна второго этажа вывесили на штыке белое полотнище. Солдаты и матросы бросились к зданию с криками «ура!».
«С момента сдачи толпа вооруженных зверей с диким ревом ворвалась в училище и учинила кровавое побоище. Многие были заколоты штыками — заколоты безоружные. Мертвые подвергались издевательствам: у них отрубали головы, руки, ноги», — передавали через генерала Головина страшные свидетельства о взятии казарм.
По данным меньшевистской газеты «Новая жизнь», при осаде было ранено и погибло около 200 юнкеров, свыше 70 стали жертвой самосуда. Часть владимирцев отконвоировали в Петропавловскую крепость, под стеной которой около двадцати из них и были расстреляны.
Мальчишки, вчерашние гимназисты.
Владимир Тацки (крайний справа) с женой Надеждой у семейного дома в Боровичах, 1907 г.
«Все великие подвиги — это только ступени»
Корреспонденты вечерних газет сообщат, что только «несколько отчаянных бойцов, не желая сдаваться, бежали из чердачного помещения через отверстия в стене, спустились на соседние дома по связанным простыням и скрылись от преследователей».
Обеспечил отход горстки юнкеров офицер инженерных войск Владимир Максимилианович Тацки, преподававший в военных училищах фортификацию, — дед известного нашего современника, художника и правозащитника Юлия Андреевича Рыбакова.
— После рукопашного боя Владимир Максимилианович, отстреливаясь, действительно дал возможность группе юнкеров уйти по крышам, — рассказывает Рыбаков. — А расстреляв последние патроны, и сам прыгнул вниз. До глубокой ночи они прятались в пристройке. Потом на лодке, которую нашли в Ждановской протоке, переправились на Васильевский остров, где в доме на 3-й линии жила тогда наша семья. Дед привел двух мальчишек с собой, бабушка переодела их в штатское и отправила по домам.
Тогда же он спрячет во дворе, в поленнице дров, наградное свое оружие: Владимир Тацки получил его в годы Русско-японской войны.
— Чтобы получить военному инженеру наградное Анненское оружие, надо было очень отличиться, — поясняет Юлий Андреевич. — Бабушка рассказывала, что где-то под Лаояном его часть попала в отчаянное положение. Связь была потеряна, казаки, посланные один за другим, пропали… Тогда вызвался дед. Он был хорошим наездником и отличным стрелком. С пакетом, который он вызвался доставить, Владимир Максимилианович проехал сотню верст по диким местам, где пришлось уходить от погони маньчжурских разбойников — хунхузов, пролетая через брошенные деревни, отстреливаясь от стай одичавших собак, пробираться мимо японских постов.
Судя по семейной фотографии, сделанной возле их дома в Боровичах, Владимир Тацки был награжден и офицерским Георгием — вот он стоит возле молодой жены, в компании друзей, собравшихся на лыжную прогулку, с улыбкой щурится на солнце, награда поблескивает на груди.
За ним придут очень скоро. Обыск в доме ничего не даст, но дворник укажет на поленницу, из которой извлекут наградные саблю и револьвер.
— Бабушка Надя несколько дней будет оставаться в неведении. Наконец, как-то утром неизвестный мальчик постучал в дверь и, сунув ей в руку бумажный пакетик, сразу убежал. В нем оказались два крошечных кусочка сахара и записка: «Я в Дерябинских казармах. Сахар — Ирочке. Прощай, Володя» (Ирочка — их дочь, будущая мать Ю. А. Рыбакова. — Прим. ред.). Надежда Петровна кинулась в казармы, что находились в конце Большого проспекта Васильевского острова, в Гавани. Вбежав во двор, увидела немолодого солдата. Тот остановил ее окриком: «Ты куда?» — «Здесь муж мой!» «Нету никого. Вся контра пошла рыб кормить…» — усмехнулся солдат. Со временем станет известно — арестованных связали между собой, погрузили на баржи для перевозки песка и вывезли в залив. А потом днища открыли…
Этим способом расправы над своими противниками большевики не раз будут пользоваться впоследствии — и на Волге, и в Черном море. Уже в 1990-е, вспоминает Рыбаков, ему доведется услышать в питерском «Мемориале» о найденном в обкомовских архивах письме одной старушки, ветерана ВКП(б). В котором та просила о назначении ей персональной пенсии, поскольку является вдовой матроса с линкора «Республика», якобы и придумавшего, как экономить патроны на врагах революции. Почетную пенсию просительнице выхлопотать так и не удалось — исключительно потому, что не имела документов о законном браке с тем «рационализатором».
Владимирское военное училище после захвата здания большевиками, 1917 г.
Память места
Зимой 2009-го директор Музея истории города Александр Колякин затеял строительство автопарковки у Головкина бастиона — где, как предупреждали его исследователи, как раз и совершались массовые казни жертв красного террора. Ковш экскаватора наткнулся на человеческие кости. Под напором возмущенной общественности стройка была приостановлена, начались археологические раскопки. В одной из вскрытых могильных ям обнаружили останки 17 человек, одетых в форму юнкеров Владимирского военного училища.
Братские могилы их товарищей, похороненных в 1917-м на Преображенском (впоследствии — Памяти жертв 9-го Января) кладбище, утрачены много десятилетий назад.
А строительство парковки у Петропавловки продолжилось своим чередом. Скоро она готова будет принять десятки туристических автобусов и сотни частных машин. Туристам, любопытствующим об еще продолжающихся в сезон археологических изысканиях, экскурсоводам велено отвечать: «Это раскопки древних финских капищ».
Юлий Рыбаков живет на Сытнинской улице, совсем неподалеку от Петропавловской крепости. В 1976-м, после трагической гибели художника Евгения Рухина, сгоревшего в своей мастерской (умышленно, как полагали его товарищи, подожженной службистами), Рыбаков выведет на Государевом бастионе 40-метровую надпись: «Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков».
— Не торопитесь обвинять меня в умышленной порче памятников, — предвосхищает Юл упрек градозащитников. — Краску использовал водоэмульсионную, а надпись была сделана накануне плановой чистки стен, рядом уже стоял компрессор и лежали свернутые бухты шлангов для пескоструйного аппарата…
В то утро, когда изумленный советский город увидел этот лозунг, отлично читавшийся с Дворцовой набережной, Троицкого и Дворцового мостов, неожиданно стала подниматься вода в Неве — редкое для августа дело. Милиционеры, спешно отправленные на ликвидацию крамолы, не могли подобраться к бастиону. Подошли на катере с воды, и каждую из гигантских букв стали закрывать… крышками гробов, позаимствованных в близлежащей мастерской ритуальных принадлежностей.
Юлий Рыбаков получит шесть лет лагерей. Потом будет перестройка, выборы в первый демократический Ленсовет, где он возглавит впервые же созданную комиссию по правам человека, потом — три срока в Государственной Думе. В 1995-м внук офицера Тацки, выводившего юнкеров из осажденного училища, депутат Юлий Рыбаков добровольно пойдет в заложники к Шамилю Басаеву, захватившему больницу в Буденновске — в обмен на освобождение женщин и детей.
Татьяна ЛИХАНОВА
Фото из архива Музея политической истории России и из семейного архива Юлия Рыбакова
Справка «Новой»
Казармы Владимирского военного училища (Малая Гребецкая ул., 5, 9 — Большая Гребецкая ул. (ныне Пионерская), 16 — Музыкантский переулок, 2) построены в 1899–1900 гг. по проекту военного инженера В. А. Колянковского. Среди его выпускников — генерал А. Кутепов, нарком А. Антонов-Овсеенко, писатель В. Бианки. Училище расформировано в ноябре 1917 г. и на его базе открыты Первые Советские пехотные Петроградские курсы РККА.
В 1989 г. историко-патриотическое объединение «Русское Знамя» установило здесь мемориальную доску в память о подвиге юнкеров и офицеров Владимирского военного училища. Первая в СССР доска, посвященная борцам с коммунистическим режимом, продержалась три дня, после чего была уничтожена.
В последние годы в здании размещалась больница, часть помещений сдавалась в аренду. Продано на торгах Фонда имущества в 2006 г. Снесено в 2007 г. под строительство жилых и коммерческих зданий.
Цитата
Россия еще только перевалила в новое тысячелетие, а уже сегодня вырастает поколение, которое почти ничего не знает о происходившем двадцать, а уж тем более сорок или сотню лет назад… В сознании нашего общества как будто отвалился огромный пласт, целый архипелаг остается за кормой и быстро теряет очертания… Если не сохранить, не связать рвущиеся связи — прошлое может вернуться к нам уже не воспоминанием, а повтором.
Юлий Рыбаков, из книги «Мой век»