В начале было слово, и слово было спето

Этого невысокого коренастого человека не сопровождает оркестр, он выходит в благоговейной тишине, снисходит, как отрадная прохлада после суетливой дневной толкотни, бесшумно подходит к авансцене и начинает петь. Голос — чистый, как невинный помысел, звонкий, как праведный призыв, — заполняет зал и душу каждого слушателя. Именно так и происходит в каждой стране, где бы ни пел Каро Чаликян, — от нью-йоркского Карнеги-холла до Эрмитажного театра Санкт-Петербурга, где в 2002 году исполнитель дал концерт в память Галины Старовойтовой. То давнее выступление было не просто знаком уважения армян к женщине, чья профессиональная биография как этносоциолога, а в последствии и политическая жизнь оказалась тесно связана с Арменией, это был жест любви и благодарности. Только о любви и способен петь Каро Чаликян, ибо из уст его льются мотивы векового прошлого.
Давно уже нет язычника-землепашца, что решил вознести хвалу солнцу, давно уже нет того священника, что выплеснул свою любовь к Богу через виртуозный гимн — но живы и полны любви их творения. Голос Чаликяна способен врачевать и бередить, заставляет поверить в чудо и ощутить нерушимую связь времен. Или все дело в самой музыке? И если в начале было Слово, то, возможно, Слово это было спето?
Музыковед, исследователь, мудрец Каро Чаликян — потомок армян-репатриантов из Египта, мечтал об архитектуре. Он видел предметную красоту мира и, кажется, до сих пор знает способ эту красоту умножить. Но талантливому юноше открылся и другой удивительный дар — слушать и слышать. И не просто петь — воспевать гармонию жизни, прекрасный умысел Бога. Он колесит по древним храмам Армении, исполняя языческие гимны и христианские песнопения. Без какой-либо помпы, без надежды на зрителя, без расчета на вознаграждение. Каждый раз он скромно просит позволения у очередного настоятеля и, получив его, поет…
Имя Каро Чаликяна по праву связывается с несколькими великими армянами, с Нерсесом Шнорали (1093–1173), главой армянской церкви, музыкантом и сказителем, именем которого Чаликян назвал основанный в 1975 году хор. А также с Комитасом (1869–1935) — священнослужителем, композитором, и популяризатором армянской песни. Вслед за Комитасом Чаликян настойчиво пытается расшифровать тайну армянской нотописи — хазов, которыми пользовался Нерсес Шнорали и весь армянский мир. Загадка хазов, тревожащая исследователей как на Западе, так и на Востоке, — проблема сродни тайне внезапного исчезновения древнего языка. Ведь хорошо известно, что этот вид нотации использовали не только для фиксации музыкальных произведений, но и для начертания текстов. Так, например, нередко хазами были подписаны архитектурные сооружения, и нотопись позволяла увековечить значение постройки. Каждый, кто видел подобную надпись и мог ее прочесть, имел возможность пропеть хвалу храму или дворцу, его создателю и строителю. В древнем коде хазов Каро Чаликян видит загадку жизни.
Откуда прилетели старинные напевы? Возможно, песня заплеталась в героический мотив где-то в снежных вершинах неодолимых гор и, погоняв снег на кручах, спускалась в долину — рассказать тайны коварных ледников. А может быть, песня прилетала из жаркой пустыни, собравшей в охапку всю охру мира? Бренчание кимвала караванщика, крик орла или короткий шепоток гибкой змеи — все вместе они были той самой прамузыкой.
Музыка, которую исполняет Каро Чаликян, способна примирить с вечностью, подружить со смертью, зажечь веру. Он поет о звезде, что есть у каждого человека и которая меркнет, если тому угрожает опасность. Чаликян поет и о мире, познавшем Христа, и о любви, что озарила смутные закоулки людских помыслов.
Каро Чаликяна часто и небезосновательно сравнивают с Сергеем Параджановым. Люди невероятного таланта, схожего юмора, щедрые на немыслимые истории, фантастические события, подарки. Параджанов и Чаликян дружили. Отсвет мудрости Чаликяна ощутим в «Цвете граната» и других фильмах Параджанова. Кажется, им — избранным — жизнь вменила в обязанность утвердить свою красоту, они жили в едином культурном пространстве и многое могли бы создать вместе. Теперь уже вряд ли сыщется фигура, сомасштабная Чаликяну. Самого Каро это, кажется, не слишком беспокоит. Ему, как подлинному артисту, интересен слушатель и сокровенный собеседник. До сих пор Каро Чаликян открывает в себе потребность делиться убеждением: мир — средоточие чуда.

8 июня, 19 часов, Невский пр., 22–24. Приходите.

Ануш ВАРДАНЯН