Человек-оркестр

...Меня приглашали в один из вузов - возглавить музыкальную кафедру. Я думал над этим две недели. Дома все обрадовались. Говорили: наконец-то ты перестанешь ездить, будешь работать; тебе дадут профессора. Но я отказался: кафедра - это бумаги, педагоги, увольнения, конфликты, заседания в ученых советах - не мое. Мое - это легкие жанры. Легкая как бы жизнь. Мне нравится делать концерты, хотя никогда не рассчитываю на полные залы и шумный успех.
...Быть преследуемым - даже очень приятно. Хотя были и напряженные моменты Люди боялись, что за джаз их могут уволить или отстранить от работы. Со мной такое происходило. Я мог что-то сказать со сцены. Меня вызывали, отчитывали, и на три месяца сцена была для меня закрыта. При этом было разрешено заниматься переводами и читать лекции. Но любой мужчина обладает неким тщеславием, и мне хотелось чего-то добиться - выжать из той системы все, что можно. То маленькими обманами, то логикой: бесконечными писульками и преувеличением роли в искусстве того или иного исполнителя. Хотелось не просто тайно послушать ночью пластинку, а потом передать ее другому - нужно было, чтобы люди пришли на концерт и насладились джазом, как им наслаждаюсь я.
...Ужас той системы заключался в том, что была пирамида, в которой верхушка управляла всеми последующими слоями. Я знаю, например, что сам Романов (секретарь обкома КПСС) следил за тем, чтобы на экранах не появлялась Алла Пугачева. Представляете, одного начальника хватало, чтобы артиста не пускали к миллионам зрителей. Люди молодые, когда им об этом рассказывают, смеются и не верят.
...В нашей стране есть одна область, в которой все разбираются, - это искусство. Постановление о развитии электроники никто, кроме специалистов, никогда не принимал. Зато о том, какими должны быть русская литература, язык, музыка и прочее, - написали все, кому не лень. Поэтому я быстро понял, что на вопрос, кто я по профессии, отвечать <музыкант> нельзя. Непременно начинаются приставания, дискуссии.