Сергей Стрильченко: "Я знал, что в военкомате происходит"
Громкое коррупционное дело об освобождении от армии за взятки расследуется сейчас в Петербурге.
Задержаны уже пять человек. Арестован главный фигурант – председатель военно-врачебной комиссии городского военкомата Самир Мурсалов. Между тем его экс-заместитель (2004–2009 гг.), сегодня председатель независимой военно-врачебной комиссии, эксперт СПЧ Сергей Стрильченко рассказал «Новой», что это уголовное дело должно было родиться еще семь лет назад. А еще объяснил, почему этого не случилось и как действует коррупционная схема при призыве в армию.
– Вы уже работали в горвоенкомате, когда туда на должность председателя военно-врачебной комиссии пришел Самир Мурсалов? Сколько времени вы работали вместе?
– Восемь месяцев. Я был его заместителем. Мне предлагали занять должность председателя несколько раз, но я отказывался. У меня характер не тот. Не люблю выполнять дурные приказы. Самира Мурсалова назначили на эту должность в декабре 2008 года. А 15 июля 2009-го я уволился.
– Не из-за него отчасти?
– Только из-за него. Я даже жалобу в суд подал на принуждение к увольнению. Мурсалов угрожал физической расправой со мной и моей семьей, если я не уволюсь.
Фото из архива Сергея Стрильченко
– Что случилось между вами?
– С приходом Мурсалова пошел вал липовых документов. Я невролог по образованию, и когда идет липа по неврологии, вижу, что это липа. До Мурсалова, за пять лет моей работы в горвоенкомате, такого потока липовых документов не было никогда. А тут пошло, и понятно, что все липовые дела идут через него по договоренности.
Были поддельные выписки из историй болезни, где весь текст, цифра в цифру, буква в букву – одинаковый, диагнозы – одинаковые, только фамилии – разные. 5, 10, 20 одинаковых выписок. Все – из Елизаветинской больницы. Я отправил официальный запрос в Елизаветинскую больницу: прошу вас подтвердить, находились ли на стационарном лечении такие-то или нет? Оттуда ответ: нет, таких не было. А у всех указывались тяжелые заболевания, вроде ЧМТ с переломом основания черепа и т. п., с которыми призывник служить не будет, вне зависимости от последствий.
Я продолжил собирать липовые документы. Всех врачей райвоенкоматов обзвонил: если будут такие появляться – негодность им не оформляйте, сразу дела ко мне. Вызвал пару призывников. Один мне честно под запись признался: я такой-то, обратился в конторку на улице Чайковского, мне там за определенную сумму выдали справку и предупредили: если будет запрос из военкомата, неси его не в больницу, а приходи сразу к нам.
Я все это копил. Когда таких документов набралось под сотню, в мае 2009-го, я собрал их, принес Мурсалову в кабинет, положил на стол, еще раз сказал: я это подписывать не буду. Потом пошел к заместителю военкома, начальнику отдела призыва Нурифату Опазову. Говорю: я эту липу подписывать не буду. Он: «Ладно, ладно, потом, я сейчас занят…»
И вот я не подписываю, а кто-то же деньги за это получил, за эту липу, но люди в итоге никак не получат военный билет. Это не нравится никому. Без моей подписи получить военный билет невозможно, потому что я врач-специалист, который последним должен поставить подпись до Мурсалова: согласен или не согласен. Так велит положение о военно-врачебной экспертизе. Никуда не денешься. Мурсалов мне сказал: «Чего вы копаетесь? Вам что, больше всех надо? Давайте так: или вы подписываете или – если не хотите подписывать – пишите заявление об уходе по собственному желанию».
– Даже деньги не предложил?
– Нет. Я спросил: «А с какой стати?» Он: «Ну у вас же есть семья? Вы не боитесь за семью?» Я говорю: «В смысле?» Он: «Не боитесь, что с вами что-то случится или с вашей семьей?» Я: «Не понял». Он: «А чего непонятного? Если подпишете – я гарантирую безопасность вам и вашей семье». Я спросил: «А если не подпишу, не гарантируете?» Мурсалов: «Нет». Я: «И со мной может что угодно случиться?» Мурсалов: «Да, и с вашей семьей». Я тут же сел и написал заявление по собственному желанию.
– А у вас была запись угроз Мурсалова?
– Нет. Если б была, я бы в полицию обратился. А записи не было. И восстанавливаться на работе я не хотел. А подал жалобу в суд лишь для того, чтобы эту ситуацию озвучить хотя бы таким образом, через суд. Но суд жалобу отклонил. Хотя в суде заслушивали Опазова. Я попросил судью: запросите документы, которые я копил. Проверьте: сколько человек из этого списка, который у них был, призвано, а сколько не призвано в армию. Пока суд рассматривал мою жалобу, наступил конец осеннего призыва. Но ни один человек из того списка не был призван – это более чем 100 человек с липовыми документами. То есть я ушел, кто-то пришел, вместо меня подписал, деньги взяли и всё. А в 2010 году я организовал экспертную независимую военно-врачебную комиссию, чтобы честным людям помогать, поскольку я знал, что в военкомате происходит.
– Сейчас примерно по тысяче призывников последнего призыва у следствия возникли сомнения в диагнозах. Эта цифра близка к действительности?
– По моим сведениям, оборот в городском военкомате от 2 до 3 тысяч человек за один призыв. За год незаконно освобождаются 4–5 тысяч. То, что сегодня говорят следователи про тысячу сомнительных диагнозов – это у них, наверное, списки есть на тысячу призывников. Когда были обыски в 17 районных военкоматах, у врачей изъяли списки призывников – молодых людей, которых нужно освободить. Эти списки были у них в блокнотиках, в телефонах, еще где-то.
– Реально ли сейчас перепроверить этих призывников с сомнительными диагнозами? Заново освидетельствовать и призвать в армию, если они годны?
– Перепроверить реально только в рамках уголовного дела. Иначе по закону перепроверить невозможно. Переданные в запас переосвидетельствованию не подлежат до 27 лет. В рамках уголовного дела, если будут конкретные показания, что этот человек вероятнее всего получил освобождение незаконно, то его можно вызвать и провести переосвидетельствование. И если отменить предыдущее заключение, то призвать в армию.
– Об инциденте с Мурсаловым вы сообщали Опазову. Значит, руководство горвоенкомата как минимум знало об этой ситуации? Почему следствие зацепило только Мурсалова?
– Знало, разумеется. Все прекрасно знали и ничего не захотели делать. Но врача зацепить легче. Оформляет документы врач. Ставит свою подпись. Все незаконные освобождения идут только по здоровью, по медицине. Освобождают, по сути дела, врачи, хотя формально считается, что освобождает призывная комиссия. Поэтому врача легче проследить. И у врачей списки были. Кто ему их дал, кто поручил: военком, друг, юридическая контора – это уже следователи разберутся. Виновность военкома трудно доказать, а врача – просто. Врач видел липовые документы, держал в руках и поставил свою подпись. А военком всегда скажет: «А я не доктор, я не знаю. Мне доктора говорят – я верю».
– То есть, скорее всего, больше к ответственности никого не привлекут? Мурсалов так и останется высшим звеном в этой коррупционной цепочке?
– Как организатор – скорее всего. Но если у кого-то из врачей в районах от начальников РВК или у Мурсалова будет обнаружен список от военного комиссара, кого нужно липово освободить, и эти списки попадут к следователям, что возможно, то следователи уже найдут прямую связь. Обыски вели одновременно в один день в 17 военкоматах, чтобы не ушла информация. Как я наслышан, изъяли много списков. Изъяли мобильные телефоны врачей райвоенкоматов. Но работа продолжается. Дело не закрыто. И мы еще можем услышать более громкие имена, чем Мурсалов. Хотя и такой уровень – это гром среди ясного неба.
– А все посреднические конторки вроде той, что вы упомянули, взаимодействуют с военкоматами?
– Большинство. Это один из мощных поставщиков денег и людского ресурса. Эти конторы существуют давно. Они агрессивно продвигают свою рекламу. Вплоть до того, что проводят акции «приведешь второго – получишь скидку». Люди приходят. Заключают договора на оказание юридических услуг призывникам. Комар носа не подточит. Берут деньги – 140–150 тысяч рублей на сегодня. Из них 90 тысяч – в военкомат.
– А из чего складывается эта сумма? В зависимости от чего меняется?
– Аппетиты. Только аппетиты работников военкоматов и юридических конторок. Между военкоматами и конторками существует договоренность, сколько брать. На каждый призыв цена новая. В зависимости от курса доллара, евро. Раньше брали взятки – количество людей не ограничивали. Сейчас, по слухам, немного ограничивают, чтобы показывать выполнение плана и показатель годности средний по стране – 68,7%. Потому что если больше негодных покажешь, то упадет показатель годности по региону, это плохо, за это пожурят. Его надо показывать средний по стране, но и себе не забыть набить карманы.
– Знаете ли вы, какая цена на этот весенний призыв?
– В минувший осенний призыв была от 130 до 150 тысяч рублей. Что касается этого весеннего призыва – то очень боятся что-то делать. Понимают: расследование не закончено. Хотя, по слухам, некоторые продолжают брать взятки. На свой страх и риск. Не в массовом порядке, а в единичных случаях. Потому что трудно отучить человека, если он привык работать только за деньги.
– По статистике, в Петербурге 50 тысяч призывников ежегодно проходят медицинское освидетельствование. По 25 тысяч – каждый призыв. Но среди них же есть и те, кто получают легальные отсрочки?
– Естественно. Средний показатель годности по стране – 68,7%. По статистике Главной военной прокуратуры, каждый четвертый из 32% негодных – откупившийся от армии. По моей информации, в Петербурге откупившихся – не каждый четвертый, а каждый третий.
Осенью 2013 года окружная военная прокуратура проводила проверку обоснованности призыва в Выборгском районном военкомате Петербурга. Изъяли 140 личных дел призывников, получивших освобождение по заболеванию. Для этой проверки пригласили и меня. Мы с врачами из ВМА прямо в помещении прокуратуры сидели и перелопачивали дела. В 55% проверенных документов мы подытожили: призывники необоснованно освобождены.
– Как прокуратура поступила с вашими заключениями?
– Никак. Потом я с этими документами хотел попасть на прием к министру обороны. Не смог. Попал к начальнику Главного военно-медицинского управления. Отдал документы. Их передали в Главную военную прокуратуру, начальнику отдела надзора генералу Никитину. И там они умерли, исчезли в никуда. Ничего с результатами этой проверки не случилось. По информации сарафанного радио, закрыли вопрос военкоматовские товарищи. На выходе – ничего.
– На выходе все же был один неприятный инцидент?
– Да, со мной. Я неугомонный. В 2014 году я снова поехал в Москву. Выступал на Совете по правам человека, где присутствовали два заместителя министра обороны – Панков и Цаликов. Я всё рассказал, пояснил, как схема действует, озвучил фамилии: кто, что (сейчас эти люди оказались под арестом). Передал списки призывников, которые копил еще в горвоенкомате. Заключения по 140 личным делам, проверенным в окружной военной прокуратуре, передал в руки Панкову. Попросил, чтобы приняли меры. Панков сказал: «Постараемся». А через месяц – 24 декабря 2014 г. – на меня напали с арматурой. Прямо возле офиса, в 10 утра, я шел на работу. Напали со спины, но я видел, выходя из машины, что стоят передо мной два мигранта – вроде бы работники со стройки, в жилетах. Тут тогда стройка шла, но на этих людях были жилеты другого цвета. Они явно ждали, когда я подъеду на машине, даже место мне освободили на парковке. Я вышел, пошел к офису, а они сзади давай лупить меня арматурой. Нанесли телесные повреждения средней тяжести, по заключению судмедэкспертизы. Было возбуждено уголовное дело, оно и в настоящее время не закрыто, но по нему вообще ничего, тишина, никаких движений. Ни подозреваемых, ничего.