Олимпия и Белоснежка

Извечные темы трагической «дружбы» художника с властью и полемики о нравственности в искусстве затрагивает режиссер Олег Дмитриев в премьерной постановке «Синий свет» на камерной сцене Академического Малого драматического театра – Театра Европы

Спектакль по пьесе современного канадского драматурга Миеко Оучи «Голубой свет» конвертировали в «Синий свет» – видимо, от греха, чтобы избежать двусмысленных коннотаций. Синий – темнее и однозначнее голубого. Так и авторы спектакля в целом выбрали интонацию с нажимом. Еще бы! Ведь речь идет о «великой и ужасной» Лени Рифеншаль, о самой противоречивой женщине-художнике новейшей истории. Кинорежиссер, фотограф, актриса и танцовщица, очертившая своей судьбой буквально весь ХХ век (родилась в 1902-м, скончалась в 2003-м). Ее столетней жизни определенно хватило бы на несколько полноценных биографий. И жизнь эта походит на слиток титана с высочайшим градусом кипения – символ сильной натуры в агонизирующем веке.

Триумфом и трагедией Рифеншталь стало сотрудничество с Третьим рейхом и фатальное очарование харизмой Адольфа Гитлера, которому она пишет восторженное письмо в 1932 году, – начинается роковой сценарий ее судьбы. Гитлер разбирался в искусстве и знал, кого позвать к себе на службу. Новый секс-символ Германии, Лени Рифеншталь (уже теснила саму Марлен Дитрих), она же – начинающий режиссер с редким творческим чутьем, успешно дебютировавшая картиной «Голубой свет» (Золотая медаль Венецианского биеннале, 1932). Прекрасная кандидатура на роль художника – проводника «высоких» идей национал-социализма. Так первая и единственная (на тот момент) женщина-режиссер становится любимым кинематографистом и любимой женщиной (пусть даже в платоническом измерении) человека, который уже через несколько лет покажет свое истинное лицо кровожадного Молоха.

Фюрера пленила романтическая притча «Голубой свет». Эта картина стала горьким символом жизни самой Рифеншталь. Рассказ о маленькой деревне высоко в Альпах, где живет молчаливая, отвергаемая всеми девушка Юнта. Люди преследуют ее, бросают в нее камни. Она живет отшельницей, и она не такая как все. Ее считают ведьмой. Только Юнта знает секрет таинственного голубого света горных кристаллов. Деревенские люди, пытаясь добраться до этого сияния, погибали, не доходя до вершины. Однажды в деревню приходит художник, который раскрывает тайный путь Юнты к голубому свету, отчего бедная девушка погибает, срываясь с вершины в пропасть…

Два главных документальных фильма, сделанных Лени Рифеншталь по заказу Гитлера, «Триумф воли» и «Олимпия», вознесли на величайшую высоту, а после окончания войны обрушили карьеру режиссера. На примере ее послевоенной судьбы можно увидеть феномен «массового прозрения», когда в стремлении к самооправданию общество безжалостно подвергает остракизму самых талантливых и беззащитных.

И по сей день идет полемика вокруг судьбы этой удивительной женщины. Несомненно притягательную героиню выбрал режиссер Олег Дмитриев для новой постановки. Однако нужно признать, что сдержанно и со вкусом говорить о великих всегда сложно, а о великих с «дурным прошлым», многократно публично казненных – архисложно (чтобы не казнить еще раз). И «Синий свет» тому подтверждение. При всем заметном усердии вдумчивого подхода к теме режиссеру не удалось миновать контрастных красок в попытке показать портрет художника на фоне выпуклого историчного барельефа. Фигура Рифеншталь предстает перед зрителем без интимных экзистенциальных подробностей. Прилежный почерк академиста написал этюд в синих тонах с любовью и сочувствием к героине, но творчески, кажется, слишком безобидный.

Прозрачный сетчатый киноэкран отделяет прошлое от настоящего, на нем вспыхивают черно-белые киноцитаты, цветной свет то и дело пластично внедряет живых актеров в киноизображение. Крутится классический диск из фенакистископа с бегущей (загнанной) лошадью. Игра актеров старательна, но для камерного произведения излишне экзальтированна. Мужские роли отданы молодым актерам из стажерской группы, женские – штатным актрисам театра. Все перевоплощаются в несколько ключевых персонажей биографии главной героини. Лени Рифеншталь является нам девочкой, женщиной и старухой. Во всех ипостасях – заслуженная артистка России Анжелика Неволина, которая по опыту и мастерству заметно превосходит партнеров по спектаклю.

Повествование нелинейно – выбран метод современного киномонтажа. Вот Лени в кинокомпании в Лос-Анджелесе, дряхлая и пожилая, беседует с личной помощницей Хелен (Елена Соломонова). Склейка – вот Лени уже молодая и сексуальная – на съемках горного фильма в Австрии спорит с кинорежиссером Арнольдом Фанком (Филипп Могильницкий). Снова склейка – Лени голая в постели с оператором Гансом по прозвищу Блоха (Артур Козин). Щелк – Рифеншталь ведет диалог с Геббельсом. Щелк – и уже с самим Гитлером (Евгений Серзин), брызжущим слюной в зал в панегирике таланту фрау Рифеншталь.

В «монтажном» мелькании вдруг вспыхивает яркое красное пятно спектакля – Уолт Дисней с очаровательными ушками Микки Мауса. Немедля рождается аллюзия на фюрера (один и тот же актер). Тонким противным голоском Дисней плачется Рифеншталь о своем проигрыше на Венецианском биеннале 1938 года: «Я узнал от своих шпионов, как ваша великолепная тяжеловесная «Олимпия» сокрушила мою маленькую «Белоснежку». Вообще-то это была не совсем справедливая борьба. Я ведь делаю только… фильмы для детей. Но в отличие от того, что вы, может быть, слышали, я был горд, что проиграл такому, как я слышал, выдающемуся достижению».

Кадры из «Белоснежки» крутятся на мониторе операторской тележки, а на большом экране мелькают красивые тела атлетов из «Олимпии». Наверное, самая изобретательная сцена в спектакле – противопоставление смыслов двух разных мифов. Белоснежка, юная принцесса вымышленного германского королевства, сбежавшая от злой мачехи к семи гномам, и в противовес ей – полубоги, античные герои реальных Олимпийских игр 1936 года, олицетворявшие современный дух германской нации. Будто бы сравниваются две парадигмы кино: совершенство выдуманного сказочного мира (подход голливудских мифотворцев) и совершенство одухотворенной реальности (подход поэта и документалиста).

Финал спектакля выразителен. Геббельс и Гитлер стреляют друг в друга, комично падая и снова вставая, будто мультипликационные неубиваемые Том и Джерри. Брат Лени Рифеншталь Ханц предъявляет знаменитой сестре свою обвинительную речь (звучит как испепеляющий укор всего человечества). О том, как она идеализировала режим, развязавший войну, где он, Ханц, воевал и погиб: «И ты напишешь в сценарии, что мои глаза открыты, а не закрыты. И что они смотрят на солнце, а не на грязь. Чтобы это было последним, что я видел. Небо. А не моих мертвых товарищей. Моих убитых друзей. И ты снимешь меня на фоне облаков. Чтобы показать меня, увидевшего Бога. Чтобы быть уверенной. Что это мощно, и что это трогает… Это было больно, Лени! Ауфидерзейн». Лени рыдает и звучит последняя реплика: «Это было больно, Ханц!»

Сам факт постановки в МДТ пьесы об истории большого мастера, сотрудничавшего с чудовищно преступной властью, – повод вновь задуматься о воле и выборе художника, который хочет творить, невзирая на эпоху. Сближаясь с властью, становится ли искусство злом, а художник злодеем? И вообще опасно ли искусство как таковое с его способностью гипнотически влиять на умы и сердца людей? Избегая однозначных моральных суждений, всем приходится искать персональные ответы.

В сущности, Лени Рифеншталь свидетельствовала и поэтически осмысляла реальность, публикуя историю для будущих поколений. Ее художественная воля была столь велика, что эстетика брала верх над этикой и становилась содержанием. Виновата ли она в том, что создавала идеальное кино, а красота в принципе вне понятий, что хорошо, что плохо? А может быть, она слишком долго прожила, и только ленивый не кинул в нее камень, требуя покаяния и отречения от волшебных кристаллов голубого света (символов идеального мира). Хотя голубой или синий – решать каждому самостоятельно.