Уважаемые читатели! По этому адресу находится архив публикаций петербургской редакции «Новой газеты».
Читайте наши свежие материалы на сайте федеральной «Новой газеты»
Хорошие, но бедные

Хорошие, но бедные

17 июня 2016 09:37 / Общество

Как живет сегодня приемная семья и чем ей помогает государство

– Мама, мама! – Маша тянет Анну назад. – Посмотри!

Вдоль дома, следом за нами, ковыляет тощая маленькая собака.

– Потерялась. Давай возьмем? – В глазах и голосе Маши и вопрос, и мольба.
– Пятую, Маш? Мы только недавно вытащили еще одну из-под колес…

Сегодня у Анны Бережной четыре собаки и четверо детей. Ей 52 года. Она доцент одного из петербургских вузов. Три года назад многодетная семья билась за социальную квартиру, и моя подруга, которая просила помочь им, представила мне эту женщину так: «Она необычная, в чем-то немножко не от мира сего, что никак не повлияло на ее жизнелюбие, умственные способности и человечность. Никогда не была замужем, но взяла четверых детей из детдома, все с задержкой развития, двое инвалиды. Тянет их всю жизнь одна. Анна очень хорошая, но бедная».

Квартиру тогда отвоевали (вообще-то приемным семьям положено жилье от государства во временное пользование, но почему-то все всегда дается с боем). Анна социальную квартиру получила, только когда взяла третьего ребенка! Сейчас детей четверо. У всех разные фамилии. Все – Егор (18 лет), Глеб (17 лет), Маша (10 лет), Настя (8 лет) – знают своих настоящих родителей. Но мамой все называют Аню.

Егора Бережная усыновила 15 лет назад (она жила тогда вдвоем с мамой в двухкомнатной хрущевке). Ане было 37, Егору – 3,5.


Квартира наполнилась шумом и смехом, а центром вселенной стал малыш-инвалид с большой головой, толстыми стеклами в очках, кучей психологических проблем и улыбкой, против которой не устоять.


Егору в избытке досталось заботы и любви, но совершенно не хватало друзей, и спустя три года Анна забрала из детдома Глеба (он был годом младше). Мальчишки быстро сошлись. А маме двоих сыновей захотелось девочку – и скоро в ту же хрущевку вселилась Маша. Настя в семье появилась два года назад – не взять ее Аня не могла. Не только как подружку Маше. Настя не просто сирота – у нее на глазах убили маму.

Каждый день Анна поднимается в шесть утра. Зачастую без будильника.

«Бужу, кормлю всю ораву, и детей, и собак, провожаю, кого – в колледж, кого – в школу, потом псов выгуливаю, – перечисляет она свои хлопоты. – Мне пришлось отказаться от дополнительной нагрузки в университете, потому что тогда четыре дня в неделю я должна была бы появляться на работе к 9 утра. А для меня это нереально».

Оклад доцента в университете – 11 200 руб. Еще Анна подрабатывает репетитором. «Работаю столько, сколько мне позволяют дети. Но все равно денег ни на что катастрофически не хватает, – разводит руками многодетная мама. – Однажды Глеб попался на краже чипсов в магазине. Меня вызвал участковый. Долго мне выговаривал: «Вы набрали детей, вы получаете на них деньги, у вас есть социальные льготы, вот и воспитывайте…» А какие у меня льготы? Какие деньги?»

Аня начинает подсчитывать доходы и расходы семьи.

Доходы: пособие на Настю самое большое – 9900 руб. по потере кормильца. Пособие на Машу – 8745 руб. (никаких алиментов). На Глеба столько же (мать должна платить алименты – в месяц 1200 руб., но не может). А на Егора – совсем ничего: 5 января ему исполнилось 18 лет, и по закону парню пора уйти из приемной семьи, получить квартиру и жить самостоятельно. Готовясь к этому событию, Анна год копила деньги и, пусть и с рук, но купила на новоселье сыну диван, журнальный столик и новый комплект постельного белья. А новоселье не состоялось: государство и прежде не справлялось с обеспечением жильем сирот, а в 2015 г. дотации на это сократили. Егору сказали ждать – может, год, может, два, а может, больше... Идти ему некуда. Живет он с Анной: в общий семейный бюджет отдает 9500 руб. со своей стипендии. Итого на пятерых в месяц выходит чуть больше 50 тысяч.

«Расходы. – Аня вздыхает, легко и быстро подсчитывает только коммуналку. – За квартиру мы платим 5500 руб. в месяц (квартплату приемным семьям никто не отменял. – Н. П.), еще газ, свет, интернет и телефон. Всего около 9 тысяч. Еще мобильные телефоны. Одежду нам часто отдают. Проезд – очень много уходит на него. Питание – ну не голодаем, есть приемные семьи, где по восемь детей… Но дело же не в этом!» «На государственные пособия я не могу дать детям того, что им нужно! – с отчаянием сбивается со счета мама. – Маше и Насте не обойтись без репетиторов: по иностранным языкам, по математике, по другим предметам. Одно занятие с репетитором – 500 руб. С Егора в 18 лет сняли инвалидность: оказалось, для взрослых у нашей медицины другие критерии, более жесткие. Инвалидность-то сняли, но видеть лучше он не стал (у Егора высокая степень близорукости, астигматизм. – Н. П.). Каждый месяц ему нужны линзы. Раньше мы покупали их на пособие по инвалидности. А на что теперь?»

«А вчера позвонила тренер Маши (девочка несколько лет занимается бальными танцами. – Н. П.), – переключается с проблемы на проблему Анна, – категорично заявила: «К осени ищите другого партнера или бросайте танцы. Ваш прежний партнер на фоне вас будет деградировать, он же занимается индивидуально…»

Тренеры настаивают: для повышения уровня, помимо групповых занятий (2500 руб. в месяц), нужны индивидуальные – три-четыре раза в неделю, 1000 руб. каждое. Маша, конечно, ходит только на групповые.

«Видимо, будем отказываться, Машенька, – сообщает дочке Аня и поворачивается ко мне. Маша молчит, не двигается. – Очень жаль. Три года этому отдано. Это всерьез Маше нравится, это у нее получается. Но мы не потянем…»

Маша спрашивает: «Мама, а ты сказала тренеру, что у Ромы (партнер по танцам. – Н. П.) есть и мама, и папа. А у меня только мама. И нас четверо. Сказала?» «Да», – отвечает Аня. Маша выходит из комнаты.

Машино пособие самое крохотное. Одно бальное платье стоит больше – около 10 тысяч, а их нужно не меньше двух для танцев, еще 4–5 тысяч на туфли. На Машу не приходит никаких алиментов: мама в розыске уже десять лет. С кого взыскивать? С мамы Глеба алименты взыскать могли бы, но Аня их не требует. Почему?

«Эта женщина больна, – объясняет доцент Бережная, – работает уборщицей, оклад – 6500 (из них Глебу и причитаются 1200. – Н. П.), после Глеба родила еще сына, мальчику шесть лет, она одна его воспитывает. Глеб давно нашел свою мать и иногда навещает. Однажды попросил у меня денег на торт – на день рождения сводному брату. Потом рассказывал, что этот торт был единственное, что стояло на столе в день рождения…»


Егор тоже разыскал свою маму. У них одна фамилия. Они внешне очень похожи. Мама родила Егора рано и оставила в доме ребенка. Сегодня она вполне успешная бизнес-леди. У нее своя конюшня. Участвует в выставках и соревнованиях. Других детей у нее нет, только кошки и собаки.


«Егор, когда узнал о ней, очень обрадовался, – продолжает Анна. – Как-то в «Ленэкспо» проходила выставка «Иппосфера», он там бегал, ее искал, но не нашел. А потом отыскал ее страничку «ВКонтакте» и написал. Долго думал, как написать: «привет, родитель» или «привет, мама»? Написал просто: «привет». В ответ тут же был добавлен в черный список. И он, и я, и Глеб, и Маша, и Настя…»

Два года назад они назанимали денег в долг, и все вместе на целых десять дней поехали отдыхать на Азовское море.

«На юге Егор тоже обзавелся зверьем, взмолился: «Мама, хочу своего питомца!» Маленькая черепашка, размером с детскую ладошку, – показывает Анна, – но я же не думала, что она будет золотой! Мы за нее заплатили всего 150 рублей. А потом началось: ей надо то, ей надо сё (аквариум, камешки, водоросли, фильтр, корм. – Н. П.)… Ёлки! А главное, она здесь, в Питере, заболела, зараза! А Егор уехал к бабушке на дачу. Знаете, смешно, такая тварь маленькая лежит: «Всё, башка болит, подыхаю…» Я думаю: сдохнет Пупсик (так он ее назвал), Егор расстроится. А мы как раз водили с Машей собаку к ветеринару. Понесли и эту черепаху. Ей стали колоть уколы. Двое держат лапочку вот такусенькую и колют. 160 рублей укол! На эти деньги таких еще пять можно было купить! Короче, черепаху накололи. Она такая борзая стала: по аквариуму – фьють-фьють, как ураган! Я думаю: надо же! Надо было себе колоть…»