Теракт – примитивное оружие слабого
О том, почему «благополучные» молодые идут в ИГИЛ (запрещенная в России организация), откуда берутся террористы, во что они верят и чего хотят, размышляет ректор Восточно-европейского института психоанализа доктор психологических наук, профессор Михаил Решетников.
– Михаил Михайлович, каковы культурные предпосылки появления идеологии ИГИЛ?
– Поколениями европейцев была создана высокая духовная и материальная христианская культура. В последнее столетие христианские ценности постепенно трансформировались в демократические, а сама демократия стала своеобразной религией, с характерными признаками непоколебимости ее догматов. Большинство европейцев, включая недавно присоединившихся к ним русских, более или менее искренние приверженцы этой культуры, обычаев и т. д. И хотя мы признаем, что существуют и другие традиции, но не всегда понимаем, что их представители столь же нарциссически относятся к своим (более древним, чем демократия) религиям, традициям и обычаям.
Во второй половине ХХ века в европейской культуре появилась тенденция объединять, а затем и путать культуру, развитие цивилизации с техническим прогрессом. Пятая часть населения планеты уверена, что именно она – лидер цивилизации и должна предлагать и даже обеспечивать (включая силовые методы) варианты развития остальным, понимаемым как отсталые народам.
Мне приходилось не раз задавать этот вопрос: действительно ли весь не европейский мир (79% населения планеты) страстно желает присоединиться к нашей внешне респектабельной, но местами дурно пахнущей цивилизации, с ее алкоголизмом, безверием, наркотиками, распадом семей, проституцией и пр.? Оказалось, что не всех, даже на том же Западе, прельщает то, что обычно именуется «западным образом жизни». В нем остается все меньше пространства для смыслов и нравственности, которые подменяются фетишизмом и сакрализацией материального достатка. Обсуждение и осуждение этих проблем идет во всех слоях общества, но достаточно вяло, скорее на уровне констатации: «К сожалению, такова современная действительность, и с этим ничего нельзя поделать».
– Кого и чем привлекает игра в джихад?
– В любом обществе есть молодые люди, которых можно было бы обозначить как «романтиков борьбы», для которых характерны юношеский максимализм, склонность подвергать сомнению устоявшиеся нормы и правила и делать это энергично и агрессивно. В здоровом социуме, где потребностям молодых людей противостоит ориентированное на стабильность взрослое большинство, новое поколение постепенно адаптируется, принимая жизнь такой, как она есть. Но ситуация меняется, когда мир взрослых оказывается в состоянии кризиса и сам мучительно ищет новые пути развития.
Фото: gosindex.ru
Все еще провозглашаемые демократические принципы и лозунги все больше не соответствуют тому, что демонстрирует реальная жизнь и реальная политика. В России ситуация сегодня соответствует мировой статистике, согласно которой 10% населения планеты аккумулирует 89,1% всех материальных благ. Необходимо отбросить иллюзии и последовательно разъяснять идущим на смену поколениям: не идеи равенства и братства, и даже не идеи справедливости определяют индивидуальную и общественную жизнь, а жесткая конкуренция. И по мере истощения природных ресурсов планеты эта конкуренция будет нарастать.
Некогда популярная фраза о том, что «мы все в одной лодке», в ХХ веке дополнилась саркастическим примечанием: «Но некоторые в качестве провианта», – и начала приобретать реальный смысл для целых стран и народов. Естественно, что эти народы будут сопротивляться такой исторической перспективе. Практически во всех странах появилась категория «более равных», безнаказанность которых пропорциональна их капиталу. Возникает вопрос: действительно ли демократия является высшей стадией развития человечества?
– Зачем и почему идут в ИГИЛ? Чего ждут и на что надеются адепты?
– Думаю, теперь будет более понятно, почему часть молодых людей, включая этнических европейцев, легко вовлекаются в запрещенную в России ИГИЛ. Один из распространенных вариантов ответа: они идут туда ради социальной справедливости. Но это только главный и самый привлекательный лозунг, который активно используют вербовщики.
Пропагандисты ИГИЛ обещают им гораздо больше – новый мир, в котором не будет богатых и бедных, «более равных», слуг и господ, неправового суда, коррупции и взяточничества, курения и наркотиков, алкоголя и проституции, двойных стандартов и т. д. Безусловно, эти идеи – иллюзии и манипуляции, но для молодых разочарованных людей они оказываются более чем привлекательными.
По всему миру активисты готовы бороться за идею нового общественного устройства, хотя сами они не очень понимают, каким именно оно должно быть. Есть только недовольство, и пока никто не предложил им иных идей, смыслов бытия и в целом иной модели будущего. Колоссально успешной пропаганде ИГИЛ и в арабском мире, и в Европе по сути ничего не противопоставлено. А при отсутствии иного образа будущего – и не может быть противопоставлено.
И еще об одном заблуждении. Считается, что вербовщики – некие проплаченные проходимцы, асоциальные типы, хорошо обученные, использующие манипулятивные методы и заманивающие легковерных молодых людей в свои сети. Это не совсем так. Большинство вербовщиков искренне верят в проповедуемые ими идеалы, и методы их убеждения нельзя оценивать как манипулятивные (когда провозглашаются одни, а преследуются другие цели). Поэтому их методы убеждения столь действенны. Те, кто ведет контрпропаганду, к сожалению, не имеют такой же непоколебимой уверенности в своей правоте.
Безусловно, пропаганде терроризма и насилия в любых формах нужно противодействовать и убеждать молодых людей, что справедливость не находят, а обретают в борьбе, но эта борьба должна вестись цивилизованными методами. Теракт – примитивное оружие слабого.
– Каков менталитет людей, идущих в ИГИЛ?
– Обычно их именуют преступными безумцами. Они, безусловно, преступны, но они не безумцы. Наиболее часто задают вопрос: что позволяет им убивать ни в чем не повинных людей? Это тоже достаточно трудно понять, но в их представлениях нет невинных, за исключением тех, кто разделяет их идеалы. Они бесконечно уверены, что это не они преследуют, а их, а они только отвечают на гонения, что их якобы унижают, обвиняют и преследуют.
– Во что они верят и чего хотят?
– Нам, почти утратившим веру в Бога, это трудно понять, а большинство из них искренне верят в то направление (или отклонение от) ислама, к которому они принадлежат. Верят примерно так же, как это было в Европе в Средние века, когда десятками казнили ведьм и еретиков под ликование искренних христиан, когда совершались крестовые походы. Кроме того, они верят в свою мессианскую роль по очищению мира от скверны. Чего хотят? Если стараться быть объективным – искоренить пороки демократии, и прежде всего – нарастающей во всем мире несправедливости, «более равных» граждан и «более равных» стран, которым позволено пренебрегать интересами других стран. Ни для кого не секрет, что в мире давно появилось определение «конченые страны», у которых никогда не будет адекватного образования, здравоохранения, высоких технологий и т. д., которым заготовлено место на обочине современной истории и которых можно наказывать (в том числе ракетными обстрелами) на основе огульных и бездоказательных обвинений, как это было с атомным оружием Саддама Хусейна или вот только на этой неделе – с химическим оружием в Сирии.
Фото: psy.su
– Это не фанатики?
– В большинстве случаев это все-таки фанатики. Уверен, что далеко не все согласятся с тем, что каждый теракт – одновременно еще и послание. В инструкциях для террористов прямо указывается: «Чем больше будет жертв, тем скорее они поймут!» Это, конечно, извращенно-преступная форма апелляции к пониманию, но и этот фактор не стоило бы не учитывать.
– Во имя чего террорист совершает свой поступок?
– Это прозвучит малоубедительно, но преимущественно во имя веры, так, как они ее понимают и ради которой они готовы жертвовать собственной жизнью. Одно время пытались принизить этот фактор, именуя их «террористами-суицидниками». Не думаю, что это позволяет лучше понять эту трагическую для современного мира феноменологию.
– Как и кто может им противостоять?
– Ученые давно говорят, что в дополнение к силовому подавлению необходимо задуматься о разработке гуманитарных стратегий антитеррора. Противостоять этому должны не только спецслужбы, но и просвещенное знание. Кроме того, им может противостоять консолидированное общество, убежденное в своей моральной и исторической правоте.
Один мой коллега как-то высказал мнение, что бороться с терроризмом методами отлавливания и уничтожения террористов – это то же самое, что пытаться бороться с наводнением, вооружившись столовыми ложками. Но я не стал бы недооценивать роль органов охраны порядка. Хотя здесь также имеется определенные трудности – у нас не сформированы кооперативные отношения между населением, полицией и спецслужбами. С одной стороны, это обусловлено постсоветским синдромом негативного отношения к любым формам такого взаимодействия, которое все еще нередко оценивается как стукачество. А с другой –
у населения не сформирован достаточно высокий уровень доверия к органам охраны порядка, так как в социуме остается популярной точка зрения, что они охраняют не граждан, а тех, у кого власть и капитал (так называемых «более равных»).
– Кто и как, с вашей точки зрения, должен контролировать экстремистские настроения в обществе?
– Поскольку они независимо от того, во что они верят, совершают убийства ни в чем не повинных людей, для общества они преступники. И здесь, безусловно, главная роль принадлежит полиции и спецслужбам, но эта роль, повторю еще раз, может быть эффективной только при высоком уровне взаимного доверия между органами охраны порядка и всеми гражданами.
– Можно ли дать прогноз настроений в обществе: страх, исламофобия, фатализм? Лозунг «Нас не сломят. Мы не боимся» выглядит смело, но беспомощно: мы не видим врага в лицо и не понимаем, чего он хочет.
– Страх есть, и это нормальная реакция нормальных людей на ненормальную ситуацию. Термин «исламофобия» я бы вообще запретил употреблять, как оскорбительный для миллионов приверженцев ислама. К фатализму, который обычно выражается формулой «чему быть, того не миновать», думаю, нужно относиться отрицательно. Как раз страх, опасения, антитеррористическая настороженность и мобилизация совместных усилий общества и спецслужб очень многого позволяют – и уже не раз помогали! – избежать. Чтобы у кого-то (в связи с изложенными выше социальными феноменами) не возникло представлений о негативном отношении автора к полиции и спецслужбам, добавлю, что, по имеющимся данным, благодаря именно им и бдительным гражданам только за последние годы было предотвращено несколько тысяч терактов. При этом погибли десятки сотрудников полиции и спецслужб – они честно выполнили свой долг и отдали свою жизнь за наши покой и благополучие.