Как жить не по постправде?
Поводом для выступлений мусульман в поддержку единоверцев из Мьянмы стали сфабрикованные фотофакты. Правы ли те, кто утверждает, что мы живем в эпоху постправды?
Свидетели в повязках и жуткие гравюры
В Мьянме действительно происходит жестокий этнически-религиозный конфликт, но мусульмане вышли на митинги не из-за сообщений информационных агентств и докладов ООН. Стимулом стали подборки фотографий, способных не то чтобы испортить настроение и аппетит, но прервать беременность. Эксперты-любители изучили подборки и пришли к выводу: самые страшные кадры сняты в другие годы, в других странах и даже не обязательно во время войн. В объективы попали жертвы стихийных бедствий и техногенных катастроф.
Однако на целевую аудиторию разоблачения не повлияли. Митинги, в том числе в Петербурге, продолжаются. Отсюда и печальный вывод: наступила эпоха постправды, или post-truth politics, когда важно не как на самом деле, а насколько ярко и эмоционально подана информация.
Конечно, всегда существовали непроверенные факты, принятые за окончательную правду. Веками она основывалась на личных свидетельствах. В культуре это показано в непревзойденном пропагандистском фильме «Александр Невский»: беглец из Пскова рассказывает, как немцы бьют за любой социальный контакт или за нежелание в него вступать. Рассказчик для достоверности с перевязанной головой и подвязанной рукой.
С давних времен устные свидетельства стали подкрепляться картинками. Особенности работы граверов позднего Средневековья и начала Нового времени были таковы, что они старались уместить на один лист все события. Если они иллюстрировали разграбление испанцами Антверпена в XVI веке, то изображались все эксцессы, бывшие в тот день, но сконцентрированные на одной улице. Гравюра, посвященная людоедскому голоду той же эпохи, на Руси и в Литве представляла зрителю конвейер массового каннибализма, конечно же, невозможный в действительности. Но человек, далекий от места событий, мог вообразить, что в неведомых ему краях люди едят друг друга на улице и не очень этого стесняются.
Разграбление фламандской деревни испанцами. Художник Питер Мёленер
Целью картинок было не только пощекотать нервы зрителя, но и заставить общество возненавидеть одну из сторон конфликта. Во время Английской революции приверженцы парламента распространяли гравюры о зверствах роялистов. После раскола русские староверы укрепляли дух единомышленников лубочными картинками о расправах над защитниками Соловецкого монастыря и более поздними жестокостями солдат Петра. В годы Французской революции монархия обличалась гравюрами о Варфоломеевской ночи, на которых король собственноручно подстреливал гугенотов. Уже скоро Европу облетят гравюры монархистов о зверствах революционеров.
Не веришь ящику – поверишь другу!
Во второй половине XIX века выяснилось, что фотографический аппарат подходит не только для создания портретов, но и для фиксации действительности, зачастую трагической. Марк Твен в выдуманном монологе бельгийского короля Леопольда, оправдывающего эксплуатацию туземцев в Конго, заявляет: «Кодак» – это просто бич. Наш самый настоящий враг, честное слово». Это значило, что фотография негра с отрубленной рукой – более надежное свидетельство, чем сотни страниц текста.
Скоро выяснилось, что, кроме фотографий с натуры, могут быть и постановочные, и поддельные. Депутат Думы от правых Василий Шульгин вспоминал, что в годы его студенчества в Киеве распространялись фотографии жертв петербургских беспорядков. При внимательном рассмотрении было видно, что фотограф снимал не само событие, а рисунок по мотивам.
Фотография и документальное кино не сразу стали универсальными средствами убеждения аудитории. Пропаганда в Первую мировую войну и годы становления авторитарных режимов Европы опиралась не столько на фотографии и кинопоказы, сколько на проверенные временем тексты и картинки, изображавшие зверства германской военщины или белогвардейцев.
Фотоплакат. Иностранная военная интервенция в России (1918—1921)
То, что идеальный носитель постправды – кинохроника, осознали почти одновременно в Третьем Рейхе и в СССР. Покушение на государственные фальшивки, рассуждения, что «враг народа» не мог физически совершить инкриминируемые ему деяния, считались изменой.
Тоталитарные режимы пали или смягчились, кинохронику сменило телевидение, пришел интернет. Казалось, что он если и не покончит с постправдой, то станет надежным противоядием от нее. Иллюзия умерла. Человек может сомневаться в телевизионной пропаганде и даже принципиально не смотреть «ящик». Но в своих друзьях он не сомневается. Если друзья дали ссылку на фотографию жертв прошлогоднего торнадо с припиской, что это мирные жители, убитые позавчера, он поверит друзьям. Не случайно сам термин post-truth politics возник не в телевизионную, а в компьютерную эпоху.
Неужели теперь придется жить, предпочитая одно вранье другому? И есть ли от этого защита?
Сегодня каждый неленивый человек способен провести маленькое расследование и разобраться, что же произошло на самом деле, не только возле собственного подъезда, но и в самой отдаленной точке планеты. Это требует базовых знаний, интуитивного умения замечать идеологические штампы и улавливать язык ненависти. А если нет ни времени, ни желания в этом разбираться, то проще воздержаться от оценок, признав свою некомпетентность, чем обвинять государства, народы, религии в недоказанных злодействах.
Мир полон страшных новостей, и избегать их не всегда получается. Но если вы услышали, например, о теракте или действиях армии (американской, российской, турецкой, израильской – не важно), а позже выяснилось, что это вымысел, проверьте свои эмоции. Если вы с облегчением вздохнули, что кошмар оказался фейком, – с вами все в порядке. Но если вас огорчило, что черное не настолько черно, как казалось, – мир постправды вас победил.