Чтобы в Берлине утерлись!
Проект здания Музея блокады утвержден, но никто не знает, что будет внутри.
Инициатива создания в северной столице нового Музея обороны и блокады могла бы объединить историков, музейщиков и чиновников, но все случилось ровно наоборот. На круглом столе 10 октября собирались обсудить вопросы смыслового наполнения будущего проекта, но представители власти встречу проигнорировали. Что, по мнению противников текущего хода вещей, – тоже ответ.
Особенности национального музеестроения
В феврале 2017 года несколько музеев Петербурга получили письмо от директора АО «Центр музейных и выставочных проектов» (фирма учреждена правительством Петербурга в 2016 году. – Прим. Авт.) Сергея Важенина. В этом письме директоров музеев просили сообщить о наличии в их фондах артефактов по теме блокады Ленинграда и предоставить к ним доступ «для проведения экспертной оценки». Часть музейного сообщества сильно удивилась. В первую очередь потому, что допуск неизвестного «специалиста» в фонды расценили как нарушение закона о музейном деле и вероятность расстаться с фондами.
Для многих история с письмом стала сигналом – как собирается действовать Смольный в процессе возведения Музея блокады – задолго до подведения итогов архитектурного конкурса. О странностях самого конкурса (который проходил под чутким надзором чиновников) «Новая» уже писала. Сегодня проект-победитель определен, но вопросов стало еще больше: почему здание спроектировано без учета концепции его наполнения, в чем заключается эта концепция, будет ли в городе два Музея блокады или один? А может, не будет вообще ничего?
«Никто не оспаривает перезревшую уже необходимость создания нормального современного Музея обороны и блокады, потому что состояние, в котором находятся сегодня фонды в Соляном городке, – это стыд для города», – соглашается историк и публицист Юлия Кантор.
Однако, по ее мнению, начинать этот проект в Петербурге с чистого листа некорректно. Кантор приводит в пример Музей Второй мировой войны в Гданьске, концепция которого формировалась в течение 18 лет.
Юлия Кантор // Фото: polymus.ru
«Необходим экспертный совет, который бы собирался не один раз, а разрабатывал и утверждал концепцию музея поэтапно, – высказывает свою позицию историк. – И важно, чтобы новый музей стал правопреемником существующего».
Окно возможностей
Специалисты-музейщики разделяют два понятия: концепция экспозиции и концепция самого музея как института. Когда готовились условия архитектурного конкурса, в качестве последней использовали рамочный документ еще три года назад. В нем речь шла не о музее, а о целом научно-исследовательском комплексе.
«Мы говорим о том, что история блокады – это не только четыре года войны, – говорит Милена Третьякова, заместитель директора Музея блокады. – Это и история послевоенного поколения, и 60-е годы, когда о трагедии блокады впервые стало можно открыто говорить, и гуманитарный взрыв перестройки, когда материалы личной истории впервые стали массово публиковаться. За 75 лет советской и постсоветской власти мы так и не создали архивов, в которых было бы сконцентрировано такое знание. Поэтому для начала надо хотя бы представлять себе весь массив этих материалов».
Милена Третьякова // Фото: rbk.ru
Возглавляемая Третьяковой рабочая группа на первом этапе наполнения нового музея готова ограничиться временной выставкой. А дальше постепенно превращать здание во всероссийский центр, собирающий документы, блокадные дневники, истории эвакуаций со всей страны.
Входящий в эту же группу историк профессор Европейского университета Никита Ломагин тоже видит плюс в масштабах грядущего строительства. «Кто-то назовет это традиционным питерским оппортунизмом, но, возможно, впервые за 25 лет для нас открылось окно возможностей создать институт памяти, – говорит он. – Там будет достаточно пространства, чтобы объединить под одной крышей все, что есть на тему блокады в Тюмени, Екатеринбурге, Вашингтоне...»
Что же касается заседаний и экспертных советов, то это, по мнению Никиты Ломагина, work in progress (‘незавершенное производство’). «Мы не можем, как в Гданьске, 18 лет разрабатывать концепцию. Нет у нас этих 18 лет!» – заключает он.
Никита Ломагин // Фото: fontanka.ru
Должен стать жемчужиной
Одна из очевидных причин, почему активность вокруг музея сегодня так высока, – успеть закончить строительство к 2019 году: 75-летней годовщине снятия блокады. Чем придется пожертвовать из-за спешки?
«В эпоху интернета современный музей – это пространство не про знания, а про эмоции и про людей, – отмечает архитектурный критик Мария Элькина. – Концепция его наполнения просто не может разрабатываться после здания, потому что здание делается под нее. Так не бывает!»
Элькина называет победивший в конкурсе проект студии Никиты Явейна пародией на то, что делали в 70-е.
«Как историк архитектуры, я скажу, что для архитектуры это было не самое лучшее время, – говорит она. – Можно открыться не в 2019, а в 2021 году, но так, чтобы в Берлине утерлись и поняли наконец-то, как нужно делать музей. Абсолютно всё для этого есть, есть профессионалы, которых можно собрать по России... Это должно стать нашей жемчужиной».
Юлия Кантор, ранее отказавшаяся входить в рабочую группу, в своих оценках еще более категорична: «Сейчас строится нечто и уничтожается существующее. Группа товарищей, воспользовавшись хорошей финансово подкрепленной ситуацией, решает свои задачи. Замечательно, если будут собраны все документы и дневники по блокаде. Но это ни на йоту не приблизит нас к созданию нового музея».
Могут разворовать, а могут и нет
Есть в этой истории и еще одно, самое слабое звено – российская власть. Никто, включая самих чиновников, не может с уверенностью сказать, что новый Музей блокады в Петербурге в итоге действительно появится. Что будет с проектом, если в Смольном случатся перестановки или поток финансов вдруг оскудеет?
«Я не могу дать гарантии, что комплекс будет построен, – признается Милена Третьякова. – Сейчас наша задача настолько закрутить этот проект, чтобы полностью потопить его было нельзя».
Даже при удачном стечении обстоятельств, по мнению Третьяковой, по окончании строительства музейщики не получат в свое распоряжение все девять тысяч квадратных метров помещений, заложенных в проекте. И вопрос, какие темы будут или не будут раскрыты в выставочном пространстве музея, пока всерьез обсуждать нельзя.
Другими словами, делай свое дело и будь что будет, говорят члены рабочей группы. Их оппоненты с ужасом смотрят на то, что может быть построено в результате компромисса. Ведь тогда о каком-то другом Музее блокады в Петербурге уже точно придется забыть.