«Вы понимаете, каково онкологическим больным выжить в Новый год?»
Организаторы благотворительного аукциона «Фотографии, меняющие жизнь», – о маленьких чудесах и «правильных» покупателях.
- Открытие вернисажа 13 декабря, 12.00.
- Дата аукциона: 14 декабря, 19.00.
- Место: Галерея Art of Foto, Большая Конюшенная ул., 1. Регистрация на сайте проекта.
- Посмотреть фотографии и начать торговаться можно уже сейчас.
- В аукционе можно принимать участие заочно – напишите на [email protected].
Елена Грачева, директор благотворительного фонда AdVita:
СМЫСЛ. Почему именно фотография? Мне кажется, фотография – это про жизнь и искусство одновременно. Каждая работа, выставленная на аукцион, – шедевр со своей философией и эстетикой. В этом году много Петербурга – в совершенно разной стилистике, но неизменно потрясающего, много черно-белых работ, есть винтажные снимки – например, Александр Китаев дал для аукциона винтажный отпечаток из серии «Невольная линия ландшафта», а Валерий Плотников – портрет Владимира Высоцкого с Мариной Влади. Удивительным образом фотографии перекликаются, создают общее смысловое пространство.
ЧУДО. Почему я так люблю этот аукцион? Мне нравится, что это не только пожертвование, но и одновременно подарок – себе или близкому человеку. Это авторский отпечаток, это бумага, которая неровная, которая отражает по-разному свет, она очень живая. Это ручная печать и ограниченный тираж. В такой печати всегда есть место маленькому чуду, потому что ни один отпечаток не похож на другой – как в детстве в ванной под красный свет на твоих глазах вдруг оживают фигуры в белом прямоугольнике, и каждый раз они немного другие.
ЖИЗНЬ. В прошлом году работы уходили и за 10 тысяч, и за 100. Одна из фотографий улетела в ОАЭ, это одна из самых экзотических покупок. Всего удалось собрать 634 229 рублей – для трех пациентов, и все они живы! Двое молодых ребят, студенты Роман Лапушкин из Стерлитамака и петербуржец Владислав Нечаев. Роман закончил лечение, Владислав еще лечится, но чувствует себя хорошо. Медсестра из Иркутска Ирина Моисеевва перенесла трансплантацию костного мозга в июле, восстановилась и вернулась домой. Это ли не рождественское чудо?!
БЕДА. Есть еще одна важная причина, почему мы должны собрать деньги на этом аукционе. Вы понимаете, каково онкологическим больным выжить в Новый год? С конца декабря и до середины января оптовые поставщики лекарств не работают – выходные. У рака выходных и праздников нет, химиотерапия должна проводиться по жесткому расписанию. И каждый день может случиться беда! Например, после химиотерапии главная опасность – инфекционно-токсический шок, когда инфекция развивается стремительно и может убить человека за несколько часов. Есть спасительные препараты, но их нужно вводить в первые минуты. Нам надо отправить в подшефные больницы «реанимационный запас» лекарств на 3–3,5 недели вперед. И этот запас нужно оплатить прямо сейчас.
ЦИФРЫ. 15 лет назад, когда фонд AdVita начинал работать, благотворительность была в диковинку: никто не понимал, что мы вообще делаем. Сейчас, с одной стороны, растет число людей, готовых помогать: делать пожертвования, сдавать кровь, быть волонтером. С другой стороны, сокращается средний размер пожертвований на фоне роста цен, инфляции, люди становятся заметно беднее. Но если мы не можем найти человека, который даст миллион рублей, мы должны найти сто тысяч человек, которые дадут по сто рублей. И это правильный вектор развития. Во всем мире основа благотворительности не миллиардеры, а люди, которые жертвуют по 10 долларов ежемесячно. Сейчас в фонде «Адвита» 3–3,5 тысячи пожертвований в месяц. Эту цифру нужно как минимум удвоить. Но для страны, в которой традиция благотворительности была выкорчевана и несколько поколений вообще не знали, что это такое, темпы роста хорошие. Если сравнивать с любой протестантской страной – Германией, США, где все, просто все участвуют в благотворительности – нам до них еще далеко.
НОРМА. Я – за то, чтобы говорить о своем участии в благотворительности, не стесняясь, что вас обвинят в нескромности. Мне кажется очень странным, что считается неприличным рассказывать про хорошие дела. Про всякую ерунду и злодейства – можно, а про что-то нормальное – нет? Чем чаще мы будем говорить об этом, тем больше людей будут воспринимать благотворительность как что-то нормальное, а не героизм или самопожертвование. Если есть руки-ноги и не умираем с голоду, если есть 50 рублей, которыми можете пожертвовать, или час времени – почему бы нам этим не поделиться? Это естественно, нормально и правильно. И очень приятно, кстати.
ПОМОЩЬ. Если у нас государственные институты не работают, нужно создавать общественные институты, которые будут работать. И они работают! Еще 5–7 лет назад мы не знали, куда бежать, если возникали проблемы. Теперь пациенту без регистрации помогут получить медицинскую помощь наши друзья из «Ночлежки». Была ситуация, когда мама лежала на химиотерапии, а ее маленького ребенка поместили в интернат. С помощью «Петербургских родителей» удалось временно официально оформить малыша в семью. Мама в больнице полгода-год, а домашний ребенок был бы в интернате – за что?!
АЙСБЕРГ. Фонд «Адвита» не просто собирает деньги и оплачивает лекарства. Принимая человека с момента постановки диагноза, мы рядом с ним во время лечения и после его окончания: есть проект реабилитационный, если лечение помогло; есть паллиативный проект, если нужно побороться за качество жизни человека, которого не смогли вылечить. Мы решаем вопросы с документами, проживанием, логистикой. Вот ребенок лежит под капельницей, и его анализы маме надо в семь разных лабораторий отвезти, например. Как она это успеет? Или на химиотерапию приехал парень из условного Саранска и у него редкая третья отрицательная группа крови, и ни одного знакомого человека в городе. А где жить пациентам, которые как минимум сто дней после трансплантации должны в клинику каждый день приходить? Мы снимаем 20 квартир, в общей сложности 73 комнаты. Человек приехал из деревни или маленького городка, где зарплата 4 тысячи рублей, откуда у него деньги на аренду?
Во всех странах рядом с онкоцентрами стоят социальные гостиницы. Когда строили НИИ ДОГиТ имени Р. М. Горбачевой (по немецкому проекту), там предполагалась двойная башня: в одной – клиника, во второй – гостиница. Вот эту гостиницу и вычеркнули из проекта первым делом.
А в клинике огромный поток – около 400 трансплантаций за прошлый год, пациентов из Петербурга и ЛО – процентов двадцать. Некоторые наши подопечные даже не могут наскрести денег на билет, чтобы до клиники доехать. У нас же бесплатно к месту лечения предоставляются только железнодорожные билеты. А если у тебя острый лейкоз? Ты не доедешь не то что из Владивостока, даже из Нижнего Новгорода: у тебя тромбоцитов нет, лейкоцитов нет, в любую секунду инфекцию схватишь или кровотечение начнется – и погибнешь прямо в поезде. Нужен самолет, туда и обратно, с сопровождающим. И это тоже мы оплачиваем. Так что лекарства – это лишь видимая часть айсберга.
ПРИХОДИТЕ! Для меня каждое пожертвование – чудо. Каждый раз, когда удается добиться, чтобы лечение не прервалось; когда мы видим буквально заново родившегося человека, особенно когда они приезжают на проверки и совершенно уже не похожи на себя в стерильном боксе; когда приходят выросшие дети-пациенты, у которых уже свои дети появились, – это чудо! Поэтому приходите на благотворительный аукцион: даже если вы ничего не купите, вы просто посмотрите невероятной красоты выставку и сможете сделать посильное пожертвование: в галерее будет установлены ящики для пожертвований. Я очень надеюсь, что фотоаукцион останется ежегодным, потому что это прекрасная новогодняя история.
Сергей Максимишин, идейный вдохновитель первого благотворительного аукциона «Фотографии, меняющие жизнь», двукратный победитель конкурса World Press Photo. Работы представлены в музеях России, Европы и США, частных галереях:
НАЧАЛО. Мне попалась на глаза просьба «Адвиты» о помощи одному дядечке, он был профессором теоретической физики в ЛИСИ. Поскольку я сам бывший физик, меня это по-особому тронуло, и я решил продать несколько своих фотографий, чтобы помочь ему. К сожалению, он умер: то ли помощь подзадержалась, то ли лечение не подействовало. Но почин не пропал, ко мне присоединились другие фотографы: Юра Молодковец, Леша Мякишев. И мы решили делать это не «по-маленькому» в интернете, а «по-большому». Идея была амбициозна: собрать сборную России по фотографии, предложить первоклассный продукт. Коллеги откликнулись. Это топовые имена фотографов, у нас просто в России нет ничего круче. Поэтому я всех приглашаю, приходите, это хорошее дело. Можно и людям помочь, и себе карму почистить, и первоклассным подарком близких порадовать.
СНИМОК. Моя фотография на аукционе этого года – снимок в женском теологическом колледже Дагестана. В начале нулевых «Русский репортер» опубликовал душераздирающий текст про волну похищений невест в Дагестане. Одной девочке, которая сама стала жертвой похищения, удалось сбежать в Москву, и она описала все изнутри. Это был совершенно невероятный текст, он наделал много шума. Как иллюстрировать? Решили делать фотоматериал про женскую долю в Дагестане. Я снимал эмансипе – на филфаке Дагестанского университета, совершенно оттянутые девицы! Снимал шоу-балет, где девочек учат танцевать, но большинству из них родители запрещают выступать. Шоу-балет – это самая эротическая вещь, которую можно легально увидеть в Махачкале. Снимал в 10-м классе сельской школы, где половину девочек уже похищали. Мне захотелось сфотографировать и другой полюс. Спросил, где найти религиозных девочек. Тебе надо в теологический колледж, говорят. И я пошел. Увидел аудиторию, где сидит множество женщин в хиджабах. Подумал: красивая картинка. Единственное, что мне надо было, – чтобы они на меня не смотрели. И я честно просидел всю лекцию, ничего не делая, чтобы перестать быть центром внимания. Мне кажется, весь цимес этой картинки в том, что там никто не смотрит на меня. Некоторые мои работы продаются в галереях, так вот, по количеству продаж та карточка на втором месте. На первом месте – портрет Путина.
АУКЦИОН. Я не думаю, что на благотворительном аукционе удастся получить за фотографию ту цену, за которые они продаются в галереях. Но участие в торгах для фотографа – это репутация. Дешево проданная картинка – удар по ней. Поэтому организаторам надо понимать, что аукцион должен быть серьезным, делать все, чтобы на него пришли «правильные» покупатели. Иначе на следующий фотографы просто не дадут свои фотографии.
ПОКУПКА. Фотография ничего никому не должна. Я ее сделал, отпустил, а дальше она сама летает. Последняя была удивительная покупка. Пожалуй, самая страшная моя фотография – та, где лежит гора кровоточащих норок без шкурок (зверосовхоз «Пионер»). Так вот, ее купила женщина и повесила у себя в ванной. Женщина – известный пластический хирург во Франции. Она прислала мне фото. Как я отнесся? Принял к сведению.
ДОБРО. Самая добрая моя фотография, наверное, та, за которую я получил приз на World Press Photo. Это история про любовь двух актеров – Машу и Яшу из «Наивного театра», в нем все актеры – люди с синдромом Дауна.
СКАЗКА. Есть градообразующие люди, как дядя Миша, который на Невском на трубе играет. Без него город неполный. Вот и замечательная Лариса Збышевская была такой. Она сидела на Восстания со множеством собак, называла себя Лариса Ваше Собачество, издавала газету о собаках, собирала всех бездомных дворняг, одно время их у нее было 18. Жила Лариса в коммуналке на Староневском. Я сделал про нее материал для «Огонька». И этот номер попал в США каким-то образом, а там люди, проникнувшись историей, создали фонд Ларисы Збышевской, собрали деньги и купили ей квартиру! Лариса перевезла туда всех собак и открыла музей защиты животных.
ГОРОД. Почему мне не снимается в Петербурге? Потому что мне хочется новизны ощущений. Хотя была большая история о городе к его 300-летию, опубликованная журналом Stern. Знаете, где мне лучше всего снимается? В городе, в котором я второй раз. В первый я еще ничего не понимаю, а во второй уже разбираюсь, но и сохраняется визуальная свежесть ощущений. Речь именно о русских городах, они ближе.
ЛЮБОВЬ. Люблю ли я Петербург – вопрос не банальный для меня, потому что я приезжий. Я понял, что полюбил город, буквально недавно, честно говоря. До этого у меня были сомнения. Жизнь их развеяла, привык. Питер не простой город. Мне кажется, в Питере основная эстетическая категория – это надрыв. Тут, как у меня на Украине говорят, все «занадто» – чересчур.
Есть города изначально здоровые, которые выросли сами по себе, как Киев, Москва. А Питер родился по сиюминутной политической воле, вырос в месте абсолютно для города не предназначенном, и это нездоровье есть в Питере.
Когда-то я снимал великого человека академика Александра Панченко – ныне, к сожалению, покойного. Он был уже сильно пьяненький, подошел к полке с классической русской литературой, провел по ней рукой и сказал: «Посмотри, кто из них родился в Питере? Никто!» Хотя можно поспорить: Блок да Бродский. Но Панченко был уверен – это все к нему! – что Питер – город импотентный, город контекста, слушателей, ценителей, город критиков, а творцы здесь не рождаются. Они приезжают. Парадокс в том, что в России нет другого города, где я мог бы жить, кроме Питера.
ФОТО. Я люблю смотреть на фотографии, но свои я бы не стал вешать на стену. Почему? Надоели. Из последних фотографий сильное впечатление на меня произвели снимки Лены Аносовой из Иркутска, ее серия, получившая 2-е место на World Press Photo в этом году, о жизни маленького поселка в Сибири.
ШЕДЕВР. Для чего картины, для чего книжки? Вот для этого же и фотографии. Какая-то в голову, какая-то в желудок. Я прошу определить своих студентов, что такое хорошая фотография. Интуитивно каждый чувствует – сидит в интернете и лайкает. А ты попробуй это вербализовать. Я долго над этим думал, как человеку естественно-научного образования, мне важно построить систему определений. Так вот, всеобъемлющего определения дать нельзя, но можно свойства хорошей фотографии выделить: ее нельзя рассказать по телефону, она нерукотворна – там всегда должно быть немножко бога, а лучше «множко» (больше бога, чем вас), хорошую фотографию не переснять. А самое главное ее свойство – она должна быть удивительна. Я знаю много плохих удивительных фотографий, но я не знаю ни одной хорошей не удивительной.
СТРАСТИШКА. Я сейчас совершенно с ума сошел по старой фотографии – собираю, и мне это страшно нравится! Я абсолютно погружен в тему, как Плюшкин, перебираю свои запасы, копаюсь в любимых хламовниках. Вот сейчас пойду в такой хламовник-магазинчик, там меня уже знают, уже мне звонят. Пока делаю, потому что нравится, страстишка такая. Но надеюсь, из этого что-то вырастет.
ЧЕЛОВЕК. От чего я отказываюсь всегда, так это от съемки знаменитостей. Мне рыбак из камчатский деревушки интересней, чем Путин. Я всю жизнь снимал истории про маленьких людей. И великий человек Валера Щеколдин, увидев фотографии которого я просто смертельно захотел стать фотографом, тоже снимал про маленьких людей, и великий Соколаев тоже, и Владимир Семин. Знаете, интересная штука – я недавно лекцию читал студентам и задумался: русская литература дала миру тему маленького человека, а куда он потом делся? Последний в советской литературе был у Венички Ерофеева в «Москва – Петушки». Так вот, мне кажется, что этот маленький человек из русской литературы ушел в русскую фотографию. В этом мы отличаемся от зарубежной фотографии.
ВЫКЛЮЧАТЕЛЬ. Я не хожу с камерой, я ж еврей, а не идиот. У меня есть «выключатель» в отличие от многих фотографов. Я или работаю, или нет. Вот сейчас я «выключен». Конечно, если увижу что-то, есть телефон – сниму. Но когда я выключен, я мало что вижу. У меня есть о чем подумать и без фотографии.
СМИ. Журналы умерли, печататься негде, фотографирование стало хобби, и я такой классический фотолюбитель теперь. Я даже не отдаю в журналы свои истории. Я сам их верстаю и ставлю в интернет. Мне лучше сделать так, как я сам хочу, чем отдать в СМИ, которое на одну жалкую полосу фото поставит. Поэтому я сейчас работаю за лайки. Такой способ дает мне показать историю большему количеству людей.
ПРИЗНАНИЕ. Конечно, признание важно. Я сварил борщ, он вкусный. Ну хорошо, приятно. Я тщеславен, я люблю лайки, мне нравится, когда меня хвалят, до такой степени, что «меньше платите, больше хвалите». Другое дело, что раньше мне это нравилось больше. Я на все конкурсы отбирал снимки, сейчас – нет. Два года назад была моя программная выставка в Москве, но такие надо раз в десять лет проводить. Гений? Есть такое мнение, оно неверное. Это без кокетства. У меня есть студенты, которые снимают лучше меня. Какое-то время было больно это осознавать, теперь я к этой мысли привык. Выездные мастер-классы (мы только что с Кубы, до нее была Япония, а в январе летим в Эфиопию) сильно стимулируют: гальванизация трупа. Потому что мне же стыдно снять хуже, чем студенты, я прям бегаю как ошпаренный.
ПРОФЕССИЯ. Если человек идет в фотографы, чтобы заработать денег, это ошибка. Денег нет. Если чтобы заработать славу – это тоже ошибка. Никто не читает мелкий шрифт под фото. Вы спросите на улице, кто такой Сальгадо? Даже вы, журналист, не знаете Щеколдина, а это – ну как Пушкин! Если человек идет в фотографы и хочет изменить мир, то это тоже не сюда. Мир меняют политики, военные. Наша задача – звонить в колокольчик. Но в этой работе есть одна очень важная штука (собственно, почему я в профессии и хотел, чтобы мои дети занялись этой работой, но они не занялись) – это образ жизни. А это кайф! Это возможность путешествовать, причем не только по горизонтали, но и по вертикали: любой человек, попадая в чуждый ему социальный круг, либо выше, либо ниже, испытывает дискомфорт, кроме меня, потому что я на работе. Мое присутствие как среди бомжей, так и среди олигархов абсолютно оправданно. Фотоаппарат как «домик». С ним и на войне не страшно. До или после съемки – страшно, а когда начинаешь снимать – нет, потому что ты за фотоаппаратом. Плюс фотография – это определенная степень свободы. Когда Ходорковский пришел к Путину в свитере, он плохо кончил, а я ходил к Путину в свитере. Помните мультик «Путешествие Нильса с дикими гусями»? Одно из условий его расколдования было таким: вы будете оставаться в шляпе, когда король обнажит голову. Так вот это про фотографа.
Беседовала Надя КУЛИКОВА