Жизнь как коллекция
Атмосфера мастерской художника, кабинета композитора или обычной (на самом деле нет) комнаты, в которой творит скульптор или писатель, — это переживание навсегда.
Территория культуры — понятие вынужденное, вымученное и выстраданное. Оно может существовать, только если вокруг раскинулось пространство бескультурья. Понятно, почему чиновники из Минкульта так любят победные реляции — отчетность по гражданам, стремящимся в музеи, театры, концертные залы, ласкает слух. Но существуют кусочки реальности, которые не попадают ни в какую официальную статистику. Да и не могут попасть — они открывают себя так неожиданно и по случаю, что сложно не задаться вопросом: а реальность ли это вообще?
В квартире профессора Петербургского университета и создателя Музея современных искусств имени Дягилева Татьяны Юрьевой так много всего, что начинаешь испытывать что-то вроде синдрома Стендаля. В окне потрясающий вид на Неву и город: панорама от Смольного собора до Исаакиевского, Летний сад, Троицкий мост — после знакомства с хозяйкой только первое стояние на балконе занимает не менее получаса. А на стенах в каждой комнате и во всех коридорах — картины художников, друзей Юрьевой.
«Это принцип моей мамы Елены Константиновской, военной переводчицы и одной из первых женщин, награжденных орденом Красной Звезды, — рассказывает Татьяна Семеновна. — Ее слова «Не имеет смысла ничего коллекционировать, кроме друзей» стали мне завещанием. Так что на стенах вовсе не собрание произведений искусства, а сама жизнь — и моя, и многих прекрасных людей, составивших славу и Петербурга, и России».
Все началось в восьмидесятые, когда еще ничего было нельзя, кроме официально признанных тем и имен.
Преподавание в Академии художеств неизбежно ввело Юрьеву в круг художников Ленинграда, а после и Москвы. Мир неофициального искусства был притягателен и абсолютно неведом. Печальную и часто трагическую неизвестность мастеров, бывших по совместительству кочегарами и разнорабочими, она преодолевала в своих статьях и выставках в Дягилевском центре искусств. Список огромен, его открывают имена Владимира Овчинникова, Левона Лазарева, Глеба Богомолова, Владимира Духовлинова, Михаила Шемякина, Константина Симуна и многих других представителей советского андеграунда, а последние строки еще не дописаны.
История собрания началась с девичьих посиделок закадычных подруг. «Нас было четверо: Наталья Нестерова, Ксения Нечитайло, Татьяна Назаренко и я, — рассказывает Татьяна Юрьева. — Именно эти художницы ввели меня в московский художественный мир. Это был стык семидесятых-восьмидесятых. Мы были молоды, веселы, еще беззаботны, любили общаться и временами хорошенько отрываться. Принимали этот мир, даже неизбежные страдания и запреты не могли нас остановить. Наталья Нестерова стала моим близким другом и подарила картину — первую в коллекции. Раскладывание пасьянса, которое изображено на ней, — что это, если не сама судьба, проходящая сквозь время и победившая его?»
Но все же собрание Юрьевой в первую очередь связано с Ленинградом. В детстве он был для нее очень теплым — особенно когда отец Татьяны Семен Выгодский, известный историк, закончив очередную работу, возвращался домой с кожаным портфелем, полным коньяка, и устраивался пир с друзьями семьи. Беседы и споры неизбежно рождали огромное количество истин. А дружеский смех и шутки согревали все вокруг — в доме, познавшем визиты черных воронков, атмосферу доверия и добра ценили особенно сильно. В дальнейшем Ленинград одаривал теплом далеко не всегда, но его красота — ценность вечная. Про вид, открывающийся из квартиры Юрьевой, говорили все, кто здесь побывал. У художника Валерия Лукки он вызвал недоумение — почему его до сих пор никто не написал? Так родилась картина «Вид с балкона», которая и была подарена хозяйке — как и все полотна, поэтому глагол «коллекционировать» здесь весьма условен.
Феликс Волосенков. «Явление бога Волоса в виде листа»
Манера письма Лукки, конечно, совсем особенная. Но Татьяна Юрьева, как искусствовед, весьма скептически относится к изобретенному термину «концептуальный экспрессионизм», которым исследователи связали творчество этого художника и его соратников — Вячеслава Михайлова и Феликса Волосенкова. Сама Юрьева предпочитает называть их просто философами и фантазерами. Полет мысли на их картинах подчеркивается способностью особенно точно подчеркнуть текстуру и объем изображения. Но здесь снова простор для искусствоведческого спора. Для зрителя же главное — впечатление. И оно колоссально.
Кстати, о зрителях. Ими в основном становятся студенты, которые приходят в гости к своему преподавателю. Многие работы Юрьева передала в коллекцию Музея современного искусства имени Дягилева, открытого в 2008 году при Санкт-Петербургском государственном университете. А еще она издала обширно иллюстрированную книгу «Переживание утопии» с подзаголовком «Размышления о собственной коллекции». Одна из причин ее появления — успеть сделать слепок с прекрасного, пока живы его создатели. Многие уже умерли, и умерли рано.
Пандемия, по мнению Юрьевой, отплатила нам за отчуждение от природы, агрессию, попрание этических норм и непрекращающиеся войны.
Один из пророческих сюжетов хозяйка коллекции предложила художнику Евгению Свердлову несколько лет назад. На литографии изображена Джоконда, образ которой дополнен санитарной нарукавной повязкой и надетой медицинской маской с крестом. Похоже, настала пора создать сиквел произведения и повернуть на маске крест. Теперь он обозначает не целительную силу прекрасного, а заклеенный рот.
«Мне много лет, — говорит Татьяна Семеновна, — и я уже нахожусь на этапе, когда глупо бояться возраста. Тем более что я его не ощущаю. Но как жаль тех, кто ушел на пике! Великолепный Тимур Новиков, настоящий гений Петербурга, и создавший его портрет, который хранится в моей коллекции, Вячеслав Забелин. Сценограф ведущих петербургских театров, нонконформист и художник, запечатлевший вечность в своих картинах на библейские сюжеты и иконах. Владислав Мамышев, акции которого потрясали. Представьте, я открываю выставку современного искусства в Мраморном дворце, выхожу на парадную лестницу, а по ней поднимается Мэрилин Монро! Мамышев в этом образе был незабываем. Я просто обомлела от неожиданности. Вадим Воинов с его мистикой и особой, ни на что не похожей композицией. Дерзкий и трагический Глеб Богомолов. Трогательная Татьяна Шагова. Их десятки, ушедших. Я счастлива, что успела рассказать про них».
Евгений Хакназаров