Последний градостроитель
100-летие Николая Варфоломеевича Баранова, главного архитектора Ленинграда периода Великой Отечественной войны и восстановления города, оказалось обойдено вниманием нынешнего руководства культурной столицы и не вызвало интереса прессы. Открытие посвященной деятельности Баранова выставки в Доме архитектора собрало узкий круг его коллег по цеху и учеников, из чиновников был лишь нынешний главный архитектор Юрий Митюрев, из СМИ — только обозреватель «Новой газеты».
День рождения выдающегося зодчего обернулся поминками отечественной архитектуры
Внук Николая Баранова — настоятель Петропавловского собора и церкви св. Екатерины в Академии художеств, глава Епархиальной комиссии по архитектурно-художественным вопросам игумен Александр надеялся, что вековой юбилей выдающегося градостроителя «даст повод встрепенуться нашим профессионалам и о многом задуматься тем носителям административной власти, для которых должно быть не чуждо понятие ответственности». Что представлялось отцу Александру особенно важным в условиях «той варваризации общества, результаты которой мы наблюдаем во многих безграмотных градостроительных решениях современного Петербурга, искажающих полноценное восприятие его исторической архитектурной среды». Но, видно, именно укоренением этой печальной тенденции и обусловлено стремление предать забвению все то, что может служить немым укором нынешним вершителям судеб города.
Завещано потомкам
Между тем и охочие до сенсаций журналисты могли бы — при чуть большей любознательности — обнаружить в этой академической экспозиции немало весьма злободневных информационных поводов. Чертежи и рисунки полувековой давности рассказывают о том, какими должны были стать те районы Петербурга, проекты застройки которых вызывают сегодня самые яростные споры и неутихающие акции протеста.
Вот реализованные планы реконструкции Сенной площади (изуродованной затем до полной потери лица при сменщиках Баранова) и площади Искусств (под которой теперь задумано соорудить галерею подземных бутиков). Рядом — проработки послевоенного воссоздания исторического окружения Инженерного замка, предусматривающие соединение в единую композицию сада и Кленовой аллеи: зеленая зона Инженерного сквера тут распространяется на весьма обширную территорию геометрически правильной формы, без всяких «выгрызов», возникших в наше время — вроде «лакуны», утвержденной задним числом для Дома на Фонтанке. Отчего в едва оправившемся после блокады Ленинграде о красоте и благоприятной для каждого среде обитания думали больше, чем сегодня, когда необходимостью привлечь капиталы оправдывают уничтожение подлинного Петербурга или застройку очередного сквера?.. На другом стенде — впечатляющая альтернатива элитным муравейникам «Набережной Европы». У этой территории могла быть совсем иная судьба, будь реализован план Баранова по созданию Центрального городского парка, призванного связать воедино разрозненные зеленые зоны Петроградской стороны — от Троицкой площади, Александровского парка и Кронверка, через преобразуемую в прогулочную аллею Мытнинскую набережную, Петровский остров к Каменному, Елагину и Крестовскому, с формированием у западной оконечности Васильевского острова морского фасада города. Он, надо заметить, не имеет ничего общего с чинимым здесь нынче безобразием. Проект Баранова гармонично развивал заложенную Петром градостроительную логику. Замысленный как морская столица России город оставался по сути своей не приморским, а скорее приречным — если говорить о расположении его центра, сформировавшегося по берегам Невы. Но на определенном этапе путь к морю оказался перекрыт появившимися промышленными зонами (Балтийский завод, Адмиралтейские верфи). Тогда и возникла идея обходного маневра — вдоль Малой Невы. Такое свежее течение архитектурной мысли вполне укладывалось в русло традиций отечественного градостроительства: парадный выход к морю, решенный посредством контрастного сопоставления регулярной планировки и широких зеленых перспектив, открытых на водную гладь.
Зубастый оскал капитализма
— Задуманный Николаем Варфоломеевичем морской фасад воплощался в жизнь десятилетиями, жертвенным трудом поколений профессионалов, и был почти доделан. Но теперь все испортили! — сокрушается отец Александр. — Современный подход разбивает всю задуманную планировочную структуру, уничтожая возможность обзора города при подходе к нему с моря, лишая нормального восприятия его памятников, исторической среды внутри акватории Невы. Вот то, что сегодня собираются делать на новой, намывной территории, не предполагавшейся никогда ранее, — это уже нечто абсолютно не связанное ни с русскими, ни с петербургскими традициями и идущее вразрез со всем сделанным прежде. Это чрезвычайно опасно для города, а не только для самого «фасада морского». Потому что запроектированные здания высотой до ста метров будут совершенно дико восприниматься из центра города, они ужасными зубьями вылезут в панораме Стрелки Васильевского острова.
Тревогу отца Александра разделяют и многие петербургские зодчие.
— Морской фасад Баранова был брендом генплана тех лет. Очень представительный конкурс предшествовал разработке проекта, а нынешний вообще никто толком из нас не видел, — возмущается глава петербургского Союза архитекторов Владимир Попов. — Чудовищная угроза нависла над Петербургом. Не знаю, можем ли мы как-то этому противостоять…
— Тема крайне болезненная, и ее развитие может иметь куда более трагические последствия, чем история с газпромовской башней, — предостерегает академик Юрий Курбатов. — Мы получим тут новый город, причем очень высотный, который как раз перекроет вид на подлинный Петербург и вовсе не создаст морской фасад, а как раз отнимет его у города.
Прощай, архитектура?..
Едва ли не все прозвучавшие в том узком кругу в день рождения Баранова проникновенные речи завершались минорной нотой — констатацией гибели отечественного градостроительства.
— Рухнуло все градостроительство в России, происходит разграбление наших городов. В такие времена особенно остро чувствуешь, как нам не хватает таких людей, как Николай Варфоломеевич, — с грустью констатировал московский архитектор Владилен Красильников. — Это был настоящий государственный человек, и он умел держать авторитет нашей профессии.
— Законы природы, тектоника никогда не нарушались в работах Баранова, который по-настоящему любил родину. Он был очень жесткий, серьезный и требовательный в своем деле, оставаясь чистым и ясным человеком, — вспоминает Михаил Садовников. — Должен быть диктат архитектора. А сегодня мы видим диктат не архитектора, а каких-то бандитов и жуликов…
— Чем больше, вольно или невольно, западные архитекторы портят Санкт-Петербург, тем чаще вспоминаем Николая Варфоломеевича, — признает Юрий Курбатов. — Наши зодчие подарили миру авангард, выдающийся неоклассицизм. Теперь все это забыто, подбираем западный second hand. Историческому центру не нужно стремление к абсолютной новизне. Для того чтобы сохранить целостность Петербурга, необходимо развивать присущую центру города систему историцизмов — когда новое не копирует, но учитывает предшествующее, и неоклассицизм как раз дает ссылки на прежние знаки и метафоры. Такое видение неоклассицизма было присуще Баранову, он обладал тем, чего так не хватает нам теперь — видением будущего развития города.
Общее и частное
Удивительное дело: неужели Николаю Баранову, принявшему пост главного архитектора в 28 лет, пережившему вместе с городом период репрессий, блокады, послевоенной разрухи, легче было держать удар, чем его сменщикам времен новейшей истории?
— Знаете, у меня есть одна потрясающая фотография, где дед стоит над макетом рядом с Хрущевым, — рассказывает отец Александр. — У Никиты Сергеевича лицо мрачное, а Николай Варфоломеевич размахивает руками и что-то с воодушевлением ему доказывает. Он умел убеждать власть. Вот такого напора хотелось бы пожелать нынешним градостроителям, чтобы умели и смели убеждать тех, кто принимает решения. Нужно иметь такое дерзновение подвижническое для того, чтобы спасать город, а не разрушать его.
Заметим, профессиональная принципиальность и гражданское мужество не оставили Николая Баранова и после ссылки, куда он был отправлен по «ленинградскому делу». Многие сданные уже проекты в его отсутствие подверглись грубой переделке — в духе требований новой партийной директивы о борьбе с «излишествами в архитектуре». Так, утвержденный в 1950 г. проект Финляндского вокзала (созданный в рамках, пожалуй, самого тщательно разработанного Барановым ансамбля — площади Ленина и Арсенальной набережной) обкорнали до неузнаваемости. А уже в наше время нанесли новый удар — сначала в рамках «благоустройства» наводнили площадь нелепыми фонтанами, в 2007-м снесли здание школы (место на набережной приглянулось очередному стратегическому инвестору).
— Ансамблю как будто вышибли зуб, — с горечью замечает внук зодчего. — И при нынешнем нагромождении на площади чужеродных малых архитектурных форм увидеть изначальный целостный замысел уже вообще невозможно. Главная же беда наша — в отсутствии внятной, осмысленной градостроительной политики. Николай Варфоломеевич мыслил от общего к частному, а сейчас мысль идет от частного к общему. И пока процесс будет идти в таком направлении, ничего путного не получится, даже при наличии гениальных архитекторов. Иначе будут диктовать свою волю только деньги, чьи-то частные интересы.
Зеркало для антигероев
По мнению отца Александра, главные архитекторы таких городов, как Москва и Петербург, должны назначаться президентом и быть независимыми от региональной власти, но находиться под контролем профессиональной общественности.
Кстати сказать, утвержденным в 1944 г. Положением определялось, что главный архитектор города «работает под руководством органов комитета по делам архитектуры при Совнаркоме СССР». На него возлагалась ответственность за весь комплекс вопросов — от выбора участков для строительства и разработки проекта планировки города до осуществления государственного архитектурно-строительного контроля. С правом приостанавливать или запрещать (с санкции исполкомов городских Советов) работы, ведущиеся с отступлением от согласованных проектов, и возбуждать вопрос о привлечении виновных к дисциплинарной и уголовной ответственности.
— Сейчас главный архитектор не имеет возможности профессионально действовать, — отмечает игумен Александр. — А после недавнего разделения постов председателя КГА и главного архитектора Петербурга у него фактически вообще нет полномочий. Николаем Варфоломеевичем была написана книга о роли и задачах главного архитектора города. Изложенное в ней чрезвычайно актуально. Думаю, было бы полезно ее переиздать. Хотя сегодня эта книга Баранова — очень большой укор всему тому, что происходит…
Финляндский вокзал. Проект Н.В.Баранова, 1950 г.
Внук Николая Баранова — настоятель Петропавловского собора и церкви св. Екатерины в Академии художеств, глава Епархиальной комиссии по архитектурно-художественным вопросам игумен Александр надеялся, что вековой юбилей выдающегося градостроителя «даст повод встрепенуться нашим профессионалам и о многом задуматься тем носителям административной власти, для которых должно быть не чуждо понятие ответственности». Что представлялось отцу Александру особенно важным в условиях «той варваризации общества, результаты которой мы наблюдаем во многих безграмотных градостроительных решениях современного Петербурга, искажающих полноценное восприятие его исторической архитектурной среды». Но, видно, именно укоренением этой печальной тенденции и обусловлено стремление предать забвению все то, что может служить немым укором нынешним вершителям судеб города.
Завещано потомкам
Между тем и охочие до сенсаций журналисты могли бы — при чуть большей любознательности — обнаружить в этой академической экспозиции немало весьма злободневных информационных поводов. Чертежи и рисунки полувековой давности рассказывают о том, какими должны были стать те районы Петербурга, проекты застройки которых вызывают сегодня самые яростные споры и неутихающие акции протеста.
Вот реализованные планы реконструкции Сенной площади (изуродованной затем до полной потери лица при сменщиках Баранова) и площади Искусств (под которой теперь задумано соорудить галерею подземных бутиков). Рядом — проработки послевоенного воссоздания исторического окружения Инженерного замка, предусматривающие соединение в единую композицию сада и Кленовой аллеи: зеленая зона Инженерного сквера тут распространяется на весьма обширную территорию геометрически правильной формы, без всяких «выгрызов», возникших в наше время — вроде «лакуны», утвержденной задним числом для Дома на Фонтанке. Отчего в едва оправившемся после блокады Ленинграде о красоте и благоприятной для каждого среде обитания думали больше, чем сегодня, когда необходимостью привлечь капиталы оправдывают уничтожение подлинного Петербурга или застройку очередного сквера?.. На другом стенде — впечатляющая альтернатива элитным муравейникам «Набережной Европы». У этой территории могла быть совсем иная судьба, будь реализован план Баранова по созданию Центрального городского парка, призванного связать воедино разрозненные зеленые зоны Петроградской стороны — от Троицкой площади, Александровского парка и Кронверка, через преобразуемую в прогулочную аллею Мытнинскую набережную, Петровский остров к Каменному, Елагину и Крестовскому, с формированием у западной оконечности Васильевского острова морского фасада города. Он, надо заметить, не имеет ничего общего с чинимым здесь нынче безобразием. Проект Баранова гармонично развивал заложенную Петром градостроительную логику. Замысленный как морская столица России город оставался по сути своей не приморским, а скорее приречным — если говорить о расположении его центра, сформировавшегося по берегам Невы. Но на определенном этапе путь к морю оказался перекрыт появившимися промышленными зонами (Балтийский завод, Адмиралтейские верфи). Тогда и возникла идея обходного маневра — вдоль Малой Невы. Такое свежее течение архитектурной мысли вполне укладывалось в русло традиций отечественного градостроительства: парадный выход к морю, решенный посредством контрастного сопоставления регулярной планировки и широких зеленых перспектив, открытых на водную гладь.
Схема выхода центра Ленинграда к морю. Рисунок Н.В.Баранова, 1966 г.
Зубастый оскал капитализма
— Задуманный Николаем Варфоломеевичем морской фасад воплощался в жизнь десятилетиями, жертвенным трудом поколений профессионалов, и был почти доделан. Но теперь все испортили! — сокрушается отец Александр. — Современный подход разбивает всю задуманную планировочную структуру, уничтожая возможность обзора города при подходе к нему с моря, лишая нормального восприятия его памятников, исторической среды внутри акватории Невы. Вот то, что сегодня собираются делать на новой, намывной территории, не предполагавшейся никогда ранее, — это уже нечто абсолютно не связанное ни с русскими, ни с петербургскими традициями и идущее вразрез со всем сделанным прежде. Это чрезвычайно опасно для города, а не только для самого «фасада морского». Потому что запроектированные здания высотой до ста метров будут совершенно дико восприниматься из центра города, они ужасными зубьями вылезут в панораме Стрелки Васильевского острова.
Тревогу отца Александра разделяют и многие петербургские зодчие.
— Морской фасад Баранова был брендом генплана тех лет. Очень представительный конкурс предшествовал разработке проекта, а нынешний вообще никто толком из нас не видел, — возмущается глава петербургского Союза архитекторов Владимир Попов. — Чудовищная угроза нависла над Петербургом. Не знаю, можем ли мы как-то этому противостоять…
— Тема крайне болезненная, и ее развитие может иметь куда более трагические последствия, чем история с газпромовской башней, — предостерегает академик Юрий Курбатов. — Мы получим тут новый город, причем очень высотный, который как раз перекроет вид на подлинный Петербург и вовсе не создаст морской фасад, а как раз отнимет его у города.
Прощай, архитектура?..
Едва ли не все прозвучавшие в том узком кругу в день рождения Баранова проникновенные речи завершались минорной нотой — констатацией гибели отечественного градостроительства.
— Рухнуло все градостроительство в России, происходит разграбление наших городов. В такие времена особенно остро чувствуешь, как нам не хватает таких людей, как Николай Варфоломеевич, — с грустью констатировал московский архитектор Владилен Красильников. — Это был настоящий государственный человек, и он умел держать авторитет нашей профессии.
— Законы природы, тектоника никогда не нарушались в работах Баранова, который по-настоящему любил родину. Он был очень жесткий, серьезный и требовательный в своем деле, оставаясь чистым и ясным человеком, — вспоминает Михаил Садовников. — Должен быть диктат архитектора. А сегодня мы видим диктат не архитектора, а каких-то бандитов и жуликов…
— Чем больше, вольно или невольно, западные архитекторы портят Санкт-Петербург, тем чаще вспоминаем Николая Варфоломеевича, — признает Юрий Курбатов. — Наши зодчие подарили миру авангард, выдающийся неоклассицизм. Теперь все это забыто, подбираем западный second hand. Историческому центру не нужно стремление к абсолютной новизне. Для того чтобы сохранить целостность Петербурга, необходимо развивать присущую центру города систему историцизмов — когда новое не копирует, но учитывает предшествующее, и неоклассицизм как раз дает ссылки на прежние знаки и метафоры. Такое видение неоклассицизма было присуще Баранову, он обладал тем, чего так не хватает нам теперь — видением будущего развития города.
Общее и частное
Удивительное дело: неужели Николаю Баранову, принявшему пост главного архитектора в 28 лет, пережившему вместе с городом период репрессий, блокады, послевоенной разрухи, легче было держать удар, чем его сменщикам времен новейшей истории?
— Знаете, у меня есть одна потрясающая фотография, где дед стоит над макетом рядом с Хрущевым, — рассказывает отец Александр. — У Никиты Сергеевича лицо мрачное, а Николай Варфоломеевич размахивает руками и что-то с воодушевлением ему доказывает. Он умел убеждать власть. Вот такого напора хотелось бы пожелать нынешним градостроителям, чтобы умели и смели убеждать тех, кто принимает решения. Нужно иметь такое дерзновение подвижническое для того, чтобы спасать город, а не разрушать его.
Заметим, профессиональная принципиальность и гражданское мужество не оставили Николая Баранова и после ссылки, куда он был отправлен по «ленинградскому делу». Многие сданные уже проекты в его отсутствие подверглись грубой переделке — в духе требований новой партийной директивы о борьбе с «излишествами в архитектуре». Так, утвержденный в 1950 г. проект Финляндского вокзала (созданный в рамках, пожалуй, самого тщательно разработанного Барановым ансамбля — площади Ленина и Арсенальной набережной) обкорнали до неузнаваемости. А уже в наше время нанесли новый удар — сначала в рамках «благоустройства» наводнили площадь нелепыми фонтанами, в 2007-м снесли здание школы (место на набережной приглянулось очередному стратегическому инвестору).
— Ансамблю как будто вышибли зуб, — с горечью замечает внук зодчего. — И при нынешнем нагромождении на площади чужеродных малых архитектурных форм увидеть изначальный целостный замысел уже вообще невозможно. Главная же беда наша — в отсутствии внятной, осмысленной градостроительной политики. Николай Варфоломеевич мыслил от общего к частному, а сейчас мысль идет от частного к общему. И пока процесс будет идти в таком направлении, ничего путного не получится, даже при наличии гениальных архитекторов. Иначе будут диктовать свою волю только деньги, чьи-то частные интересы.
Зеркало для антигероев
По мнению отца Александра, главные архитекторы таких городов, как Москва и Петербург, должны назначаться президентом и быть независимыми от региональной власти, но находиться под контролем профессиональной общественности.
Кстати сказать, утвержденным в 1944 г. Положением определялось, что главный архитектор города «работает под руководством органов комитета по делам архитектуры при Совнаркоме СССР». На него возлагалась ответственность за весь комплекс вопросов — от выбора участков для строительства и разработки проекта планировки города до осуществления государственного архитектурно-строительного контроля. С правом приостанавливать или запрещать (с санкции исполкомов городских Советов) работы, ведущиеся с отступлением от согласованных проектов, и возбуждать вопрос о привлечении виновных к дисциплинарной и уголовной ответственности.
— Сейчас главный архитектор не имеет возможности профессионально действовать, — отмечает игумен Александр. — А после недавнего разделения постов председателя КГА и главного архитектора Петербурга у него фактически вообще нет полномочий. Николаем Варфоломеевичем была написана книга о роли и задачах главного архитектора города. Изложенное в ней чрезвычайно актуально. Думаю, было бы полезно ее переиздать. Хотя сегодня эта книга Баранова — очень большой укор всему тому, что происходит…
Татьяна ЛИХАНОВА
Фото Михаила МАСЛЕННИКОВА