Нам будет очень его не хватать
Алексея Германа нет. Есть память о нем: киностудии «Ленфильм» хотят присвоить имя великого режиссера.
25 февраля сотрудники «Ленфильма» обратились к депутатам петербургского ЗакСа с предложением о том, чтобы киностудия носила имя режиссера Алексея Германа. Их просьбу в парламент передала депутат ЗакСа актриса Анастасия Мельникова. По словам работников киностудии, идею поддерживают гендиректор «Ленфильма» Эдуард Пичугин и министр культуры Владимир Мединский.
Депутаты готовят официальное обращение к министру культуры Владимиру Мединскому с просьбой принять комплекс мер для увековечения памяти Алексея Германа. Анастасия Мельникова пообещала, что на днях отправится в Москву и лично передаст письмо министру культуры. Кроме переименования киностудии, на «Ленфильме» намерены создать кабинет-музей великого режиссера, а в ГИТИСе учредить стипендию имени Алексея Германа-старшего.
Прямая речь
Алексей КУДРИН, лидер Комитета гражданских инициатив:
- Мне посчастливилось быть его другом. Я познакомился с ним во время съемок фильма «Хрусталев, машину!». Он был человеком, который пытался осмыслить эпоху. Многие его фильмы вошли в нас и очень на нас повлияли. Все его фильмы посвящены, на мой взгляд, борьбе с рабством. Последний фильм (по роману Стругацких «Трудно быть Богом» — Ред.), который скоро выйдет в свет, — это завещание Германа, фильм о нашей эпохе. Он оставил величайшее произведение. Он остался с нами, поскольку он всегда будет беседовать с нами своими фильмами».
Алексей Учитель,режиссер:
- Еще в сентябре в этом же павильоне, примерно на том же самом месте, я сидел с Алексеем Юрьевичем. Он, как всегда, иронично улыбался. Мы вручали ему приз за достижения. Что тоже является чем-то абсурдным — ему что-то вручать. Он и так достоин всего. Я помню, как тогда весь зал встал и долго аплодировал.
Никогда не забуду еще одного случая. Я тогда был никем, но пригласил Алексея Юрьевича сниматься в свою картину. Причем в такой странной роли врача-психиатра. И я никогда не мог бы подумать, что всемирно известный режиссер придет на озвучание абсолютно мокрый, дрожащий от волнения, переживая, что у него ничего не получится. Это отношение к кадру, даже к чужой работе — как к живому существу. Я уверен, что все кадры, которые он снял, были как близкие ему люди. Герман был болен кино. Не только сердце болело — он был именно болен. И кино для него было самым ближайшим родственником. Правильно кто-то сказал: у нас вырвали то, на что мы ориентировались. Теперь этих ориентиров практически нет.
Леонид ЯРМОЛЬНИК, актер:
- Он был совершенно другой, не похож на всех, кого я знал в жизни. Люди устроены так, что они рвутся познать мир, к другим планетам. Наверное, эти 14 лет, подаренные судьбой и Германом, это и было своеобразное путешествие, не на другую планету, а в другую планету. Потому что он всегда все пытался понять изнутри. Мое путешествие закончилось. Теперь у нас останется только память — результат нашей работы… Я ни с кем в жизни так много не ссорился и не ругался. И, наверное, я так никого из своих коллег не любил и не уважал. Он больше чем режиссер и больше чем гражданин. В нем все было исключительное. Режиссер, у которого получается снять кино, где есть хотя бы десять секунд, похожих на Германа, — уже уважаемый человек в нашем сообществе. А чтобы снять полностью картину как Герман, надо быть Германом».
Олег БАСИЛАШВИЛИ, актер:
- Я вспоминаю слова Антона Павловича Чехова после его визита к Льву Николаевичу Толстому, которого он лечил в Гаспре, в Крыму. Он говорил: вот умрет Толстой — и все, нам хана, нам конец. Бунин его спрашивал: почему? Чехов отвечал: потому что дальше пропасть, а Толстой как стена, которая охраняет нас от нее. Вот умрет Толстой — и все будет позволено. Боюсь, с уходом такого режиссера позволено будет еще более многое, чем сейчас. Я думаю, что наша задача и память о нем должны сконцентрироваться на одном: не дать опуститься планке, которую поставил перед всеми нами замечательный режиссер Алексей Герман.
... Мы все виноваты. И я в том числе. Он недобрал тепла и добра. Сколько раз мы с ним общались, чудили — и лично, и по телефону. Но я не находил те слова, которые облегчили бы ему жизнь, сделали его радостнее. Поэтому надо сейчас задуматься о нашем общем долге друг перед другом. Постараться быть добрее».