«Откройте окна в интернатах»

- В психо-неврологических интернатах  живут сотни людей  в полном психическом и умственном здравии – только потому, что они на колясках, у них нет родных, и им некуда больше идти. В интернатах они гаснут, им кажется, что все безнадежно, ничего нельзя изменить.

Мы работаем в детском доме-интернате  №4, где проживают дети с умственной инвалидностью. После 18 лет обычно попадают в психо-неврологические интернаты для взрослых и там живут всю оставшуюся жизнь. Раньше все дети из «нашего» интерната, попадали в ПНИ №3, мы сотрудничаем и продолжаем их там поддерживать. Но сейчас этот интернат полностью заполнен, ребята стали попадать в другие интернаты, в частности, 7-й. Там решили,  что волонтеры им не нужны.  Наши сотрудники хотят навестить ребят, погулять с ними, но их не пускают в комнаты.  В лучшем случае подопечного выводят в коридор. Мы в течение полугода пытаемся встретиться с директором интерната и заключить договор о сотрудничестве. Но она написала, что считает взаимодействие с волонтерами нецелесообразным.

В основе этого, конечно, лежит нежелание иметь «глаза и уши» в интернате. В тюрьмах действует закон о  наблюдательных комиссиях.  Общественники могут приходить, говорить с заключенными, смотреть, как они живут. Закон об общественном контроле за детскими интернатами лежит в думе четвертый год. О контроле за взрослыми учреждениями речь вообще не идет.

- Что чаще всего скрывают? Инвалидов бьют?

-  Нарушения прав человека. По правилам,  в интернате не могут проживать более 300 человек, в 6 из 8 петербургских интернатов – живет по 1000.  Страшная скученность, набитые кроватями комнаты, полное отсутствие занятости. Люди ходят всю жизнь из конца в конец по коридору. У  них нет нормальной личной жизни - их расселяют в мужские и женские отделения, вынуждая иметь гомосексуальные контакты. Они ходят в больничной одежде, у них нет частного пространства, они годами не бывают на улице.

Когда мы только пришли в интернат №3, там инвалидов привязывали к кроватям, запирали в карцере, сквозь пальцы смотрели на сексуальное насилие, если насильники выполняли какую-то работу за персонал – мыли полы, мыли подопечных, стригли ногти. Когда мы подняли скандал, и потребовали, чтобы насильника перевели в другое отделение, где проживающие  более самостоятельны,  восстал весь  персонал. Нам сказали: это норма, эти люди, как животные, им все равно. Мы добились, что его перевели, и вскоре он женился.

Сейчас, конечно, в ПНИ №3 такого нет  и быть не может.  Но я уверена, что это может быть в закрытых учреждениях сплошь и рядом.  Как сказал мне директор одного из учреждений : «Это люди, у которых есть только инстинкты. Они ничего не понимают».

- Что вы ответили?

- Я попросила никогда не говорить такого при мне. Сказала, что из международной классификации заболеваний много лет назад исчезли имбицильность и идиотия, о которых она говорила. Мне жаль, что они не хотят использовать возможности, которые есть сейчас  в обществе, чтобы изменить ситуацию. В закрытых учреждениях появляется ощущение, что ты на машине времени перенесся на 50 лет назад. Поэтому первое, что нужно сделать в интернатах – открыть окна,  чтобы туда попал свежий воздух - люди, которые хотят помочь, новые идеи и тенденции. Чтобы сами проживающие могли выйти в город, показать людям, что они не страшные, не опасные, что с ними можно жить рядом,  строить нормальные человеческие отношения. Если он чего-то не может, ему нужно просто помочь, но не закрывать его взаперти.

Мы были в Германии – там такие же учреждения никак не огорожены, а контингент такой же. Спрашиваем: у вас люди выходят в город, они же могут потеряться? Да, спокойно отвечают они, это регулярно случается. Ну и что? Полиция приводит их обратно. Граждане помогают им найти дорогу, у них есть специальные штучки на одежде, сообщающие где они живут.

- У нас все по-другому.

- По закону о соцобслуживании, интернат – это просто специализированный жилищный фонд , инвалиды заключают с ним  договор найма, отдают пенсии, покрывая часть расходов . По идее – такой человек может уходить, приходить жить, как ему хочется, соблюдая нормы общежития. Но к ним применяют закон о психиатрической помощи, в котором не проведена четкая разница между психиатрическом стационаром и ПНИ. А он позволяет по медицинским соображениям ограничить человека во всем – в том, чтобы свободно передвигаться, носить свою одежду, пользоваться мобильным телефоном. В законе сказано, что ограничения вводятся на срок острого состояния, чтобы он себе не повредил. В таком состоянии люди в принципе не могут находиться в ПНИ, они должны быть госпитализированы.

Опекуном недееспособных граждан является интернат.  Если после 18 лет человек попадает в интернат (родители стареют и уже не могут заботиться), родители теряют  все права. Законным представителем становится интернат . Это противозаконно и такого нет нигде в мире. Налицо прямой конфликт интересов – тот, кто должен спросить с тех, кто обслуживает, это сам обслуживающий и есть. 

-  На улицах Петербурга  вряд ли встретят дружелюбно инвалидов из ПНИ.

- Почему? Мы постоянно выходим из ПНИ №3 с подопечными. Есть люди, которые испытвают к ним брезгливость, но подавляющее большинство относятся доброжелательно – помогают перетащить коляску. Есть и нелепые проявления – бегут  с  деньгами – желая хоть как-то помочь.

- Что делать с переполненными интернатами?

-  Нужно давать людям квартиры – и столько поддержки, сколько нужно. Европа перешла на эти модели, потому что это намного дешевле. Интернаты – страшно дороги. Проще обеспечить полное сопровождение в квартирах.

У меня есть цифра по детям - содержание ребенка-колясочника стоит государству 1960 рублей в день.  60 тысяч в месяц. Я уверена, что нашлись бы люди, которые взяли на себя заботу о нем в сумму вполовину меньше. А кроме того, не отдала бы семья – мама наняла бы помощника, и пошла бы работать. Общественники создавали бы при помощи государства центры дневного пребывания, как есть у нас. Мы подсчитали: содержание  ребенка на полном обслуживании у нас  стоит  в полтора раза дешевле.

- Почему мы не идем по этому пути? Потому что никому не нужно или потому что есть большая заинтересованность получать и распределять эти большие  деньги?

- Я не знаю всех хозяйственных механизмов, и могу только предполагать, что заинтересованность есть.  Кроме того, есть стереотипы советского времени, нежелание сочувствовать этим людям. Когда ты работаешь в таких центрах годами, то либо сердце должно разорваться от жалости, либо зачерстветь. В какой-то момент они  просто выключают мысли  о том, что это человек с человеческими потребностями.  Это психологическая защита, иначе не выжить. Поэтому нужно открыть интернаты, чтобы туда зашли новые люди, которые не сидят в этом закрытом учреждении годами.

Мы выиграли президентский грант на правовое просвещение людей, которые живут в интернате. Будем рассказывать, какие у ни есть права, что они могут получить от города, куда могут трудоустроиться.  Комитет по социальной политике нас поддержал после некоторых сомнений.

Маша Удалова: "Почему вы такие беспомощные"

- Выпускникам детских интернатов должны выдавать жилье. Их проще признать недееспособными и отправить в ПНИ, так?

- Проблема сложнее. Их признают недееспособными сами слабеющие родители, которые боятся , что инвалидов ограбят, убьют, обманом отберут жилье. Но это не гуманная защита. На самом деле надо просто, чтобы им кто-то помогал. Я не сталкивалась с прямыми злоупотреблениями жильем. Конечно, у многих жителей интернатов есть недвижимость.  Теоретически опекун, то есть интернат,  должен сдавать ее, а деньги тратить в интересах  проживающего.  Но вряд ли это кто-то контролирует. Я сама –опекун мальчика, органы опеки контролируют нас во всем –мы должны прикладывать чеки, писать отчеты, два раза в год к нам приходят посмотреть, в каких условиях он живет. Я не видела ничего этого в отношении опекунов-интернатов. Если бы опека туда попала, она должна была бы лишить  интернаты прав на опеку, но никто этого не делает.

 - Почему  вы этим занимаетесь?

- Я клинический  психолог. Работала в психиатрической больнице 7  лет. Потом поняла, что не могу быть винтиком в системе, которую не принимаю. Но осталась рана:  я бросила этих людей, никак не смогла помочь. Когда встретила Марагариту, основателя «Перспектив», поняла, что мы можем подтянуть ресурс и что-то изменить. Когда ты сидишь внутри, один, ты ничего, кроме депрессии и отчаяния не испытываешь.  У персонала тоже наступает инвалидизация нравственная. Это нельзя выдержать.

- Были проживающие в ПНИ, которые вас потрясли?

- Конечно, и таких людей много. Да, эти люди не смогут производить продукт, который потребляют. Но их нравственные возможности часто превосходят наши. Они искренние, благодарные, они умеют радоваться мелочам. Никто из нас, работающих с инвалидами, не чувствует себя героем, мы вознаграждены за свой труд. Эти люди имеют большую ценность, они нужны. Не всем же деньги зарабатывать.