Что будет после Путина?
Знать это сегодня не менее важно, чем судорожно метаться по супермаркетам, сбрасывая в никуда горящие рубли…
Еще три недели назад, когда я робко пытался напомнить сетевым друзьям о том, что шесть лет назад, решив поиграть в Нострадамуса, я определил конец путинского правления 2015 годом, друзья крутили незримым пальцем у виска и сочувственно хлопали меня по виртуальному плечу. Однако ныне рунет потонул в куда более радикальных и эмоционально насыщенных пророчествах.
И потому самое время отвлечься от зашкаливающих эмоций и по возможности спокойно порассуждать. Во-первых, о том, до какой степени вероятен скорый уход Владимира Путина с поста нацлидера. А во-вторых, о том, что же "будет с родиной и с нами", если это все же случится.
Тот факт, что Владимир Путин политически ослабел, вытекает, разумеется, не из обвала рубля как такового. В конце концов, нет таких экономических невзгод, которые не могли бы перетерпеть неунывающие российские граждане. Дело вообще не в деньгах и не в экономике. Дело в политике. Дело в том, что Путин проиграл войну, которую сам в свое время объявил и на которой был основан его имперско-реставрационный проект. Он проиграл войну в углеводородное сверхдержавие.
Здесь надо пояснить, что ген "противостояния всему миру" был заложен в российскую государственность изначально, еще со времен Золотой Орды и "Москвы – Третьего Рима". И всякий раз, когда очередная модель сверхдержавного проекта давала осечку, Россия вступала в "полосу турбулентности", о которой, в духе оговорки по Фрейду, недавно упомянул пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков.
Причем минувшие 150 лет последствия таких "осечек" бывали неизменны: сперва либерализация, потом имперский распад. Так было после поражения России в Крымской войне: сперва реформы, потом рост революционных настроений. Правда, распад империи тогда остановили ценой усмирения очередного польского восстания, но политический кризис все равно продолжил неуклонно развиваться. Так было и после поражения в Русско-японской войне – опять реформы, опять рост революционного натиска и центробежных сил. То же случилось и после поражения в Первой мировой (поражения в том смысле, что солдаты не хотели больше ехать на фронт воевать и предпочли вместо этого свергнуть царя). Тот же политический сценарий реализовался и после поражения в холодной войне – перестройка, затем распад СССР.
И вот ныне проиграна очередная сверхдержавная война – газово-нефтяная. Проиграна без шансов на реванш. Именно поэтому и повисло в воздухе ощущение того, что системный политический кризис "подкрался незаметно" и что краеугольный камень властной пирамиды может быть в ближайшее время демонтирован.
Как именно это может произойти – "сверху", "снизу", "сбоку" или комбинированным походом "национал-предательской Антанты" – не так уж важно. Пока что ясно одно – никакого целенаправленного действия со стороны прикормленной Кремлем оппозиции ждать не приходится. Следовательно, если российское общество в какой-то момент ощутит непреодолимую потребность сменить политический дизайн на самом верху, эта потребность будет удовлетворена без помощи как думцев, так и околодумцев. К слову, спонтанный оппозиционный порыв масс уже случался. Например, в истории с "монетизационным" бунтом 2005 года.
Если нечто подобное произойдет и сейчас, то не раньше, чем последствия нынешнего рублевого обвала проявятся в полный рост. То есть весной-летом следующего года.
Но что дальше? На эту тему нынче слышны по большей части алармистские всхлипы и восклики: "война всех против всех!", "русский фашизм!", "нашествие Шариковых!", "ядерная кнопка!.." и т. д. Думаю, однако, что случится нечто гораздо менее мультсериальное и эсхатологичное.
Рискну предположить: независимо от того, кто окажется во главе "временного правительства" – кто-то из "бывших" или кто-то из "не бывших", – первым же пунктом новой повестки дня новой власти должны стать выборы. Не только президентские, но и думские, и – самое главное – региональные. Скорее всего, они будут свободными и честными, как это было сразу после слома властной вертикали в начале 1990-х.
Отличие от "начала 1990-х", однако, будет в том, что если тогда на смену одной президентской вертикали (горбачевской) шла другая (ельцинская), то сегодня, если Путин уйдет, президентская вертикаль может исчезнуть вовсе. И даже если "старые кремлевские политтехнологи" захотят разыграть карту "своего кандидата", и даже если этот "агент Кремля" сможет победить на президентских выборах, – у него не будет и десятой доли той весьма условной власти, которая есть хотя бы у того же Порошенко на Украине. "Последний российский самодержец" сам будет рад разделить ответственность за "политически неуправляемую ситуацию" с парламентом. И потому, скорее всего, первым делом новоизбранной российской власти может стать политическая реформа, о которой говорится уже очень давно и которая должна будет приблизить Россию к парламентско-республиканским стандартам Европы.
Новая российская политическая реальность будет представлять собой океан пробуждающихся региональных амбиций, которые были задавлены последние десятилетия и которые в условиях падения вертикали могут обнаружить себя еще более активно, чем в начале 1990-х. Потому что тогда экономическая модель страны была еще заточена под централизованное плановое хозяйство, и это умеряло "региональный пыл", а сейчас большинство российских регионов неплохо представляют, как им жить и процветать без указаний Кремля.
Не исключено, особенно после недавних трагических событий в Грозном, что первой и наиболее радикальной регионалистской проблемой, с которой столкнется новая Россия, может стать пробудившийся Кавказ. Возможно, сценарий мирного урегулирования российско-кавказского кризиса окажется "модельным" для Татарстана, Башкирии, Якутии, Бурятии, Тывы и других национальных республик, а также для Сибири и других регионов РФ, ущемленных в своих интересах.
Таким образом, процесс превращения России из президентской унитарной республики – в парламентскую федерацию, может полностью демонтировать имперские амбиции, которыми она сегодня страдает.
Хорошо это или плохо – пусть каждый житель России решает сам. Но знать о том, что, скорее всего, будет в том случае, если Путин уйдет, мне кажется – сегодня не менее важно, чем судорожно метаться по супермаркетам, сбрасывая в никуда горящие рубли...