Туман над Русским

В начале 2014 года Елена Баснер, искусствовед, бывшая сотрудница Русского музея, являвшаяся в тот момент официальным консультантом шведского Аукционного дома Bukowskis, была арестована по подозрению в мошенничестве в особо крупном размере. В конце 2014-го следователи передали дело в суд, на сегодняшний день состоялось уже шесть заседаний. Русский музей официально не является фигурантом уголовного дела о продаже Еленой Баснер, его бывшей сотрудницей, фальшивой работы Бориса Григорьева. Но в процессе допроса сотрудников музея суд уже выяснил, что они далеко не всегда соблюдали правила и инструкции, привлекали к сугубо внутренним действиям посторонних лиц, использовали имя музея в частных коммерческих интересах. Слова сотрудников, может быть, и не делают музей подозреваемым в причастности к манипуляциям с фальшивками, но явно влияют на его репутацию.

Экспертизы налево

История с продажей подделки картины Бориса Григорьева началась еще летом 2009-го: тогда петербургский коллекционер Андрей Васильев купил эту работу при посредничестве своего знакомого, издателя Леонида Шумакова, который сообщил, что есть картина с очень убедительной историей и что за нее просят 250 тысяч долларов. Васильев купил картину, но когда он на следующий год привез ее в Москву на выставку, то услышал от сотрудников Центра Грабаря неожиданное для себя заключение: эта работа уже была у них на экспертизе и признана абсолютной фальшивкой. Васильев потребовал у продавца назад свои деньги и узнал, что за продажей стояла Елена Баснер: она сообщила Шумакову о подлинности работы, и ей были переданы деньги. Тогда же Васильев узнал, что у купленной им фальшивки есть брат-близнец в Русском музее – подлинная работа Бориса Григорьева "В парижском ресторане". И что некоторые сотрудники музея хорошо осведомлены о состоявшейся сделке.

В ходе розыскных действий петербургские следователи провели несколько обысков в Русском музее. Они обнаружили фотографии работы Григорьева и некоторые текстовые файлы, имеющие к ней прямое отношение. Следствие посчитало необходимым присоединить эти файлы к материалам дела, а сотрудников, имевших к ним отношение, допросить как свидетелей. Сейчас они дают показания в суде.

Сергей Сирро, заведующий отделом технологических исследований ГРМ, рассказал, что в 2011 г. Андрей Васильев обратился в музей с просьбой провести исследование купленной им работы, чтобы окончательно установить, является она подлинником или фальшивкой. Из рассказа Сирро суду стало известно, что в ходе исследования работ у отдела возникли проблемы с точным определением состава и возраста красящих пигментов. Если бы удалось обнаружить фталоциановые пигменты, которые российские художники начали использовать только во второй половине XX века, после смерти Бориса Григорьева, сразу стало бы понятно, что это фальшивка. Сотрудники ГРМ провели весь комплекс исследований, за исключением определения возраста картона и пигментов – такого оборудования и специалистов в музее нет. Поэтому, как рассказал Сирро, экспертизу картона проводил Эрмитаж. А хороший знакомый Елены Баснер Андрей Крусанов, известный петербургский знаток искусства русского авангарда, химик по образованию, взял образцы пигментов с картины и поехал с ними в Москву. Откуда вскоре привез заключение – фталоцианы есть, картина поддельная.

На вопросы судьи и прокурора, почему к этой ответственной работе был привлечен посторонний человек, не сотрудник музея, господин Сирро ответил: "Ну, может, ему это было удобно, он ехал в Москву и вызвался отвезти образцы".

В ходе допроса в суде Сергей Владимирович сообщил, что специалисты музея нередко выдавали некие частные заключения на картины, которые позволяли их владельцам потом продавать эти работы. Сергею Сирро предъявили аналогичное "частное мнение" – неофициальное экспертное заключение, на котором стоит его подпись, а также еще двух его коллег по музею. И тогда Сергей Владимирович подробно рассказал, что он и его коллеги многократно выдавали "частные заключения", что обычно на них ставилась печать отдела кадров Русского музея для подтверждения подписей, что каждое заключение стоило 10 тысяч рублей и что деньги шли напрямую сотрудникам, минуя кассу. Иногда такие заключения делались на бланках музея, иногда нет. По словам Сирро, он помнит, что выдал 15–20 таких заключений, а всего, как он считает, специалисты ГРМ с 2000 года выдали 150–200 подобных неофициальных экспертиз.

Забыть нельзя запомнить

Юлия Солонович, старший научный сотрудник отдела рисунка ГРМ, рассказала, что еще в апреле 2009 г. попросила Сергея Сирро сделать фотографию картины, хранящейся в Русском музее, – по ее словам, начиналась подготовка к выставке работ Бориса Григорьева. При этом выяснилось, что Солонович нигде не зафиксировала факт съемки, хотя это положено по инструкции. И что выдачу работ из хранения она тоже далеко не всегда фиксирует в журнале – например, по словам Солонович, если работу хочет посмотреть сотрудник музея, это не отражается в документах. И что при поступлении в хранение новых работ их не фотографируют.

На вопрос судьи Анжелики Морозовой – почему же именно эту работу она решила сфотографировать в далеком 2009 году, а не любую другую из десятков картин для выставки? – Юлия Львовна ответила, что хотела уточнить технику исполнения и еще какие-то нюансы. На следующий день в отдел пришли реставраторы, которые начали отбирать работы для выставки, и картину "В ресторане" снова извлекли из папки и осмотрели. Но когда через три месяца Юлия Солонович пришла в гости к Елене Баснер и увидела клон работы Григорьева, она, по ее словам, не смогла вспомнить, что недавно дважды осматривала ее копию в музее. Хотя при этом четко назвала все имена реставраторов и другие обстоятельства той процедуры.

Елена Баснер, по словам Солонович, сказала, что редко удается увидеть такую большую и хорошую композицию Григорьева, что она из какого-то старого собрания. На этом тогда, в квартире Баснер, разговоры о картине прекратились, дамы пошли пить чай. На многочисленные изумленные вопросы судьи – почему старший научный сотрудник не поинтересовался подробностями происхождения работы и другими деталями ее судьбы? – Юлия Владимировна односложно отвечала, что доверяла мнению Баснер и не помнит. Напомним: эта работа была через несколько дней продана Васильеву за 250 тысяч долларов, аналогичные работы Григорьева на аукционах стоят гораздо больше – но старший научный сотрудник ГРМ не проявила к ней никакого профессионального и даже обычного человеческого интереса. Не смогла вспомнить Юлия Владимировна и тот факт, что во время визита в квартиру Баснер ее сфотографировали рядом с фальшивкой.

Скупо и односложно госпожа Солонович отвечала на вопросы судьи и прокурора о том, почему же она, узнав в процессе подготовки выставки Григорьева о картине-близнеце и о том, что музейный Григорьев подлинный, ничего не сообщила об этом Баснер. Юлия Львовна говорила только "не знаю" "не помню". После слов Солонович, что "Елена Вениаминовна сама позвонила, она не была уверена в нашей правоте…", судья Морозова даже засмеялась: "А вы-то сами были в ней уверены? Вы можете на чем-то настаивать?" "Я не знаю, как объяснить", – попыталась ответить Юлия Солонович. "Ладно, видимо, мне придется объяснять…" – сказала судья.

Показания еще нескольких сотрудников Русского музея будут заслушаны на следующих судебных заседаниях.

Прямая речь

Григорий ГОЛДОВСКИЙ, заведующий отделом живописи XVIII – начала XIX в., врио заместителя директора ГРМ:

– Частные экспертные заключения, которые выдают наши сотрудники, с точки зрения закона абсолютно правомерны. Сотрудник вправе написать свое мнение и попросить отдел кадров заверить его подпись. В тех случаях, когда фразы о подтверждении подписи нет, это фальшивка, как и использование в таких случаях бланка музея. Свои заключения наши сотрудники пишут не на бланках, и они не объявляют себя сотрудниками музея, а просто ставят свои подписи как частные лица. Я тоже делал такие заключения несколько раз, по просьбе людей, которые меня хорошо знают. В последние годы внутренними инструкциями музея на таких частных экспертизах запрещено ставить печать отдела кадров для подтверждения подписи специалистов. Сам музей оказывает такого рода услуги: по уставу ГРМ является экспертным учреждением, но экспертизы мы делаем только по запросам учреждений, а частным лицам оказываем консультационные услуги. Их мы тоже оформляем официально, с приемом на временное хранение, с фиксацией, с обсуждением на атрибуционном совете. В этом случае оплата за консультацию вносится официально, через оформление договора. Такого рода консультации приносят музею около семи миллионов рублей в год. Что касается оборудования для определения фталоциановых пигментов, то у нас редко возникает в этом необходимость: у нас есть все остальное нужное оборудование для не повреждающего исследования, и только когда нет однозначного мнения, мы обращаемся в другие экспертные учреждения. Что касается участия Андрея Крусанова – я думаю, что его просто попросили как курьера, потому что он ехал в Москву. И фотофиксация новых работ, поступающих в музей, обязательно проводится. К сожалению, многие слова наших сотрудников, произнесенные ими на заседаниях, говорят о том, что они не очень поняли, что выступают в суде.