Уважаемые читатели! По этому адресу находится архив публикаций петербургской редакции «Новой газеты».
Читайте наши свежие материалы на сайте федеральной «Новой газеты»

Мы не разбирали национальностей: для всех они жертвы репрессий

23 апреля 2015 14:11 / Мнения

Польский фермер, чьи дед и отец пережили ссылку в Россию в 40-х годах прошлого века, показал польским школьникам, где страдали и умирали их предки

"Молодежь перед историей" – так называется сборник материалов, собранных экспедициями юных поляков в Россию и российских школьников – в Польшу. На днях в Польском доме в Петербурге состоялась презентация: книга выпущена при поддержке генерального консульства Республики Польша в Петербурге. Януш Кобрынь – редактор сборника, один из организаторов молодежного обмена между российскими и польскими школьниками, потомок репрессированных, вернувшихся из советских спецпоселений в Архангельской области, фермер из города Быстрица Клодзка (Верхняя Силезия) – рассказал о том, как родилась идея этого обмена и почему сейчас он прекратился.

– Вы из семьи спецпереселенцев, и это стало поводом заняться поисковой работой в России?

– Мой отец – председатель местного кружка сибиряков, так в Польше называют всех, кто пережил ссылку в Советский Союз. Сибиряками в Польше называют всех репрессированных – и в Архангельскую область, и на Север, и в Казахстан. Традиция пришла из XIX века, когда ссылали именно в Сибирь, так и прижилось – сибиряки. Кружок возник в девяностые годы, тогда в нем насчитывалось только в нашем небольшом городке – у нас всего 10 тысяч населения – почти 700 человек. Потом люди отчасти разъехались, отчасти умерли, теперь в кружке около трехсот "сибиряков". Сейчас кружок возглавляет мой отец, я помогаю ему в работе. Семью моего деда арестовали 10 февраля 1940 года – они были так называемыми осадниками: их в конце тридцатых годов переселили из центральной Польши в Полесскую область, которая сейчас относится к Белоруссии. Их арестовали после раздела Польши, семью бабушки и дедушки выслали в Архангельскую область, под Холмогоры, неподалеку от деревни Орлицы – от нее сорок километров по тайге до комендатуры, а еще дальше – пункт под названием Бобриха. Туда они приехали с пятью детьми на руках. В августе 1941 г. полякам была объявлена амнистия, в документах сказано, что они якобы уехали в Казахстан, где формировалась армия генерала Андерса. Но на самом деле они туда не поехали – знакомые написали, что там тиф, нет воды, и они остались в архангельских лесах: растили коз, собирали ягоды и грибы, копали огород. Дед заболел тифом, но выжил. В 1946-м вернулись в Польшу окончательно. Моему отцу тогда было 14 лет.

– И вы решили пройти по местам, где жили в ссылке ваши родные?

– Нет, идея родилась не оттуда: я бы, может, и не поехал туда – наша семья выжила, могил родственников там не осталось. Но кружок сибиряков в нашем городе занимается не только сбором воспоминаний репрессированных, но и их реабилитацией, помощью, а для этого нужно найти много документов. Отец помогает другим собирать их – статус репрессированного дает значительную прибавку к пенсии, разные льготы. Но для этого нужны были документы, подтверждавшие ссылку, лучше всего – репатриационная карта или показания свидетелей. И отец начал собирать воспоминания сибиряков, их фотографии – чтобы сохранить для потомков, для истории. Мы уже издали три тома таких документов. Работая над воспоминаниями ссыльных поляков, хотел узнать, в каком состоянии те места сегодня, какова судьба других ссыльных, в том числе граждан СССР, которых упоминали наши земляки в своих воспоминаниях. Моя жена работает в школе, преподает русский язык. И через Центр польско-российского диалога и согласия в Варшаве, через их программу молодежного обмена и международный проект "Местные герои" мы связались со школой в селе Яренск Архангельской области.

– Почему именно с этим местом?

– Начали искать в интернете информацию о состоянии мест ссылки, и нашли сайт виртуального музея ГУЛАГа, написали туда письмо – можем ли мы принять участие в ваших программах? Нам ответили, завязалась переписка, познакомились с Олегом Угрюмовым, известным краеведом и журналистом из Яренска, включили его статью в наш второй том воспоминаний. Потом договорились об обмене.

– Как я поняла из карт в вашей книге, в тех местах были десятки поселков спецпоселенцев…

– Да, иногда это были просто один-два барака, которые использовались только на время лесозаготовок: лес вырубали – бараки бросали, переходили на другое место, а на старом нередко оставались могилы. К сожалению, от них почти ничего не сохранилось. И там были не только поляки, об этом Олег Угрюмов рассказывает в своей статье. Когда в те места привезли спецпереселенцев-поляков, то советских людей – раскулаченных, ссыльных – просто выбросили на снег: здесь, мол, и выживайте как хотите. Они валили деревья, складывали их длинным шалашом, метров сорок, сверху закидывали лапником и снегом с песком. Смертность там была почти тридцать процентов…

– Вы искали только следы пребывания там поляков?

– Нет, мы искали следы всех, кто там жил и умер. Мы не разбирали ни национальностей, ни гражданства, ни религий, они все – жертвы репрессий.

– Какое впечатление это произвело на польских школьников? Они из благополучной страны приехали в российскую тайгу, да еще на места, где умирали их предки…

– Они же не живут в большом городе, так что российской деревни не испугались. Участие в проекте было добровольно, все знали, что больше суток от Петербурга ехать на поезде, что жить будем в семьях. Что касается удобств – так у нас тоже лет десять назад туалеты были на улице. А в Яренске все было вполне цивилизованно. Дети не трусы, родители тоже согласились: они говорили – может, второй раз в жизни и не удастся поехать в такие места. Мы уже там, на месте, спрашивали детей: как устроились? Дети отвечали: наша мама нам дала… То есть они говорили о хозяйке дома как о своей русской маме.

– А как дети общались? В Польше ведь не учат теперь русский…

– Снова учат! Только теперь по желанию, а не принудительно. Так что теперь русский учат из интереса. Мы накануне поездки договорились, что русские дети выучат набор слов по-польски, а наши выучили некоторые слова по-русски. Хотя, конечно, общались больше при помощи рук и английского языка.

– Отношение детей к России изменилось после поездки?

– Они знали о России со слов старших – а ссыльные "сибиряки" никогда не говорили плохо о русском, о советском народе, ни слова плохого не говорили! Даже коменданта добрым словом вспоминали: бабушка рассказывала, как кто-то принес в дом мешок с зерном, а следом вошел комендант – увидел мешок и сделал вид, что разглядывает муху на потолке…

– Коменданты разные бывали…

– Знаю! Недавно умерла "сибирячка", которая девочкой вместе с семьей оказалась в ссылке. Ее отец работал на конюшне, принес как-то домой немного овса в сапоге, велел дочке сходить на мельницу смолоть. На нее донесли коменданту, он пришел к ним в дом и арестовал отца. Больше отец домой не вернулся. Эта девочка выросла с чувством вины, всю жизнь считала, что это из-за нее отец погиб, до смерти не простила этого себе.

– Что стало результатом вашей поездки?

– Мы нашли и отметили на картах много безымянных могил, установили возможное место захоронения 36 поляков в поселке Витюнино – на этом месте сейчас стоит частный дом, но мы установили мемориальную табличку. Собрали много воспоминаний местных жителей. Потом российские дети приехали к нам, побывали в мемориальном комплексе на месте бывшего концлагеря Гросс-Росен, где погибли и советские военнопленные. Мы издали эту книгу, но сейчас все застопорилось.

– На это повлияли события российско-украинского конфликта?

– Да, к сожалению. Мы получили грант на следующие поездки, собирались их организовывать – но все сорвалось из-за этих событий. У нас в газетах даже писали, что отменят авиарейсы между Россией и Европой… В общем, родители наших детей отказались их отпускать. То есть из-за пропаганды, из-за напряженной ситуации в целом наша совместная работа прекратилась. И когда восстановится, непонятно.