Куда я уеду, у меня в Донецке музей!

Галина Владимировна Чумак больше десяти лет возглавляет Донецкий художественный музей. На семинаре "Порядок действий в чрезвычайных ситуациях", который в Русском музее проводил Международный совет музеев, участники обсуждали, как действовать в случае пожара, землетрясения, наводнения, теракта. Директор донецкого музея была на этом семинаре единственным руководителем, чей музей почти полтора года работает в условиях военного конфликта. Галина Чумак рассказала корреспонденту "Новой" об этой непростой музейной жизни.

– Галина Владимировна, уже несколько недель открытые военные действия как будто прекратились, можно назвать ситуацию в Донецке стабильной?

– Ситуация остается совершенно непредсказуемой, в любую минуту может не стать ни музея, ни меня, какие бы планы мы ни строили, какие бы концепции я ни писала, как бы мы ни готовились. Здание, в котором находится наш музей, стоит на главной площади, прямо перед обладминистрацией. Когда началась вся эта заваруха, на площади постоянно собирались толпы агрессивных молодых людей с битами, дубинками, арматурой.

– Вас кто-то защищал?

– Всем не до нас было. Мы еще в феврале прошлого года обращались в Фонд Рината Ахметова за помощью, чтобы нам установили защитную сигнализацию на все окна. Но когда подсчитали, оказалось, что у нас сто три окна, это было очень дорого, и мы остались без защиты. Правда, в последний момент мне удалось установить новую пожарную сигнализацию, обновить систему противопожарной защиты – поставить гидранты, поменять трубы в подвале. В общем, за пожарную часть я была спокойна. Даже установили несколько видеокамер: сделали внешнее видеонаблюдение, и в пяти залах поставили камеры. Но потом, когда начались обстрелы и органы государственной власти Украины ушли с этой территории, мы фактически остались предоставлены сами себе. В начале мая прошлого года мы закрыли музей для посетителей, а в начале июня перед музеем произошел теракт – взорвались одна за другой две машины, осколки разлетелись на десятки метров, у нас вылетели стекла из окон. Тогда нам повезло – в очередной раз сменилась власть, к руководству пришел молодой человек из бизнеса, и на следующий же день все стекла стояли.

– В каком состоянии остальные донецкие музеи?

– У нас их всего два, есть еще краеведческий, он пострадал гораздо больше: в них попало девять снарядов, разрушен зал природы, археологических находок, от воды погибло почти все дерево – крыши не было, залы заливало дождями. Сейчас они закрыли крышу и окна, а экспозицию перенесли в свой филиал и продолжают работать.

– Может, имело смысл эвакуироваться?

– Нас даже пытались заставить эвакуироваться, но никто не сказал, куда и как. А у меня ни упаковочных материалов, ни рабочей силы – у нас было два рабочих, одному из них почти 75 лет, другому около 70, даже гвоздей нет. Куда и как эвакуироваться? Когда ситуация на улице стала совсем плохой, я потребовала убрать экспозицию на хранение, но тут возникают внутренние музейные противоречия. Главный хранитель устроила мне жуткий разнос – фонды переполнены. А фонды действительно переполнены! Мы располагаемся в приспособленном здании, которое строилось под большой продовольственный магазин, над нами несколько жилых этажей. Когда-то мы переходили в него со 170 произведениями, сегодня у нас около 17 тысяч единиц хранения, а площадь осталась прежней. Но мы все-таки сняли основную экспозицию, перенесли ее в соседнее здание, которое примыкает к нашему. Не смогли вынести только самую большую картину четыре на пять метров, которую не вытащить через наши двери, и она так и висит в зале. С мая прошлого года мы не финансируемся, я не получаю ни зарплаты, ни средств на содержание музея. Мы сами, за свой счет стираем шторы, моем полы, окна, убираем помещения. Сегодня у меня принтер работает только в бухгалтерии и приемной, не работают все ксероксы. В прошлом году сгорел щит охранной сигнализации – я поехала в Киев, сняла свою пенсию и поменяла его. Сейчас сгорел аккумулятор пожарной сигнализации, снова придется брать пенсию.

– Людям есть где спрятаться, если начинаются обстрелы?

– Мы сделали в наших подвалах убежище – у нас там есть вода, туалет, перенесли туда банкетки. Но когда на площадь, в пяти метрах от нас, притащили пушку и направили ее на обладминистрацию, я сказала своим сотрудникам: немедленно спускайтесь в убежище! Но люди растерялись, наступил полный ступор, и они пошли не в убежище, а побежали домой.

– За эти полтора года кто-нибудь выделяет музею хоть какие-то деньги на содержание здания, на зарплату сотрудникам?

– Несколько раз местная власть выделяла нам материальную помощь, сейчас донецкая администрация обещала дать денег на охрану.

– Только местная власть? Из Киева ничего не приходило?

– Из Киева деньги прийти не могли, от нас все банки ушли, ушли все государственные структуры. Даже для того, чтобы пенсию снять, мне надо поехать на украинскую сторону, сейчас "ДНР" начала выплачивать людям пенсии, хотя и не в полном объеме. И уже три месяца нам платит зарплату администрация "ДНР" – мне дали восемь тысяч рублей, это со всеми надбавками, я заслуженный работник культуры Украины. У сотрудников зарплата еще меньше, а цены у нас приближаются к вашим.

– Коммунальные расходы кто оплачивает? Или вы сидите без света и воды?

– У нас есть и вода, и свет, и отопление, но мы за них ничего не платим, и никто за это не платит.

– Коммунизм какой-то!..

– Вот такой у нас коммунизм! (Галина Владимировна изображает, будто стреляет из автомата).

– Но люди продолжают работать?

– Да, выходят на работу, на полный рабочий день. Сейчас к нам поступила большая частная коллекция экслибрисов, мы получили театральные эскизы – идет работа по приему фондов, работают реставраторы, открыты шесть выставок, две из фондов музея, остальные со стороны: выставка детского рисунка, картин донецких художников.

– В последние недели, после объявления перемирия что изменилось?

– Сейчас появились банк, казначейство, мы начали заключать договора.

– Банки и казначейство российские?

– Нет, дэнээровские. И мы вынуждены были зарегистрироваться, открыть счета – иначе люди не получили бы зарплату. В городе необыкновенно чисто, чище, чем в Питере, наш Донецк просто вылизан. Транспорт работает, магазины открыты. Я живу в беспокойном районе, в десяти километрах от аэропорта.

– Каким образом выбираетесь из Донецка?

– Ближайший аэропорт у нас в Харькове, но я предпочитаю летать из Киева, до него добираюсь автобусом.

– Как передвигаетесь по территории?

– Транспорт ходит, хотя везде блокпосты, всех проверяют. Молодых мужчин и женщин тщательно досматривают, обыскивают, могут и не пропустить, и так ведут себя с обеих сторон, и Киев, и "ДНР".

– Почему вы не уехали?

– Не могу бросить музей! Хотя могла бы спокойно жить в Киеве, я пенсионер. Только что была во Франции на международной конференции, мне французские коллеги-музейщики сказали: пойдем в префектуру, оформим тебе политическое убежище! А зачем политическое убежище во Франции, когда у меня в Донецке музей?

– Что будет дальше?

– Не знаю, со мной никто не советуется. Мы живем сейчас в ирреальном мире, это безумие идет со всех сторон.

– Какие, на ваш взгляд, политические шаги нужно предпринять всем участникам конфликта, чтобы вернуть ситуацию из ирреального в реальный мир?

– Я не буду давать оценки политической обстановке, давайте не будем про политику – мне ведь возвращаться в Донецк!