Уважаемые читатели! По этому адресу находится архив публикаций петербургской редакции «Новой газеты».
Читайте наши свежие материалы на сайте федеральной «Новой газеты»

На ваш ответ у нас вопрос

20 августа 2015 13:27 / Общество

Допросы свидетелей по делу Елены Баснер вызывают все новые вопросы

Каникулы в деле о продаже поддельной картины Бориса Григорьева завершились, оставив множество вопросов без ответов. И следующий раунд, который в августе начался с допроса свидетелей защиты, тоже пока вызывает лишь желание задать этим свидетелям еще очень много новых вопросов.

История с продажей подделки тянется с 2009 года: тогда петербургский коллекционер Андрей Васильев купил работу Бориса Григорьева «Парижское кафе» (другое название – «В ресторане») за 250 тысяч долларов у своего знакомого издателя господина Леонида Шумакова. Через два года Андрей Васильев точно установил, что купленная им картина подделка, и тогда же узнал, что за продажей на самом деле стоит бывший сотрудник Русского музея, авторитетный специалист по русской живописи начала XX века Елена Баснер. Возвращать деньги, полученные за продажу фальшивки, Баснер отказалась. Васильев несколько лет добивался возбуждения уголовного дела, которое сейчас и рассматривает Дзержинский районный суд Петербурга.

В завершение первой половины судебного следствия в зале Дзержинского районного суда был допрошен как свидетель Андрей Крусанов, известный любитель и знаток истории русской живописи начала XX века, автор книг и статей по русскому авангарду. Как выяснилось из допроса, он много лет тесно сотрудничал с Еленой Баснер, помогая ей в том числе в разработке нового способа определения возраста живописных полотен методом радиоизотопного анализа. Как рассказал господин Крусанов, еще в начале 2000-х годов он познакомился с Сергеем Сирро, заведующим отделом технологических исследований Русского музея (господин Сирро уже был допрошен по делу Баснер как свидетель). Тогда же по просьбе Елены Вениаминовны они и начали разрабатывать новый метод. И привлекли к этому действующих сотрудников Института геологии докембрия и бывших сотрудников ВСЕГЕИ. Суть метода в том, что, по мнению разработчиков, выяснив наличие и концентрацию в красочном слое техногенных изотопов, можно с высокой долей вероятности установить, написана картина до 1945 года (времени взрыва атомных бомб в Японии) или позже.

После разработки метода он был зарегистрирован – сначала, по словам Крусанова, в Швеции, потом в России, регистрацией занималась Елена Баснер. И все работы над методом тоже оплачивала она: один лабораторный анализ стоил от 5 до 6 тысяч рублей, всего проведено не меньше ста таких анализов. То есть Баснер потратила более полумиллиона своих (?) средств на разработку оригинального инструмента определения временного периода создания живописных полотен. Интересно, что, как рассказал Андрей Крусанов, для каждого анализа нужно было брать новые пробы с картин. К сожалению, ему в зале суда никто не задал вопрос, откуда брались эти пробы. И если их брали с картин в Русском музее (тогда возникают вопросы к роли Сергея Сирро в этой работе), то было ли руководство музея в курсе такого масштабного участия картин из своего собрания в разработке нового метода? Как удалось установить «Новой», авторами-разработчиками этого запатентованного метода по документам являются сама Баснер, Крусанов и Сергей Фелицын, ведущий научный сотрудник Института геологии докембрия.

Именно к Крусанову Елена Вениаминовна обратилась с просьбой о помощи во второй половине 2011 года, когда, по его словам, она узнала, что проданная с ее участием картина Бориса Григорьева оказалась подделкой. Тогда, как рассказал господин Крусанов, он снова обратился к Сергею Сирро – тот предоставил ему фотографию оригинала картины Григорьева, хранящейся в ГРМ. От самой Елены Вениаминовны Крусанов получил фото фальшивки, а затем сделал ксерокс с изображения работы Григорьева, опубликованного в журнале Бурцева в начале XX века. Эти три источника и стали опорным материалом для его работы. По мнению Крусанова, все три изображения имели существенные отличия, о чем он сообщил Баснер.

А когда фальшивка, проданная с участием Елены Баснер Васильеву, была передана в Русский музей на экспертизу, Сергей Сирро попросил именно Андрея Крусанова отобрать с нее пробы и отвезти на экспертизу в Москву. На вопрос прокурора, часто ли он брал такие пробы по просьбе Елены Вениаминовны, Крусанов ответил: «Не очень часто, обычно, когда она работала в Буковски (Ред.: в финском представительстве шведского аукционного дома Bukowskis Елена Баснер несколько лет работала экспертом), она привозила пробы».

Интересные и неожиданные факты сообщила во время допроса на прошлой неделе Тамара Галеева, первый свидетель защиты. Тамара Александровна – кандидат искусствоведения, преподаватель Уральского государственного университета, один из самых авторитетных специалистов по творчеству Бориса Григорьева, автор монографии «Борис Григорьев». На суде она рассказала, что видела оригинал картины «Парижское кафе» («В ресторане») в хранении Русского музея еще в середине 80-х годов. Что тогда музей не разрешил ей сфотографировать эту работу, и она сделала зарисовку. Что в следующий раз она обратилась к фондам ГРМ в 2005–2006 годах, когда работала над монографией «Борис Григорьев», выпущенной в 2007-м издательством «Золотой век» (владелец – Леонид Шумаков, бывший позже посредником при продаже фальшивки Андрею Васильеву). Что в свою монографию оригинал этой работы из фондов ГРМ она не включила. И что о существовании подделки узнала от Андрея Васильева в 2011-м, когда он написал ей о случившемся. Тогда, по словам Галеевой, он прислал ей фото подделки, а она сообщила, что ей работа нравится, что даже если это клон, то делал его несомненно хороший мастер.

В суде была оглашена электронная переписка Васильева и Галеевой. И там Тамара Александровна, вопреки только что сказанным словам, сообщает, что никогда раньше не видела оригинала спорной работы Григорьева в фондах ГРМ. «Насколько я помню, в ГРМ не было такой вещи – м. б., они ее не так давно купили? У них был рисунок, на котором изображены некоторые персонажи этой работы», – пишет Галеева Васильеву. А спустя несколько лет она вдруг «вспоминает», что не только видела ее раньше, но даже «зарисовывала». И никто в зале суда не уточнил, откуда такое просветление в памяти случилось четыре года спустя.

В этой же переписке Галеева, в частности, дает оценку состоявшейся в Русском музее в 2011 г. выставки картин Григорьева и сообщает пикантную подробность: по мнению Галеевой, на выставке в том числе были представлены и подделки. На расспросы судьи, что это за подделки, искусствовед ответила, что фальшивки были из частных собраний, а не из музейных фондов. На прямой вопрос судьи Анжелики Морозовой, сообщила ли об этом эксперт своим коллегам в музее, Тамара Александровна ответила: нет, не посчитала нужным, потому что это работы из частных собраний. На вопрос стороны защиты Елены Баснер, использовал ли Григорьев в своих ранних работах карандаш в качестве основы, Галеева ответила утвердительно, но уточнила: карандаш свинцовый, мягкий. Уже после заседания, в короткой беседе в кулуарах с корреспондентом «Новой», госпожа Галеева пояснила, что имела в виду не контурный карандаш, которым делается основа под акварель или гуашь, а свинцовый карандаш, который Григорьев использовал как элемент художественного оформления поверх красочного слоя. Но, к сожалению, этот ответ на вопрос прозвучал только в коридоре