Культура падения
Арест министра – событие редкое как в мировой, так и в российской традиции. С Алексеем Улюкаевым случилось то, чего в нашей стране не бывало со времен Хрущева.
Россия любых эпох – и московской, и петербургской и советской – была страной социальных лифтов. Сын крестьянина мог стать патриархом, торговец пирогами – светлейшим князем, сын сельского дьячка – занять самую высокую должность империи после царя. Но это были лифты с раздвижным полом: нередко подъем был чреват падением. И патриарху Никону, и Александру Меншикову, и Михаилу Сперанскому пришлось побывать и на вершине власти, и в ссылке.
При этом еще с самых давних времен установилась своеобразная культура падения высокопоставленных лиц. Случаи, когда человек еще утром распоряжался министерствами, а вечером безропотно выслушивал команды пристава или фельдъегеря, происходили редко. Падение с властной вертикали шло по наклонной.
Классическим примером низвержения из князей в грязи, да еще с демонстративным окунанием, стала судьба Меншикова, самого влиятельного и богатого человека в империи. Вознесся он, безусловно, по заслугам, при Петре I, пал при Петре II. Почему так случилось – занятно описывает Зощенко в «Голубой книге», раздел «Деньги». Само падение проходило так: сначала у Меншикова отняли чин генералиссимуса и запретили гвардейским полкам ему повиноваться. На другой день у него отобрали все российские ордена и лишили дворянства. Еще через день Александр Данилович отправился в ссылку в имение, с семейством, на четырех каретах и 42 повозках.
Уже через несколько верст Меншикова нагнали с приказом изъять иностранные ордена: видимо, о них забыли. Когда обоз дотащился до Твери, у Меншиковых отобрали кареты и повозки, посадили на простые телеги, повезли в Западную Сибирь. Так друг Петра Великого выехал из Питера опальным вельможей, а в город Березов прибыл под конвоем, как простой арестант.
Век спустя нравы смягчились. Александр I отправил в ссылку Сперанского, но уже скоро уточнил, что к нему следует относиться как к тайному советнику, а после назначил пензенским губернатором. В дальнейшем, до советских времен, министрам грозила максимум отставка, со шлейфом благодарностей и пенсий. Правда, появилась другая издержка профессии – министров убивали террористы.
Сталинское время характеризовалось не только возобновлением интереса к личности Петра Великого, но и возрождением карьерных реалий той поры: аресты, пытки, казни и ссылки. Впрочем, вертикальные падения касались руководства среднего звена. Наркомы отправлялись в замедленное падение: перевод с понижением, исключение из партии – и только после этого арест. Исключением, когда человек еще утром был всесилен, а вечером сидел за решеткой, пожалуй, стала нейтрализация Берии в 1953 году. Мягко спустить с вершин власти Лаврентия Павловича Хрущев и товарищи не рискнули.
Позже, как и в конце империи, нравы опять смягчились, и министерский пост стал гарантией неприкосновенности. Разве что на закате эпохи по «рыбному делу» был расстрелян замминистра СССР Владимир Рытов. Но все-таки заместитель, а не министр.
Падения времен Ельцина часто становились политическим трамплином: его оппоненты или недавние союзники Александр Руцкой, Александр Коржаков, Александр Лебедь после потери власти становились депутатами и губернаторами. Правда, не по милости Ельцина, а благодаря своей активности.
При Путине отставки уже не являлись трамплином. Но вот что показательно: после самой громкой и показательной отставки министра обороны Валерия Сердюкова внимание общества сосредоточилось на злоключениях его помощницы Евгении Васильевой – стихи и картины, следствие, суд, недолгая отсидка. О том, что на скамье подсудимых может оказаться сам министр, никто всерьез не думал.
Теперь это произошло. Случай Улюкаева – не наклонное, а вертикальное падение. Ничего подобного со времен Хрущева не бывало. Традиция, когда кареты и ордена отбирали по пути в ссылку, а перед поездкой на Лубянку понижали в должности и отбирали партбилет, забыта. Как в анекдоте: басню сократили. Или, как модно говорить, – оптимизировали.