Наталия соколовская: «у меня отняли грузию»
«…Вчера опять была у Маки. Они с братом производят впечатление людей слегка тронутых. Впрочем, сейчас это можно сказать обо всем населении Тбилиси. Но то, что пришлось пережить жителям центра, попавшим в гущу боевых действий, — просто ужасно. Каждому из пришедших Мака показывает следы от пуль, которые пробивали ставни, стекло, нехитрые заслоны из подушек и отскакивали от противоположной стены. Одну пулю они нашли в постели парализованной матери. Все время боев они провели в узеньком внутреннем коридорчике, куда втащили на матрасе свою больную мать. И когда прямо под ними, в подвале, начался пожар, они собирались эвакуироваться по винтовой отвесной лестнице через крышу. Глядя своими красивыми прозрачными глазами куда-то мимо меня, Мака говорит: «Ты понимаешь, мы сидели и ждали смерти». Как бесконечно, до самых горючих слез, жалко людей. В который раз жалко...»
Это строки из дневниковых записей, сделанных почти семнадцать лет назад. В конце 1991 — начале 1992 года грузинский народ уже переживал войну. Стрельба, взрывы, пожары. Пушки на улицах города. События тех дней хорошо помнит автор дневника — поэт, прозаик, переводчик грузинской поэзии Наталия Соколовская, которая тогда жила в Тбилиси. А сегодня — в Петербурге. Судьба неразрывно связала ее с Россией и с Грузией.
Эти поэты — такие худые и бледные
Выпускница Литературного института Наталия Соколовская приехала в Тбилиси в 1982 году.
— Но я и раньше бывала в Грузии, — рассказывает Наталия, — поскольку училась на кафедре художественного перевода у замечательных литераторов — поэта Льва Озерова и переводчика грузинской прозы Анаиды Беставашвили. И эти два человека сделали все, чтобы мы, студенты, полностью погрузились в грузинскую культуру.
В Тбилиси я осталась спонтанно. Просто сразу попала в удивительную семью Ниты Табидзе, дочери знаменитого грузинского поэта Тициана Табидзе, расстрелянного в 1937 году. В доме Тициана (еще на улице Грибоедова) бывали: Константин Бальмонт, Сергей Есенин, Владимир Маяковский, Андрей Белый, Николай Заболоцкий, Борис Пастернак... Каждый, кто соприкасался с грузинской и русской поэзией, знает об этой семье.
Меня в дом Табидзе привела ленинградская поэтесса Ирэна Сергеева. Я робела. Теребила в руках гвоздику — символ Тициана Табидзе. Он всегда в петлице носил алую гвоздику. Нита, увидев меня, сказала: «Как хорошо, что ты такая, не худая и не бледная. Потому что эти несчастные поэты — все приезжают такие худые и бледные, а ты — румяная!»
Нита оставила меня у себя. И я три года прожила в квартире на улице Гогебашвили, куда семья Табидзе переехала после гибели Тициана. В квартире, где в последние свои приезды останавливался Борис Пастернак — в самые тяжелые для него годы после выхода на Западе романа «Доктор Живаго». В квартире, куда перекочевал знаменитый овальный стол, за которым сидела вся русская и грузинская литература.
До августа 2008 года Нита Табидзе не дожила. Страшно сказать — но, наверное, к лучшему.
Фрагмент надгробия, которое поставила Нина Чавчавадзе на могиле своего мужа Александра Грибоедова на горе святого Давида в Тбилиси
«Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был»
В страшную для Грузии зиму 1991/92 годов Наталия Соколовская была в Тбилиси. И считает, что там, вместе с родными и друзьями, перенести беду было значительно легче. Сегодня, в августе 2008-го, из Петербурга, ужас происходящего воспринимается жестче. Нынешние трагические для всего Кавказа события перекликаются со страницами дневника, который Наталия вела много лет назад и отрывки из которого сегодня публикует «Новая».
23 декабря 1991
Уже третий день в городе стреляют. Ружейная пальба, автоматные очереди, пушечные залпы. Над центром — дым. Ощущение от города двойственное. С одной стороны — трагедия, разворачивающаяся прямо на глазах, с другой — настороженная отрешенность горожан. Люди заняты собой: поиски пропитания, очереди за хлебом. Две жизни идут параллельно, практически не соприкасаясь…
25 декабря 1991
Гуляла с Никой (сын. — Ред.). Неподалеку гремят выстрелы. Звонят к вечерне. И звон колоколов странным образом соседствует со звуком стрельбы. Эти два звука не пересекаются, не смешиваются, существуют раздельно, как бы в разном небе. Ника говорит: «Война кончится, и мы купим жвачку».
27 декабря 1991
Во Дворце бракосочетания, напротив нашего дома, обосновалась военная группировка. Там бронетранспортеры, туда подвозят оружие. Вчера ночью оттуда обстреляли машину соседа: он ехал в аэропорт встречать жену. Машина вызвала подозрение. Теперь развороченные жигули стоят во дворе, а сам Тамази с простреленным позвоночником — в больнице, и едва ли выживет…
29 декабря 1991
Вчера были переговоры. Стрельба поутихла, а ночью опять палили. Сегодня не выдержала и пошла с Никой на рынок пешком, через Метехский мост — теперь это называется «дорога жизни». Фактически только через нее осуществляется связь жителей Сололак (район Тбилиси. — Ред.) с внешним миром. Прокляла все на свете: потащила ребенка, а шальные пули — везде... Но дома задыхаюсь. С подъема виден город. Центр дымит. Горит крыша театра Руставели, горит Дом художника, гостиница «Тбилиси». Сердце разрывается…
Мы живем в основном за счет слухов, кое-что узнается из сообщений «Маяка» или «Свободы», но и эта информация не точная. Из центра люди эвакуируются к родственникам, живущим в других районах…
Я ругаю себя за то, что так затянула свои дела, которые теперь и вовсе застопорились. И все же, будь у меня все в порядке и деньги в кармане, и если бы к тому же самолеты летали, уехала ли бы я сейчас? Вряд ли. Ведь здесь вся моя жизнь. Хочется сказать — больше чем жизнь.
31 декабря 1991
Через 15 минут — Новый год. Сижу одна на кухне. За ужином с Тамарой и Мананой выпили вина, была баночка шпрот — подарок Маквалы (поэтесса М. Гонашвили. — Ред.).
Вчера ездила на проспект Плеханова по делам… Возвращалась по набережной пешком. В центре стрельба шла полным ходом, и я пряталась за редкие деревья, боясь шальной пули на открытом пространстве. Грохотала пушка. Чувствовала себя очень плохо. Еле-еле через Метехский мост пешком добралась до дома. Ощущение чего-то нереального…
Новый 1992 год пришел на грузинскую землю в сопровождении выстрелов. Ровно в полночь поднялась невообразимая стрельба. Праздничная. Автоматная, пулеметная, ружейная. А также разноцветные сигнальные огни. Трассирующие пули очень красивы на фоне ночного неба. Но страшно, когда палят в разные стороны — того и гляди в дом зашарашат...
1 января 1992
Все время хочется есть. Все время что-то жуем (в основном — чай с сухарями из старого хлеба). От нехватки полноценной пищи усиливаются раздражительность и усталость. Масла нет. Яйца себе позволить не можем (только ребенку), о сыре и говорить нечего. По «Маяку» передавали, что в городе взорвали трамвай. Есть жертвы. Вчера на набережной группой вооруженных людей неизвестного происхождения была обстреляна машина, не остановившаяся по приказу (многие не останавливают машины, так как их попросту отнимают). Отец ехал куда-то с шестилетним сыном. Ребенку прострелили голову, которая была, естественно, на уровне поднятых автоматов убийц.
Уже второй раз зачитывали обращение Илии Второго. Он как христианин молится и за тех и за других...
В окружении Звиада произошел раскол. Часть несогласных он держит под арестом.
А у большинства моих знакомых (и грузин, и не грузин) преобладает одно желание: чтобы все это скорее кончилось любой ценой.
2 января 1992
Обстановка в городе проясняется. Власть взяло на себя временное правительство. Дай бог, чтобы немного установился порядок. Власть президента аннулирована. Но когда он сдастся — неясно. И сколько еще будет из-за него жертв?..
9 января 1992
Пошла в город по делам. На улицах еще постреливают... Вид проспекта Руставели (главная магистраль Тбилиси. — Ред.) в районе от почтамта до универмага ужасен. Еще стоят пушки и какой-то обшарпанный бронетранспортер. Их окружают мужчины всех возрастов и изучают. Народу много. Все идут с запрокинутыми лицами, медленно. Воздух наполнен странным, доселе неслыханным звуком: это под ногами идущих позвякивают стрелянные гильзы. Самое горькое впечатление произвели на меня руины зданий, вид обстрелянного Кашвети (собор на проспекте Руставели, напротив Дома правительства. — Ред.). Он стоял совершенно незащищенный, открытый всем пулям и снарядам. Это было все равно что стрелять по ребенку. Так он и стоит теперь, весь в оспинах-выбоинах от пуль. Светлый на фоне светлого неба…
19 января 1992
Сегодня скончался Тамази, подстреленный в самом начале событий.
Совершенно очевидно, что Ника как-то по-своему оценивает и переживает войну. На днях он долго не мог заснуть, ворочался и наконец спросил: «А бабайки тоже спят?» Бабайка что-то вроде Бабы Яги. Спят, говорю ему. В ответ слышу: «А утром они проснутся и будут кричать: Звиади! Звиади!»
…Господи, я думала, что у меня отняли Грузию. Грузию, где родился мой сын, где похоронен мой муж. Грузию, которую я люблю безотчетно, так, как любят родину. Грузию, с которой связаны, несомненно, самые лучшие дни моей жизни. Грузию, где я была крещена в белой церкви под фуникулером, и в ночь моего крещения был сильный ветер, а мы спали на открытой террасе дома возле церкви, и весь ночной город, все, предназначенное мне, — мерцало и простиралось внизу. Я думала, что у меня уже не будет всего этого…
P. S.: Семнадцать лет назад Наталия Соколовская ошибалась. А сегодня?
P. P. S.: Если бы дневники умели вести сегодняшние политики, может быть, в мире проливалось бы меньше крови?
Слева направо: поэт Гогла Леонидзе с супругой, Николай Заболоцкий, Нина Табидзе (вдова Тициана Табидзе), 1958 год
Нас уже не бомбят, только взрывают
— Сразу расставим все точки над «и», — предупреждает Наталия. — Уверяю, в Грузии мало кто считает, что Саакашвили сделал хорошо. Южноосетинский конфликт оказался ловушкой. Трагедией для обеих стран. Вход российских танков в Гори стал катастрофой, как мне кажется, не только для Грузии. В Тбилиси люди, уже пережившие состояние войны в 91–92-м годах, а до этого кошмар 9 апреля 1989 года и еще ранее — 1956 год, снова страдают. Когда не знаешь, как повернут события, что будет завтра — историческая память рисует худшие варианты. За людей страшно. И за грузин, и за осетин, и за русских. Война — всегда измененное состояние человеческой психики. Лишь испытав подобное на собственной шкуре и в 1989-м и в 1991-м, я стала понимать это.
В последнее время мы созванивались с моими друзьями и близкими в Тбилиси каждый день. Я чувствовала, что люди находятся в глубочайшем шоке. Чудовищно угнетены. Они говорили: «Мы не знаем, что происходит. Но творится что-то страшное».
Там, в Тбилиси, тоже идет дезинформация. Менталитет политиков до смешного схож. Кроме того, в Грузии отключен российский интернет. Друзья спрашивают у меня: почему из российской интеллигенции, из тех людей, которым в трудное время Грузия давала кров, спасала, никто сегодня голоса не подает? Но это же не так. Просто и те крохи, которые прорываются сквозь нашу информационную блокаду, не доходят до них.
На днях сын Ниты Табидзе сказал мне по телефону: «Единственное, что мы можем — конкретно ты, я, все наши близкие, — в этой жуткой ситуации оставаться людьми, больше от нас ничего не зависит. Но и это немало».
Моя свекровь — русская, кстати, прожившая в Грузии 65 лет, — звонила и успокаивала меня не без доли отчаянного юмора: «Ты за нас не волнуйся. Нас уже не бомбят, а только взрывают! И то мосты, и где-то в стороне». «Не бомбят» — авиационный завод, который находится в черте города, а «взрывают» — железнодорожный мост, связывающий Восточную и Западную Грузию.
Еще один телефонный разговор я никогда не забуду.
Питерское издательство, в котором я работаю, недавно воплотило уникальный российско-грузинский проект: билингву «Вепхисткаосани» («Витязь в тигровой шкуре») — двухтомное издание поэмы Шота Руставели на грузинском и русском языках (впервые грузинский текст сопровожден подстрочным переводом). Впервые в этом веке сделаны новые иллюстрации к поэме. Дан развернутый комментарий. Причем наши грузинские коллеги сконцентрировались на православной основе поэмы. Это издание (как в воду глядели) лишний раз подчеркнуло единую культурную и духовную основу двух народов грузинского и русского — православие. Хочется верить, что эта книга будет не надгробной плитой, а тем закладным камнем, на основе которого новые поколения начнут выстраивать порушенные, униженные и попранные русско-грузинские отношения, которые веками создавались нашими дедами и отцами и с которыми мы так бездарно обошлись.
Осенью 2007 года тбилисские коллеги приезжали в Петербург, где состоялась презентация поэмы Руставели в Академии художеств и в СПбГУ. Потом прошли презентации в Центральном доме литератора и на книжной ярмарке Non/Fiction в Москве.
А в октябре этого года планировалась презентация книги в Тбилиси. Мы обо всем договорились. Нас ждали.
На днях я позвонила автору предисловия к книге замечательному грузинскому писателю и драматургу Тамазу Чиладзе. Уже в конце разговора я, в общем-то предчувствуя ответ, все же спросила: «Тамаз, нам ехать?» Молчание в трубке было для меня страшнее всех слов, услышанных за последние дни…
Нита Табидзе (дочь Тициана Табидзе)
и Наталия Соколовская
Дина ДАВЫДОВА
Фото из архива Наталии СОКОЛОВСКОЙ
Досье «Новой»
Поэт, прозаик, переводчик Наталия Соколовская родилась в Ленинграде, училась в Москве. После окончания Литературного института десять лет жила в Грузии, откуда привезла две книги стихов и переводов с грузинского: «Природа света» (1985) и «Незапечатанные письма» (1988). Переводила стихи Т. Табидзе, О. Чиладзе, Дж. Чарквиани, Т. Чиладзе, Т. Бадзагуа и др. Автор книги «Литературная рабыня: будни и праздники» (вышла под псевдонимом — Наталья Сорбатская). Член Союза писателей Санкт-Петербурга. Член творческого союза «Мастера литературного перевода».
Справка «Новой»
3 ноября 1989 года лидер грузинских неформалов Звиад Гамсахурдиа со своими вооруженными сторонниками при молчаливой поддержке руководства Грузинской ССР учинил первый поход на Цхинвали: митинг вылился в кровопролитное столкновение.
В 1990 году Звиад Гамсахурдиа стал руководителем Верховного Совета Грузии. Под его руководством парламент принял решение о ликвидации автономии Южной Осетии. Прозвучал призыв Звиада: «На Цхинвали!» И в ночь с 5 на 6 января 1991 года в Южную Осетию ввели подразделения милиции и национальной гвардии. Началась первая война в Южной Осетии, ознаменовавшая собой начало распада тогдашней Грузии.
В мае 1991 года Звиад Гамсахурдиа стал первым президентом Грузии: он получил 87% голосов избирателей. Однако в декабре 1991 года против него восстала оппозиция. 22 декабря 1991 года в Тбилиси вспыхнул вооруженный мятеж, во главе которого стояли руководитель Национальной гвардии Тенгиз Китовани и экс-премьер Тенгиз Сигуа. «Тбилисская война» шла около месяца.
Исход противостояния решила поддержка, с согласия Москвы оказанная мятежникам подразделениями ЗакВО. У Кремля были свои резоны: Звиад оказался единственным из руководителей бывших советских республик (не считая прибалтийских), кто наотрез отказался присоединиться к СНГ. И желание наказать отступника совпало с выступлением оппозиции.
В январе 1992 года свергнутый президент покинул Тбилиси, а затем и Грузию. По одной версии, Звиад Гамсахурдиа застрелился в декабре 1993 года. По другой — его убили преследователи из окружения Эдуарда Шеварднадзе.