Всего лишь одна смерть
Максим Козырев в пикалевской больнице — май 2009 г.
«Я пишу, а сердце разрывается от слез, боли и непередаваемой тоски… Не оставьте, пожалуйста, мое письмо без внимания, дело касается моего ребеночка, моего единственного ребеночка… Со слезами на глазах умоляю прочитать это лично» — это строки из письма 24-летней жительницы маленького городка на окраине Ленобласти Светланы Козыревой премьер-министру России Владимиру Путину.
Пикалево — 22-тысячный город с искалеченной психикой. Доведенный до крайней степени отчаяния и нужды. Шокированный визитом «самого главного». Уверовавший в мессию.
Уже несколько месяцев пикалевцы ждут второго прибытия Путина и шлют письма в Кремль. О том, что здешним старикам не хватает пенсий, а на пикалевских улицах — урн. Все эти послания местными чиновниками переправляются по цепочке наверх — в Москву. Однако только одно из них, от Козыревой, на днях дошло до адресата — главы российского правительства — и, если верить официальному уведомлению, «было принято к рассмотрению».
«Ничего, мамочка, пройдет»
«Мой сыночек Максим, как и Вы, занимался дзюдо, — обращается к премьеру Светлана Козырева. — Начал с трех лет, получил белый пояс и в апреле 2009 г. в 3,5 годика, поехал на соревнования в Петербург, завоевал свою ПЕРВУЮ медаль за III место — и ПОСЛЕДНЮЮ... Трагедия произошла до вашего первого приезда в Пикалево. И когда все радовались, что дали горячую воду, по моим щекам текли слезы. Не потому что я была не рада, а потому что мой сын пострадал из-за того, что горячую воду отключили... Но в тот момент я еще надеялась, что его спасут. А моего мальчика НЕ СПАСЛИ...»
Кроме борьбы, Максим очень рано увлекся плаванием, научился плавать в большом бассейне, в том числе на спине, и в три года прыгал с трехметровой вышки. Ходил на каток, и в три с половиной уже хорошо катался на коньках. Мальчик с рождения жил в Пикалево — это единственная причина беды.
15 мая из-за многомиллионных долгов Пикалевского глиноземного завода (ЗАО «БазэлЦемент-Пикалево», принадлежащего бизнесмену Олегу Дерипаске) перед «Петербургрегионгазом» (стопроцентная «дочка» Газпрома) последний прекратил поставки газа в город. В итоге остановилась единственная в Пикалево ТЭЦ, находящаяся на балансе завода. Двадцать две тысячи местных жителей, многие из которых к тому времени уже потеряли работу и вместе с семьями оказались без средств к существованию, лишились еще и элементарных бытовых условий: отопления и горячей воды.
Через десять дней в моногороде случилась трагедия.
«Вечером 25 мая Максик упал и локоточком задел кастрюлю с горячей водой, которая была накипячена для купания, она пролилась ему на спинку, попочку и одну ножку, — рассказывает в письме высокопоставленному адресату мать трехлетнего мальчика. — Оказав первую помощь, вызвали скорую, приехали в Пикалевскую городскую больницу. Меня трясло, в голове крутились мысли про разные плохие случаи в нашей больнице. Я не хотела сына отдавать, думала: сделают обезболивание, заберу его на ночь домой, а утром отвезу в Петербург. Но врачи мне объяснили, что ожоги дома не лечатся, а транспортировать в шоковом состоянии нельзя. Я, естественно, согласилась на госпитализацию. Неоднократно просила, чтобы нас перевели в областной ожоговый центр. Со слов врачей: «С центром созвонились, вас там ждут, но машины нет, и будет, может быть, завтра, а может через неделю». Говорили, что везти можно только на реанимации, хотя Максик утром уже спокойно разговаривал. Я ему еще говорю: «Максимочка, как же так получилось-то, солнышко мое...»,а он мне: «Да ничего, мамочка, пройдет…» А на следующий день даже засмеялся два раза. Медсестры сказали: «Дети обычно стонут, капризничают, а он сказки рассказывает, ну умничка, такой маленький и такой мужественный».
На соревнованиях по дзюдо — апрель 2009 г.
«Мы знаем, что делать»
Максим проявлял мужество почти пять суток. Все это время медики не могли найти машину, чтобы доставить маленького пациента в ожоговый центр в Токсово — в 300 км от Пикалево. По объяснениям специалистов стационара, в Ленинградской области всего два реанимобиля, которые обслуживают медицинские учреждения. С 25 по 29 мая они ездили по другим маршрутам.
— Я предлагала пикалевским врачам, — уверяет Светлана Козырева, — давайте мы сами за деньги закажем реанимацию и отвезем. Они отвечали, что нет такой срочности, что созваниваются с ожоговым центром и делают все, как они велят. Наутро 29 мая было назначено удалить пузыри под наркозом. Но вечером 28 мая пришел молодой врач — Олег Рывкин, быстро-быстро достал ножницы, я возразила: «Что вы делаете? На завтра ведь было назначено». Он мне: «Помолчи, мы знаем, что делать». Я говорю: «Вы хотя бы обезболивание сделайте, зачем издеваетесь-то?» Максимочка плачет, кричит мне: «Мама, он меня резать будет…» Обычный анальгин вкололи уже в процессе, который, наверное, даже подействовать не успел. Рывкин практически наживую удалил пузыри, намазал тельце мазью и обмотал мокрыми повязками (которые, как потом сказали реаниматологи, нельзя было накладывать). У Максика поднялась температура 39, всю ночь он пролежал мокрый. Когда утром пришел доктор, я спросила: «Как такое могло произойти?» Он ответил: «Я не могу объяснить». Повязки прилипли к попочке. Сыночек хотел в туалет, но не мог сходить… Днем переделывали операцию под наркозом. Ему стало хуже. В этот же день мы позвонили в пикалевскую администрацию, и машину дали…
Звонок родственников мальчика главе города Пикалево Сергею Веберу на фоне ухудшившегося состояния малыша помог решить вопрос. 29 мая за Максимом приехал реанимобиль и доставил его в ожоговый центр токсовской областной больницы. Мать в Токсово не взяли.
— Я выбежала из больницы, в чем была: в халате, в тапочках на босу ногу, поймала такси и поехала вслед за реанимацией, — вспоминает Светлана. — Первый вопрос, который мне задали врачи в ожоговом центре: «Почему вы так поздно привезли ребенка с тяжелейшим заражением крови?»
— Максим Козырев получил 38% ожогов 2-й степени, и 14% ожогов 3-й степени, — констатировали врачи областной больницы. — Однако самое страшное, что в процессе ожоговой болезни у него развился тяжелейший сепсис. Обнаружилось нарушение функции дыхания, что привело к осложнению на легкие. А легочные осложнения, в свою очередь, — к летальному исходу.
Не спасли
«В Токсово меня пустили к сыночку. На пять минут. Он попросил спеть его любимую песенку «Журавли», и я в последний раз спела Максимочке «Мне кажется порою, что солдаты…» Он уснул, и больше я не видела его открытых глазок, — пишет Путину мать. — Я знаю, что никто постоянно с Максиком не сидел. Я просила: можно я буду рядом стоять, как тумбочка, просто за ручку держать, и если вдруг что-то — то я хотя бы сразу позову врача. Но меня пускали только на пять минут в день, говорили, что он ничего не чувствует... Как-то разрешили чуть-чуть подольше остаться, и я шепчу ему: «Поправляйся, солнышко, я тебя очень-очень люблю», а у него глазоньки закрыты и слезки текут...»
Состояние трехлетнего Максима несколько дней подряд оставалось тяжелым, но стабильным. Токсовские врачи по-разному оценивали шансы ребенка на выживание: от 10 до 70%.
— Мне говорили: молитесь за каждый день его жизни, — продолжает Светлана. — Я каждый день проводила в церкви. Вечером 7 июня специалисты центра сообщили: «С ожогами он почти справился, анализы — лучше, чем были». Но молодой заведующий, который из всех врачей давал меньше всего шансов, сказал: «Не радуйтесь». И в ту ночь выпало как раз его дежурство... Утром 8 июня, когда я позвонила в больницу, он подошел к телефону: «МЫ НЕ СМОГЛИ СПАСТИ ВАШЕГО МАЛЬЧИКА», — молодая женщина рыдает навзрыд, — и добавил: «У меня тоже умер ребенок…»
«Мой сыночек был для меня — ВСЕ, — это последние строки письма матери, потерявшей сына, премьер-министру. — Вся жизнь оборвалась в один миг, в один звонок... Теперь я знаю, каково это целовать любимые губки и понимать, что это — в последний раз!.. Я не знаю, что я ТЕПЕРЬ могу сделать для своего ЧЕМПИОНЧИКА… Хотела бы заказать большой памятник во весь рост, чтобы с одной стороны Максимочка был в костюмчике дзюдо с медалью, а с другой стороны — с его любимой игрушкой — мячиком… Очень много вопросов, а ответов нет... Очень много «бы»... Если бы не отключили горячую воду, то, возможно, ничего бы не случилось... И если бы я в эти секунды была совсем близко… Но несчастный случай может произойти с каждым, и потом мы надеемся на специалистов… Я бы очень хотела, чтобы Вы поручили провести расследование и проверить на компетентность врачей этих двух больниц. Мне сказали, что без хорошего адвоката мое дело либо закроют, либо пострадают невиновные. ПРОШУ вас, Владимир Владимирович, возьмите это дело под свой контроль. ПОМОГИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА! Я понимаю, что это всего лишь одна смерть, но для меня это была ВСЯ ЖИЗНЬ».
Нина ПЕТЛЯНОВА
Фото Михаила МАСЛЕННИКОВА и из семейного архива Козыревых
Прямая речь
Андрей ЛИТВИНОВ, заместитель главного врача по лечебной части МУЗ «Пикалевская городская больница»:
— С тех пор, как ребенок поступает в больницу, за него несет ответственность то лечебное учреждение, где он находится.
Максим Козырев первое время был нетранспортабельным. Транспортировка в первые сутки являлась прямой угрозой его жизни. Вопрос о переводе пациента в областную больницу решался на протяжении нескольких дней. Врачи токсовской больницы отказывались забирать его по причине того, что у них все машины были на выезде. Они даже нам один раз предложили: везите сами. Если бы мы его отправили в таком состоянии, тогда к нам уже были бы вопросы: почему вы ребенка отправили в дорогу на такое расстояние, не будучи уверенными, что он эту дорогу перенесет? Санитарной авиации в Ленобласти сейчас вообще нет.
Мы здесь делали все, что положено. Лечение мальчика было адекватным его состоянию и было согласовано с областными специалистами.