Пространство кончается счетчиком

Оскорбленная статусом «соседки Бродского» пенсионерка не желает уступать музею поэта свою комнату меньше чем за треть нобелевской премии

«Наши полторы комнаты были частью обширной, длиной в треть квартала, анфилады, тянувшейся по северной стороне шестиэтажного здания, которое смотрело на три улицы и площадь одновременно […]

Соседи были хорошими соседями — и как люди, и оттого, что все без исключения ходили на службу и, таким образом, отсутствовали лучшую часть дня. За исключением одной из них, они не были доносчиками; неплохое для коммуналки соотношение. Но даже она, приземистая, лишенная талии женщина, хирург районной поликлиники, порой давала врачебный совет, подменяла в очереди за какой-нибудь съестной редкостью, приглядывала за вашим кипящим супом. Как там в «Расщепителе звезд» у Фроста? «Общительность склоняет нас к прощенью».
Иосиф Бродский. «Полторы комнаты».

Отклоняя общенье, не склоняясь к прощенью

Нина Васильевна почти ровесница поэта. Приготовления к юбилею нобелевского лауреата ею, уже свое 75-летие встретившей, воспринимаются с тихой яростью, подпитываемой зоологической неприязнью «к людям этого племени».

Общительность явно не будет ей в помощь на пути к прощенью — да она и не расположена вовсе ни к тому ни к другому. Журналистов, любопытствующих о годах совместного с Бродским бытования, отстреливает резко выпускаемой из словесной обоймы фразой: «А пошли вы!»

Год назад, когда в легендарную коммуналку наведался вице-губернатор Василий Кичеджи в компании с приглашенным им генконсулом США в Петербурге Брюсом Тернером и толпой корреспондентов, Нина Васильевна совершила свой единственный подход к прессе. Ободренная ласковым обращением чиновника, сочувственно выслушавшего ее рассказ о семье, о маме — ветеране войны, и не просто (как упомянуто было Бродским) хирурге районной поликлиники, а «любимой ученице великого Джанелидзе», — вышла под прицел фото- и телекамер, намотав шарф по самый нос, подняв воротник и натянув берет до бровей.

Заявила, что поэзию любит, а Бродского — нет. Делиться воспоминаниями о том, как при нем тут было, не намерена — «это было давно и неправда». У самой два диплома, 40 лет на заводе оттрубила, и пребывать ей в статусе соседки какого-то Бродского — унизительно. Расставаться с отчим домом не намерена — «вросла сюда корнями». Ну разве что за 12 миллионов. В такую сумму оценила пенсионерка свою комнату — последнюю в этой коммуналке из еще не выкупленного Фондом создания литературного музея Иосифа Бродского.

Фонд был создан 12 лет назад. Друзья поэта, заручившись поддержкой нескольких нобелевских лауреатов и всемирно известных деятелей культуры, обратились с просьбой о помощи к тогдашнему губернатору Владимиру Яковлеву. Его резолюция была краткой: «Поддерживаю». Этим листом бумаги материальный вклад властей и ограничился.

Первые три комнаты (родительскую и две угловые) удалось выкупить за 165 тысяч долларов, пожертвованных крупным банком. От продажи самой для музея ценной, с известным зашкафным личным пространством поэта, ее обладатель — мелкий предприниматель Вахтанг долгое время отказывался наотрез. В кризисную годину вступил-таки в переговоры, заломив 7 миллионов. Деньги не сразу, но удалось добыть — отзываясь на просьбы фонда, Валентина Матвиенко привлекла в качестве спонсора нефтяную компанию. Но когда заветную сумму принесли Вахтангу, тот объявил, что цена изменилась — давайте 10 миллионов. На поиски очередного спонсора ушло еще несколько лет. Только в 2010-м удалось осуществить эту покупку.

Комната родителей Бродского. Ленинград. Май 1984.

Ранний вечер 4 июня 1972 г. Покинутая поэтом комната, в которой его жизненное пространство (за перегородкой, где была фотолаборатория отца) составляло едва ли 10 кв. м.

Вот тут-то и настал звездный час Нины Васильевны. Пенсионерка изрядно покуражилась, то поигрывая суммами с несусветными нулями, то объявляя, что вообще не намерена ничего продавать. Обрела поддержку единомышленников — после упомянутого визита вице-губернатора «Коммунисты Петербурга и Ленинградской области» выступили с заявлением. Мол, патриотические силы встревожены беспрецедентным давлением, оказываемым на честную советскую труженицу «литераторами западного толка», понуждающими коренную ленинградку съехать со своей жилплощади, чтобы освободить место для музея поэта-эмигранта. А она и так изрядно настрадалась от этого «неуживчивого скандалиста с авантюристическим складом характера» и по сей день «помнит дебоши, пустые бутылки, сомнительных дружков и развязных подружек, антисоветские лозунги — все это Бродский привносил в климат коллективного жилища!»

Разъять и поделить

Вице-губернатор Кичеджи объявил, что город выкладывать испрашиваемую Ниной Васильевной сумму не будет — «Горожане нас не поймут, у Петербурга много проблем».

И предложил рассмотреть компромиссный вариант: выгородить пенсионерке отдельную квартиру, присовокупив к ее комнате необходимые для устройства кухни и «удобств» квадратные метры.

Поскольку комната несговорчивой дамы — первая от парадного входа, его при такой перепланировке лишается музей. Посетителям придется идти через двор и подниматься по черной лестнице. Зато Нина Васильевна наконец выглядит вполне довольной — остается на том же месте, но уже в просторной отдельной квартире, которую ей отремонтируют и оснастят всем необходимым. Бодрая старушка советует Фонду Бродского особо не мешкать и не возлагать пустых надежд на ее переезд в мир иной: есть наследники, и они, предупреждает, «еще прозорливее».

В ноябре министр культуры Владимир Мединский заявил было, что и министерство, и он лично горячо поддерживают идею создания мемориального музея Иосифа Бродского, чему готовы всячески содействовать. Ободренный его словами фонд немедля направил благодарственное письмо, попросив о реальной помощи. Лаконичный ответ пришел быстро: «Ваше обращение направлено в Правительство Санкт-Петербурга». Круг замкнулся.

28 января, в годовщину смерти поэта, руководство фонда созвало пресс-конференцию, чтобы объявить безрадостное, но вынужденное свое решение: принять вариант с разделением квартиры.

— Мне он очень не нравится, это нарушение мемориальности, осложнение работы музея… Но что делать, — констатирует друг поэта, создатель и глава фонда Михаил Исаевич Мильчик. — Денег на выкуп оставшейся комнаты у нас нет. А реализация предложенной перепланировки все-таки существенно дешевле. Хотя потребуются еще средства на реставрационный ремонт, организацию собственно музейного пространства.

Проект готов и подан на согласование. Концепция будущего культурного центра (где, помимо мемориального музея знаменитых «полутора комнат» и сохраняемой атмосферы коммунального быта второй половины ХХ века, будет представлена нонконформистская культура Ленинграда 50 — 70-х) давно разработана фондом совместно с музеем Ахматовой, филиалом которого и должен стать после передачи в ведение города музей Бродского.

Впрочем, как признает Михаил Мильчик, он лично не хочет торопить события:
— Для меня такой путь остается крайне нежелательным, вынужденным. Я все еще надеюсь, что каким-то образом удастся получить всю квартиру, не жертвуя подлинностью.

Размером с подлинник

Утро 4 июня 1972 г. Иосиф Бродский перед посадкой в такси, следующее в аэропорт Пулково. Фото: Михаил Мильчик.

Создать живое пространство, лишенное музейной фальши, — вот та базовая точка отсчета, с которой все начиналось 40 лет назад.

— Когда мы, друзья Бродского, проводив его в аэропорт Пулково 4 июня 1972 года, вернулись в квартиру к родителям, Михаил Исаевич буквально до сантиметра сфотографировал комнату, из которой только что вышел Иосиф, — вспоминает Яков Гордин. — Так что здесь все можно восстановить доподлинно, в идеальном виде. И больше чем на 90 процентов все удалось сберечь — обстановку, личные вещи. Мебель я на первое время забрал к себе, потом передал в Музей истории города, где она и хранится. Библиотека — в музее Ахматовой, причем есть даже опись, в каком порядке стояли книги… Да, у нас разных мемориальных музеев предостаточно. Но среди них очень много новоделов. А настоящие, подлинные — большая редкость.

Здесь, в этой коммуналке, полвека не знавшей ремонта, сохранились местами даже старые обои и дровяная печь на общей кухне.

Еще один связанный с именем Бродского адрес на Северо-Западе — деревня Норинское, в Коношском районе Архангельской области. Здесь пока стоит деревянный дом с пристройкой, где жил ссыльный поэт. Хозяева давно умерли.

А наследница действует по тому же сценарию, что и питерская пенсионерка: заламывает цену раз в шесть выше реальной. Дом же в таком аварийном состоянии, что едва переживет нынешнюю зиму.

— А вот в Коноше, глухом маленьком городке, там настоящий культ Бродского, — рассказывает Яков Гордин, — уже на здании вокзала висит доска, есть библиотека его имени с музейной комнатой, местный меценат Александр Распопов выделил часть своего дома под частный музей Бродского. Там люди делают все, что могут — при их мизерных возможностях. Такой вот пример нашему великому городу…

Не получая от властей никакой, кроме словесной, поддержки, фонд пытается самостоятельно привлекать и зарабатывать деньги — проводит экскурсии пешеходные и водные, организует благотворительные спектакли и концерты, придумывает разные акции. Собрать удалось немного — чуть больше 200 тысяч.

Тем временем Санкт-Петербургский государственный университет объявил конкурс на проведение банкетов в 2013 году. В альма-матер тандема готовы потратить 15 миллионов рублей на проведение 60 застолий — согласно условиям госзаказа, в ассортименте должны быть холодные закуски, горячее «со сложным гарниром», пирожки и водка «Путинка».