Догорает заповедник русской жизни

После пожара на вилле Рено в Комарове остаются лишь два памятника федерального значения — «губернаторская» дача да кладбище. Предложенную главе города полгода назад программу спасения объектов деревянного зодчества Георгий Полтавченко вернул на рассмотрение самим заявителям. 

Некролог как финал переписки с начальником 

Всё как в последних строках романа Натальи Галкиной «Вилла Рено» — остался только голос ручья, миражи да призраки снесенных и сгоревших дач. 

Губернатор Георгий Полтавченко едва ли читал этот роман. Хватило бы, чтоб заскучать, и одной аннотации: «История петербургских интеллигентов, выехавших накануне Октябрьского переворота на дачи в Келломяки — нынешнее Комарово — и отсеченных от России неожиданно возникшей границей. Все, что им остается, — это сохранять в своей маленькой колонии заповедник русской жизни, смытой в небытие большевистским потопом. Вилла Рено, где обитают «вечные дачники», — это русский Ноев ковчег, плывущий вне времени и пространства, из одной эпохи в другую». 

Кто-то из тех, для кого вилла Рено оставалось местом, значившим несопоставимо больше отметки в казенном реестре «объект культурного наследия федерального значения», через день после пожара вывесил на обугленной стене написанный от руки некролог: дрожащие стихотворные строки с разбитыми болью рифмами, укутанные в пленку канцелярского файлика, обозначившего прозрачную границу между слезами и потоками дождя. 

Зато доподлинно известно, что губернатор читал письмо, направленное ему петербургским ВООПИиК. В нем деликатно напоминалось, что еще в феврале возглавляемый Георгием Полтавченко Совет по сохранению культурного наследия, рассмотрев отчет рабочей группы, признал состояние деревянных памятников Петербурга и пригородов катастрофическим и принял решение о необходимости создания целевой программы по их спасению. Во исполнение этого решения специалисты разработали конкретные предложения, включавшие целевое финансирование, постоянный мониторинг и обследование технического состояния деревянных исторических построек, определение очередности противоаварийных работ с одновременным составлением смет. Кроме того, признавалось необходимым внести изменения в городское законодательство, призванные ужесточить ответственность за причинение ущерба памятникам, а с другой стороны — озаботиться формированием системы налоговых и правовых льгот для добросовестных их пользователей и владельцев. 

Предлагалось ввести запрет на понижение охранного статуса деревянных объектов при их продаже и после нее; а еще — разработать подпрограмму государственно-частного партнерства в отношении отдельных памятников (преимущественно тех, что наделяются или уже обладают общественными функциями). Чтобы вывести из тени все происходящие с такими объектами метаморфозы, рекомендовалось публиковать на сайте КГИОП документацию, связанную с их состоянием, мерами по сохранению и проводимыми историко-культурными экспертизами. Отдельная подпрограмма призвана была содействовать популяризации этого пласта культурного наследия и предполагала, помимо прочего, создание научного каталога всех памятников деревянного зодчества. Весь этот пакет дельных и конкретных предложений был представлен главе города за подписями председателя КГИОП Александра Макарова и зампредседателя совета Михаила Мильчика. 

«История петербургских интеллигентов, выехавших накануне Октябрьского переворота на дачи в Келломяки — нынешнее Комарово — и отсеченных от России неожиданно возникшей границей. Все, что им остается, — это сохранять в своей маленькой колонии заповедник русской жизни, смытой в небытие большевистским потопом. Вилла Рено, где обитают «вечные дачники», — это русский Ноев ковчег, плывущий вне времени и пространства, из одной эпохи в другую».

«К сожалению, мы вынуждены констатировать, что помимо мониторинга деревянных домов, который и так велся силами специалистов КГИОП, более ничего из решений совета не выполнено, — говорится в ноябрьском письме ВООПИиК губернатору. — Убедительно просим Вас как председателя Совета по культурному наследию обратить внимание на неисполнение решений совета и дать соответствующие указания по разработке долгосрочной целевой программы по сохранению памятников деревянного зодчества С.-Петербурга и пригородов». 

Через пару недель ВООПИиК уведомили: ваше письмо на имя Г. С. Полтавченко направлено на рассмотрение А. И. Макарову (КГИОП). И что, собственно, Макарову рассматривать им же поданные губернатору предложения? Реализация которых к тому же находится вне его компетенции — решить вопрос о целевой программе может только глава города. Вот и гадай теперь: губернатор не понял того, что прочитал, или не желает понимать? 

Свидетельства о смерти опережают паспорта 

Аналогичное обращение направлял Георгию Полтавченко и депутат Алексей Ковалев. Ответ, по иронии судьбы, вышел из канцелярии Смольного именно в то утро, когда в Комарове оплакивали обугленные руины виллы Рено. И его иначе как отпиской не назовешь. 

Скупым канцеляритом сообщается, что КГИОП на постоянной основе пополняет базу объектов деревянного зодчества. Что таковых насчитывается 260, однако подчеркивается, что лишь 75 из них являются памятниками, остальные — выявленные объекты культурного наследия. Ценность последних, как угадывается между строк, не представляется бесспорной: «КГИОП поручено обеспечить проведение государственных историко-культурных экспертиз в целях определения обоснованности включения выявленных объектов культурного наследия, являющихся объектами деревянного зодчества, в единый государственный реестр объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации». 

Знакомый мотив. Он уже звучал в верхних этажах Смольного — мол, зачем столько охранять? Ну выделим из них с дюжину, сделаем образцово-показательными, да и хватит. 

Специалисты такой подход не приемлют. «Дачные деревянные постройки — уникальное культурное явление, целый пласт нашей отечественной культуры. И в большинстве своем это очень интересные памятники архитектуры, с очень оригинальными решениями», — убежден Михаил Мильчик. 

У ближайших наших соседей — в той же Финляндии или Швеции — бережно сберегают, адекватно используя, и менее интересные деревянные сооружения куда более скромных достоинств. К тому же, как резонно замечает Михаил Мильчик, на фоне катастрофического масштаба утрат сохраняющиеся единицы приобретают уже совсем другую цену — то, что еще вчера представлялось рядовой застройкой, на фоне завтрашней выжженной равнины может стать раритетом. 

И данные, приведенные в ответе губернатора депутату Ковалеву, подтверждают самые пессимистичные прогнозы. Так, сообщается, что из упомянутых 260 объектов лишь в отношении 60 заключены или еще только «находятся в завершающей стадии оформления» охранные обязательства. Не лучше обстоит дело с паспортизацией и определением перечня предметов охраны. А без всех этих составляющих невозможно ни обеспечить адекватную защиту наследия, ни взыскать с собственника по полной за утраты или намеренное избавление от культурного обременения доставшегося ему золотого земельного участка. 

— Спрашивается, чем занимался КГИОП все последние годы? — возмущается координатор исследовательской группы «Старые дачи» Елена Травина. — А теперь команде Александра Макарова предстоит разгребать эти колоссальные завалы. При имеющемся дефиците специалистов невозможно в сжатые сроки добросовестно выполнить такую огромную работу. 

— Нам приходится готовить до сотни паспортов в месяц, — признает первый заместитель председателя КГИОП Александр Леонтьев. — Речь ведь идет не только о памятниках деревянного зодчества, а о самых разных объектах культурного наследия по всему Петербургу и пригородам. 
   Уничтожение же исторической застройки идет такими темпами, что многие старинные здания такой паспорт обретут уже посмертно. 

«А» пропало, «Б» сгорело 

Не дождался ни паспорта, ни перечня предметов охраны и комплекс виллы Рено. Название закрепилось по имени второго владельца участка — совладельца гостиницы «Франция» и собственника нескольких домов в Петербурге. Первым же был ведущий оружейную торговлю купец Иван Чижов, устроивший на литориновом уступе, верхней и нижних террасах, прекрасный парк с каскадом искусственных водоемов, спускавшихся к заливу лестницами, и беседкой-ротондой над крутым обрывом и выстроивший тут несколько дач (всего насчитывалось семь разного назначения построек). 

Рено, купивший поместье перед революцией, пожил тут недолго — после 1917-го уехал за границу, поручив управление своей недвижимостью свояченице, Ванде Орешниковой. Та устроила здесь пансионат, куда приезжали со всей Европы. Бывал тут и нобелевский лауреат Иван Павлов (его сын был женат на дочери Ванды Федоровны, Татьяне). В советское время территория отошла Министерству обороны, под ведомственные выездные детские учреждения. К середине 1990-х эта функция отмерла, и постепенно все пришло в запустение. Чугунная решетка с изящными коваными воротами и калиткой, стоявший подле электрических старинный фонарь, сохранявшиеся внутри дач камины — все оказалось разбито и расхищено. Знаковое для Комарова место, бывшее для него своим «местом силы», однажды, будто собрав их остатки в отчаянной попытке самозащиты, ответило страшно. Как рассказывают старожилы, несколько лет назад приставленный к даче сторож, пособляя вывозу потенциального лома цветных металлов, стал жертвой неправедной наживы: при погрузке краденого тяжелые ворота упали на него и зашибли насмерть. 

Статус федерального памятника — исключительно редкое для дачных объектов явление. Не считая сходящей в могилу виллы Рено, в Комарове теперь лишь пара объектов федерального значения: «губернаторская» дача Бормана да местное кладбище. В официальном реестре по адресу прописки виллы Рено (Морская ул., 8) все еще значатся два здания — под литерами А и Б. Вот только одно из них сгорело дотла уже несколько лет назад, от другого теперь остались кусок стены и часть веранды. 

«Мы будем защищать то, что осталось, — заверяет Александр Леонтьев. — Сейчас готовим пакет документов для собственника, предпишем незамедлительную консервацию». 

Собственник меж тем готовит какой-то свой план действий. По словам Александра Леонтьева, минувшей осенью проведена историко-культурная экспертиза, призванная обосновать «уточнение» границ памятника. Согласно ее выводам, предлагалось изъять из этих границ нижнюю часть участка — ту самую, с системой прудов. Но Министерство культуры в ее согласовании отказало. Пока. 

Справка «Новой» 

Евгений Архипов известен как одноклассник Дмитрия Медведева, занимавшийся с ним в одной гребной секции, а с 2008 возглавивший Всероссийскую федерацию гребли на байдарках и каноэ. Фото с сайта kayak-canoe.ru

Впервые участок на Морской ул., 8, площадью 28 159 кв. м с имевшимися на нем строениями выставлялся на торги в 2005-м. Тогда в лот входили 12 объектов (уцелевшие дореволюционные дачи и несколько строений советских времен). При повторном заходе, на аукционе в 2010-м, уже значилось только два объекта — здание площадью 167,9 кв. м и здание площадью 233,9 кв. м. Обладателем стало ООО «Регион», впоследствии перепродавшее объект.

Нынешним собственником, как сообщают в КГИОП, является ООО «Апатрос». Согласно открытым данным, генеральным директором компании значится Евгений Юрьевич Архипов. Человек с такими именем, отчеством и фамилией известен как одноклассник Дмитрия Медведева, занимавшийся с ним в одной гребной секции, а с 2008 г. возглавивший Всероссийскую федерацию гребли на байдарках и каноэ. В период с 1985 по 1992 г. совмещал учебу на юридическом факультете ЛГУ с работой в Пулковской таможне, затем занимался частным бизнесом, работал замгендиректора ООО «Балтнефтепровод» и ООО «Автотранспортные технологии»; с 2005 г. — вице-президент ООО «Северная экспедиция». 

Женат на гимнастке Ирине Чащиной, чемпионке мира и Европы — на их бракосочетании присутствовали Дмитрий Медведев (тогда президент РФ) с супругой.