Цена признания

Коммунисты предлагают внести поправки в юридическую базу и ввести административную ответственность за каминг-аут. В таком случае Кодекс об административных правонарушениях дополнят статьей "Публичное выражение нетрадиционных сексуальных отношений". Объясняют свой законопроект депутаты заботой о нравственном здоровье общества. Законодатели ссылаются на то, что в древние времена за их "порок" гомосексуальных людей лишали гражданских прав.

Пока инициатива готовится к парламентским слушаниям, "Новая" попросила представителей ЛГБТ-сообщества рассказать свои истории.

Валерий Созаев, 35 лет:

– Первый каминг-аут в моей жизни произошел перед бабушкой. Она любила спрашивать, есть ли у меня девушка, когда будет свадьба и внуки. Когда я объяснил ей, что мне нравятся не девушки, а молодые люди, она сначала удивилась, а потом произнесла коронную фразу: "В моей деревне такого не было". Бабушка переехала в Петербург из Мордовии. Мы поговорили, я ее успокоил. Через некоторое время она сказала, что вспомнила: и в ее деревне в 1920–1930-е годы такое тоже было. Это стало важным моментом в моей жизни.

Можно сказать, я из религиозной среды: с десяти лет мечтал стать священником. Поддержка бабушки стала для меня первой со стороны верующего человека. Церковное мое окружение было сплошь гомофобным.В какой-то момент я стал изучать англоязычное интернет-пространство и довольно быстро нашел сайты ЛГБТ-христиан. Стал читать их материалы и понял, что все не так однозначно, гомосексуальный человек может быть верующим. Когда я поделился своими мыслями с друзьями, практически все они перестали со мной общаться. Почти год после этого была сильнейшая депрессия, поддерживали меня только два человека, которые позже тоже ушли из церкви.

Я стал учителем. В первой школе, где вел обществознание, о гомосексуальности даже не заикался. Во второй был уже полностью открытым человеком. Коллеги, с которыми я общался близко, отреагировали спокойно. Ученики сами нашли мою страничку в ЖЖ, и их реакция была очень разной. На первой работе они расписали оскорблениями дверь моего кабинета. В другой школе отношение было разным: у одних детей оно не изменилось вовсе, у других стало крайне негативным. Администрация узнала о моей гомосексуальности позже, когда я уже был ЛГБТ-активистом.

Весной 2008 года мы провели акцию "День молчания". Зимой об этом вышел маленький сюжет на телевидении. После чего директор школы вызвала меня к себе и предложила уволиться. Предлогом было то, что родители могут пожаловаться. Но ведь ни одной жалобы не было. Мы договорились, что я доработаю до конца учебного года и уйду. Я все равно собирался это сделать, работа в нашей организации не оставляла времени ни на что другое. Но сам прецедент, что мне предложили уйти, был очень болезненным. Сейчас я директор центра "Действие", мы занимаемся профилактикой ВИЧ и заботой о здоровье ЛГБТ-сообщества. Я абсолютно открыт и публичен. Поэтому почти каждую неделю получаю в соцсетях личные оскорбления с угрозами. Конечно, большинство из них – просто слова. Но никогда не знаешь, чем может закончиться.

Ольга, 29 лет:

– С тех самых пор, когда стала думать об ориентации, я всегда считала себя бисексуалкой. И часто, начиная отношения с парнями, говорила им об этом. Можно сказать, это были своеобразные каминг-ауты, но никто из них никогда не говорил "фу" и так далее.

Вообще мне повезло, вся моя история не кровавая и не ужасная, потому что друзья были в курсе и, кажется, им было все равно. Родители не знали, потому что мы не в особенно близких отношениях. Однажды я решила, что больше не хочу встречаться с мужчинами. Подумала, что хорошо бы рассказать об этом маме, когда представится возможность. Здесь надо заметить, что у меня есть прекрасная семейная история: в конце 70–80-х дядина супруга изменяла ему с женщиной. Был скандал, они развелись, и его бывшая жена прожила с избранницей еще 15 лет. У дяди с женой была общая дочь, моя двоюродная сестра. После их развода мы никак не общались. Спустя много лет она нашла нас, приехала в гости и, помимо прочего, стала говорить, что ее тоже не интересуют мужчины.

Это связано с историей признания маме, которая получилась очень смешной. Однажды, когда она приехала ко мне в гости, я попросила у нее номер телефона двоюродной сестры. Мама, зная о моем прохладном отношении к родственникам, стала спрашивать что-то типа: "Это какой, которая лесбиянка? А ты что, тоже что ли?" Я ответила: "А если да?" Она удивилась, конечно. Я ожидала чего угодно, но не такой реакции. Мама ответила, что это, конечно, не очень хорошо, но своих детей любят любыми. И потом долго рассказывала о том, как ей противно прикасаться к женщинам и какие классные мужчины. Когда мы встретились на следующий день после разговора, по ее лицу мне стало понятно, что она переживала и, видимо, плакала.

Раньше я думала, что ориентация– это не то, о чем нужно приходить и обязательно сообщать. Но если меня спросят, отвечу. На одной из моих работ у меня была коллега, с которой мы очень хорошо общались. Когда я рассталась с девушкой, а она – со своим парнем, я открылась ей, и она отнеслась к этому абсолютно спокойно. У нас с ней были одинаковые переживания и, соответственно, мы могли друг друга поддерживать. В целом, когда я рассказывала своим друзьям о том, что больше не хочу встречаться с мужчинами, они реагировали адекватно: мне кажется, им было важнее, что я за человек. На этом все не закончилось, потому что спустя пару лет я опять стала встречаться с молодым человеком и столкнулась с тем, что не знала, как сказать об этом своим ЛГБТ-друзьям.

Считается, тяжело признаваться, что ты относишься к ЛГБТ, но, как выяснилось, делать обратное тоже непросто. Думала, это могут расценить как предательство и будут говорить всякие гадости, но, к счастью, ничего подобного я не услышала. Наоборот, каждый отвечал, что ему важно, чтобы я была счастлива. Мне пришлось еще раз поговорить с мамой, потому что сначала я сказала, что лесбиянка, и процесс принятия этого факта занял некоторое время. На данный момент я идентифицирую себя как пансексуалка.

Я не сталкивалась с какой-то агрессией. Когда, например, училась в колледже, влюбилась в девушку, которая была на другом курсе, и спокойно рассказывала об этом одногруппницам. Они реагировали нормально. Это было давно, еще до всех гомофобных законов, поэтому я не уверена, что реакция была бы такой же, если бы я рассказывала о себе сегодня. Думаю, что многие из тех, кто считает себя гомофобом, никогда, скорее всего, не видели живого гея. Либо видели, но не знали об ориентации. Все из-за стереотипов о том, что все геи манерные, лесбиянки – бритые и брутальные и так далее. Именно поэтому я считаю, что каминг-ауты нужны и важны, но также важно готовиться к ним и не открываться кому попало.

Андрей Петров, 29 лет:

– В 2014 году я выступил в одном баре в Петербурге со своим стендапом. Это было не очень смешно. Когда прямо на сцене спросили, есть ли у меня что-то действительно смешное, я сказал, что да, есть, у меня очень много таких историй, потому что я гей. Увидев в зале странную реакцию, ступор, понял, что случайно совершил каминг-аут. Все, что рассказывал после этого, люди уже не воспринимали, потому что думали только об этом. Потом буквально через пару недель случился питерский кастинг "Comedy Баттл", где я еще раз показал свой стендап, и жюри заявило, что это классно. Они сказали, что дадут мне шанс выступить, а продюсер добавил, что ему нужен такой участник, нужен каминг-аут, даже если это будет не смешно. Так я решил ехать в Москву выступать, потому что, во-первых, это хорошая возможность потренироваться: у меня дома в Кандалакше особенно об этом никто не знал. В Москве во время конкурсного отбора все жили в одной гостинице. Мы приехали, я заселился в комнату с молодым человеком и сказал ему, что надо серьезно поговорить, так как нам предстояло жить вместе эти десять дней. После того как я рассказал об ориентации, у него округлились глаза, но в итоге отреагировал он с юмором. Я думал, что кавээнщики – априори толерантная среда, и не ошибся.

Выступали мы в марте, а сам эфир был только в июне. Я поехал специально домой, потому что знал – нужен личный разговор. После эфира люди в городе подходили и говорили, что я молодец. В то же время ни один паблик ВКонтакте не обошел стороной мое выступление: писали, что я всех позорю. Но уверен, что большая часть людей, которые посылали мне гадости в личку, никогда бы не сказали этого в глаза. Друзья переживали за меня, говорили, что знали о существовании гомофобии, но никогда не сталкивались с ней вот так, вживую – когда мне изрисовали дверь мелом и закрасили ее краской с оскорблениями. С мамой у нас был напряженный разговор. Но для нее очень важно мнение окружающих: коллег, знакомых. И тогда я дал ей понять, что у нас с ней все хорошо, и люди, которых я даже не знаю, здесь ни при чем. Сейчас, по прошествии года, мы говорим обо всем, кроме моей личной жизни. Мама тешит себя мыслью, что все-таки когда-то у меня будет жена и ребенок, и это меня умиляет.

Когда я обрел наконец поддержку людей, знакомых и незнакомых, оказалось, что даже в провинции есть те, с которыми можно работать, которые задавали мне какие-то вопросы и в итоге приходили к тому, что геи– это не то зло, которое навязали, не те стереотипные люди, которых надо ненавидеть, потому что так сказал канал "Россия".

Вообще до 24 лет у меня самого была очень большая внутренняя гомофобия. И так как мама уверяла, что у меня будет своя семья и дети, я думал, что все пройдет и мое влечение временно. Поэтому, когда у меня были отношения с молодыми людьми, я буквально ненавидел себя. Приехав в Петербург, нашел ЛГБТ-организацию "Выход" и наконец почувствовал, что есть такие же люди, как я, понял, что это необязательно должно проходить. Теперь мне не стыдно идти по улице и, например, сказать молодому человеку, что он красивый. Вообще каждый каминг-аут– первый, второй и даже тысячный – я все равно переживаю: волнуюсь, у меня трясутся руки. Но каждый стендап снимает этот груз. Кстати, в ЛГБТ-сообществе плохо отнеслись к моему выступлению в эфире. Очень многие геи говорили мне, что это было сделано на публику, что лишь усиливает негативный эффект. Еще говорили, что можно не заявлять о себе, не говорить со сцены, не знакомиться с парнями в метро, а просто быть, перебегать из клуба в клуб на выходных. Но это не мой путь, я от него отказался.

Даниил, 32 года:

–Особенность транссексульного каминг-аута в том, что он происходит при открывании паспорта, до того как человек поменяет документы. Хочешь ты этого или нет, при переходе через границу, покупке алкоголя в магазине, проходе в бизнес-центр требуется подтверждение личности. Это отличает транссексуала от гея или лесбиянки, которые могут этого не делать или сделать тогда, когда посчитают нужным.

Самый забавный случай был, когда я устраивался на работу, потому что живу под своим именем, а паспортные имя и пол не соответствуют реальному гендеру. Я прошел собеседование, и бухгалтер в первый же рабочий день сказала мне, что для оформления трудового договора нужно принести паспорт. Я его принес и объяснил, что собираюсь менять имя, и в паспорте оно старое, но документы на смену еще не поданы. Она открыла паспорт, посмотрела и сказала: "Вот листочек, напишите, как вас правильно называть". По прошествии месяца директор должен был все документы подписать. Вообще я думаю, он обо всем догадался, потому что я везде открыто позиционирую себя как ЛГБТ-активист.

Директор открыл мои документы, посмотрел фотографии и сказал: "Это вообще кто?" Бухгалтер: "Это Даниил". "А, ну ладно", – ответил он и поставил подписи. Так что в моем случае все было хорошо. Хотя многие транссексуалы боятся искать работу, боятся, что у них будут проблемы. У меня они тоже возможны, и это первая работа, на которую я устраивался в том гендере, в котором живу сейчас.

Сложнее всего, я думаю, открыться тем, с кем ты очень близок. У меня, как ни странно, все это не очень принял мой лучший друг, хотя он гей и активист.

То же самое касается семьи. Я собрался с силами, написал маме письмо и приложил к нему книжку "Что происходит с моим ребенком" и ряд брошюр, чтобы у нее была возможность посмотреть и почитать. После получения она перезвонила и мы поговорили. Это было сложно. Мама врач, и для нее самым главным было то, что мне предстояли разные болезненные операции, так как гормонотерапия вредна для организма. Кроме того, ее волновало, что могут быть проблемы с трудоустройством.

Но людям вообще сложно принимать трансгендера, потому что у них нет понимания причин, по которым человек это делает. Когда я сам ничего не знал, то думал, человек идет на коррекцию пола, потому что он, наверное, похож на представителя противоположного. А это на самом деле внутреннее ощущение. Одна моя подруга не из числа активистов, очень традиционная, тоже достаточно трудно все восприняла, очень долго плакала. У тех, кто не относится к ЛГБТ и не разбирается в этой теме, сначала возникает мысль, что трансгендрами становятся ради приобретения нужного полового органа, но ты понимаешь, что это дело сто пятьдесят пятое, которое тебе предстоит.

Еще многие пытаются объяснить все тем, что у тебя что-то случилось в жизни плохое и есть какие-то проблемы. Но я никогда не имел проблем в личной жизни, раньше состоял в достаточно прочном браке, визуально был привлекательной девушкой с хорошей фигурой. На самом деле проблемы могут быть одной из причин принятия решения, но от этого транссексуалами не становятся, и врач определяет такие случаи при первой встрече. Например, я делал каминг-аут, когда находился на обследовании у психиатра Дмитрия Исаева больше года, и успешно прошел все тесты. Никакой агрессии не было, потому что я взрослый человек и все сделал осознанно и уверенно.

Лизавета Зеленина, 21 год:

– Первый раз мой каминг-аут прошел не только перед членами ЛГБТ-сообщества, когда 17 мая пришла на митинг на Марсовом поле. В этот день в 1990 году гомосексуальность исключили из списка психических заболеваний. И так получилось, что я стояла среди тех, кто не приемлет гомосексуальность. Там были люди с иконами и вэдэвэшники, которые предлагали мне, например, записаться в школу для славянок, где тебя обучат шитью, готовке и любовной гимнастике. После этого я написала колонку на портале "iUni" от лица гомосексуального человека, который находится в толпе гомофобов. Текст прочла моя мама, и у нас был долгий скандал, она не разговаривала со мной несколько дней. Папа повел себя мирно, сказав, что все пройдет, но он, в принципе, человек уравновешенный. Мама же решила, что я себе это выдумала, что на меня повлияла моя новая другая жизнь, общение с геями.

Кроме родителей, об ориентации знает еще сестра, но она относится ко всему адекватно: привыкла, что у меня много всяких закидонов. Одна моя родственница очень не любит открытых гомосексуальных людей и даже негативно высказалась о писателе, который общался с двумя лесбиянками. Я могла бы добавить, что можно в таком случае выкинуть со своих книжных полок много чего еще – например, стихи Марины Цветаевой и прочих… Вообще я с раннего детства считала, что две девочки вместе – это в порядке вещей. К сожалению, обнаружила даже в нашем университете много лесбофобов, то есть тех, кто считает, что геи – это нормально, а лесбиянки – что-то не то. Многие знакомые из тех, с кем я общаюсь давно, не знают тоже. И уже как-то сложно говорить по прошествии стольких лет, они консервативны.

Еще у меня была проблема, связанная с определением своего гендера. В детстве мне хотелось стать писательницей. Вот Джоан Роулинг, например, взяла нейтральный псевдоним, потому что перед первой публикацией издательство опасалось, что мальчики будут неохотно покупать женское фэнтези. И я думала, что если я, женщина, стану писательницей, то кто же, тогда, черт возьми, будет меня читать. Меня тяготило не само мое тело, а тот конструкт, который накладывает общество. Я читала мужские журналы, смотрела боевики, хотя даже не знаю, нравятся мне они или нет: просто привыкла. Еще из-за этого я очень много себя резала, особенно грудь, потому что думала, как меня бесит то, что я женщина и не смогу стать писателем. Но после периода феминизма у меня все прошло и, наоборот, появилось немного мужененавистничества, от которого я тоже стараюсь избавляться.

Вообще каминг-ауты совершаешь постоянно, потому что в окружении всегда появляются новые люди, для которых ты априори гетеросексуален. Они спрашивают, есть ли у тебя парень, а есть ли девушка, или ты агендер, или бигендер – этого никто не предполагает.

Как-то мы фотографировались у приемной Милонова. Материал об этом могли увидеть коллеги по работе, но потом я испугалась и закрыла его от них. Это был мой очередной каминг-аут, и я думаю теперь больше ничего не скрывать. Но иногда хочется, чтобы не знала например, бабушка, потому что она пожилой человек. Но для нее главное, чтобы этого не пропагандировали.

Я не сталкивалась с какими-то сложностями или агрессией. Когда я, допустим, целовалась с девушками на улице или на эскалаторе, реагировали в основном мужчины. И сама реакция была чем-то вроде: "Вау, две телочки". Они доставали свои камеры, фотографировали. Еще одна женщина однажды сказала, что надо почитать Библию, и тогда все, может быть, прояснится. Хотя я не сказала бы, что я, как многие ЛГБТ, атеистка.