Последнее поражение маршала
Попытки избавиться от мемориальной доски Карлу Маннергейму в центре Петербурга увенчались успехом. Памятник несколько раз обливали краской, обстреливали, били топором. И наконец убрали от греха подальше. Правда, Петербург доска не покинула: ее передали на хранение в царскосельский музей Первой мировой войны – до лучших времен. В ходе ожесточенной дискуссии вокруг мемориала, фигура самого Маннергейма обросла мифами, впрочем, как и события, участником которых он был. «Новая» попросила доктора исторических наук Никиту Ломагина рассказать только о фактах. Без эмоций
Вместе с тем выяснился и собственник злополучной доски, которого всем городом искали четыре месяца: им оказалось Российское военно-историческое общество под председательством министра культуры Владимира Мединского. Приказ об основании общества в 2012 году подписал сам президент Владимир Путин.
– Финляндия была союзницей гитлеровской Германии или это была самостоятельная сторона конфликта?
– О плане «Барбаросса» немцы проинформировали финское руководство почти сразу после принятия решения о нем. Тогда финский генеральный штаб стал разрабатывать собственный план, согласно которому финские войска должны были вести наступление по северному побережью Ладоги.
Можно посмотреть «Военный дневник» Гальдера за 1940–1941 годы. Там достаточно подробно сообщается о переговорах (начальника финского Генерального штаба Эрика) Хейнрикса с (начальником Генерального штаба сухопутных войск вермахта Францем) Гальдером о том, в каком направлении идет подготовка к реализации плана «Барбаросса» и что ожидается от финнов. Есть достаточно материалов о том, что переговоры с немцами проводил и Маннергейм, который со своими коллегами инспектировал аэродромы для будущего размещения в Финляндии немецкой авиации. По большому счету финская территория была предоставлена для осуществления успешной агрессии против Советского Союза.
Были определенные посулы со стороны нацистов относительно территорий, на которые финны могут рассчитывать. В частности, говорили о том, что Германия в войне с Россией будет заботиться, чтобы Финляндия вернула утраченные территории и установила их границы там, где хочет. Уже за два месяца до нападения нацистов на Советский Союз обсуждалось пять различных проектов будущей границы. Пять проектов!
Кроме того, финские власти поддержали введение вербовки добровольцев, пусть и скрытой, в батальоны СС. Существовал финский батальон СС численностью до 1400 человек. И это тоже было с ведома маршала Маннергейма. Я уж не говорю о сотрудничестве спецслужб на протяжении тридцатых годов, после прихода Гитлера к власти, которое продолжалось и во время войны. Если вы посмотрите документы немецкой военной разведки, которые находятся в военном архиве во Фрайбурге, то вы увидите: один из разделов, посвященных положению под Ленинградом, готовился финской разведкой. Немцы абсолютно доверяли финнам, поскольку те эффективно работали по Ладоге, Балтийскому флоту, Кронштадту (агентурная и радиоразведка). Несмотря на многочисленные призывы союзников прекратить помогать немцам, финны оказывали им содействие на протяжении практически всей битвы за Ленинград.
Для Маннергейма Ленинград был символом большевизма, с которым он поклялся бороться до конца своей жизни и не вкладывать свой меч в ножны, пока большевиков не удастся победить.
Он считал, что Ленинград является экзистенциальной угрозой: до тех пор, пока этот город существует, спокойствия финнам не будет. Это традиционные комплексы малых государств. В любом случае объяснять то, что финская армия на ленинградском направлении не двинулась дальше границы 1939 года, ностальгическими чувствами Маннергейма к царской России нельзя.
– А чем тогда это объяснить?
– Никаких сантиментов к бывшей столице российской империи у Маннергейма не было. Он лучше Гитлера понимал, что финская армия может продвинуться вперед: но какой ценой это будет достигнуто? Маршал отдавал себе отчет, насколько ожесточенной может быть борьба. Финская республика была бы не в состоянии продолжать войну. К тому же на финнов давили американцы и англичане. Да и многие финские солдаты не хотели наступать: они считали, что война должна закончиться после того, как они возьмут территории, потерянные в прошлой (Советско-финской. – Прим. ред.) войне. Часть офицеров и солдат считали продвижение за старые границы несправедливой войной. То есть три основных фактора сыграли роль: прагматизм самого Маннергейма, давление союзников и нежелание финской армии идти дальше.
– То есть финское командование было довольно инициативным? Это не было банальным исполнением гитлеровских приказов?
– Нет, конечно. Хотя надо понимать, что финны колоссально зависели от немцев: последние их кормили. У финнов не было в достатке хлеба.
– И все равно немцы порой отправляли финнам намного меньше продовольствия, чем тем просили.
– Но альтернативы-то не было. Конечно, это неравное партнерство. Тем не менее с точки зрения и планирования войны, и подготовки, и предоставления аэродромов, и возможности вербовки добровольцев, и предоставления информации – речь шла о союзнических отношениях. Отдавая должное в том числе дипломатическим качествам Маннергейма, мы должны понимать, что финская армия участвовала в блокаде Ленинграда.
– Послужной список Маннергейма в императорской армии можно назвать уникальным?
– Безусловно, он был значимой, крупной и во многом исключительной фигурой в императорской армии. То, что Маннергейм сделал для русской армии – его деятельность во многих-многих экспедициях как одного из наиболее эффективных разведчиков при составлении карт, – все это заслуживает уважения. Как человек, как военный он заслуживает уважения.
Но это другая история.
До того как у нас произошла революция, Маннергейм был подданным Его Императорского Величества, присягал и верно служил Николаю II. После октября 1917 года Маннергейм всячески боролся с большевиками.
Он считал, что Гражданская война, которая началась в Финляндии, дело рук большевиков, которые будут использовать любую возможность, чтобы лишить ее суверенитета. В стране присутствовала подозрительность и ожидание каких-то подвохов от соседа, поэтому в межвоенный период происходил сдвиг Финляндии в сторону Германии.
Уже после Второй мировой войны Советскому Союзу с финским руководством удалось прийти к единственно правильному решению, как выстраивать добрососедские двусторонние отношения. Была выработана правильная политика, которая впоследствии в теории международных отношений получила название «финляндизации». Поверженный противник получил практически неограниченный доступ к советскому рынку, стала развиваться клиринговая торговля. Но взамен Финляндия должна была оставаться нейтральным государством, не вступать в НАТО.
– Как советские граждане относились к этой дружбе?
– После подписания соглашения о перемирии в 1944 году и решения поставлять хлеб в Финляндию – можете себе представить, какая реакция была у ленинградского населения, которое только-только пережило блокаду. Конечно, никакого энтузиазма у ленинградцев это не вызывало. Сочувствия финскому населению не было, их воспринимали как врагов, причем врагов еще с 1939 года. Естественно, к Маннергейму было такое же отношение. Он воспринимался в качестве одного из руководителей страны, которая была противником Советского Союза и участвовала в блокаде.
– О соглашениях с Финляндией открыто заявляли? В газетах писали об этом?
– Конечно! Там говорилось о том, что Советский Союз взял на себя определенные обязательства для оказания помощи финскому населению. Ясно, что населению Ленинграда это было не вполне понятно.
– Существует ли мировая практика, когда бывшим военным противникам ставят памятники?
– Это редко бывает. Даже не могу сейчас назвать. Если говорить об этом случае, то речь не шла о бывшем военном противнике. Здесь речь, наверное, шла о попытке примирить нашу историю, о Маннергейме как генерале царской армии. Причем заслуженном царском генерале. Но контекст, место и время установки, на мой взгляд, были недостаточно продуманны. Пока еще память у нас жива, пока живы блокадники, это не могло не вызвать такой реакции. Кстати, сами финны не принимали участия в открытии доски. Даже в Финляндии отношение к Маннергейму достаточно сложное. Там есть, конечно, памятники ему, но та жестокость, с которой подавлялись выступления красных в период Гражданской войны в Финляндии, не у всех вызывает восторг.