Дом Бака – обретение утраченного

Кто в доме хозяин?

История чудесного обретения утраченных исторических дверей дома Бака (Кирочная ул., 24) вышла в топ городских новостей. И послужила поводом для привлечения внимания к вопросу личной и государственной ответственности за сохранение исторических зданий.

«Дом высокой культуры быта» – такими табличками удостаивали в советскую пору жилые ячейки сознательных граждан, выказавших способность поддерживать чистоту, соблюдать общественный порядок и организованно выходить на субботники.

Государством тем временем делалось все, чтобы не оставить камня на камне от традиционного уклада, позволявшего и без хорового пения не учинять разрухи. Ликвидация института частной собственности привела к искоренению хозяйского отношения к дому, в котором живешь: раз ничего моего нет, ничего и не жаль.

Осчастливить граждан «новой России» возможностью дармовой приватизации оказалось проще, чем исполнить накопившиеся за десятилетия обязательства по капремонту и создать нормально работающую систему жилищного хозяйства. Еще труднее будет перестроить сознание, воспитать ответственного собственника, научить видеть в культурном наследии предмет особой гордости и дополнительный источник капитализации имущества.

Доходный дом инженера путей сообщения Ю. Б. Бака (арх. Борис Гиршович, 1905) знаменит своими парящими крытыми галереями и подвесным двором – под перекрытием которого прежде хранили дрова и уголь, а еще здесь располагались сдаваемые в наем винные погреба. Галереи соединяли лицевой и дворовый флигели на уровне второго и пятого этажей. Такое инженерное решение не только создавало выразительный визуальный эффект, но и позволяло хозяину извлекать дополнительный доход: использование парадного входа повышало стоимость аренды, а благодаря галереям к нему оказались привязаны и обитатели внутреннего флигеля.

Один из лучших витражей дома Бака – именно его пытались демонтировать работники ЖКС-1, но спасли подоспевшие жители // Фото: Сергей Никоненко

В парадном подъезде имелся лифт – в стиле модерн, с коваными розами снаружи и с обитой бархатом банкеткой внутри. Исторической кабины не стало к 1960-м. Чудом уцелеет только чугунная роза – ее подобрали и сберегли жильцы одной из квартир. В другой нынче хранится осколок старинного водостока, еще у кого-то – обломки отделочной плитки, иных фрагментов отделки, что удалось перехватить по пути на выброс. Так же, по крохам, несколько лет назад жители Дома Бака стали собирать осколки воспоминаний о тех, кто его создавал, и тех, кто населял, свидетельства происходивших с домом перемен – кропотливо воссоздавая единую историческую ткань.

История в лицах

Представить, какая картина открывалась с порога дома еще в 1927 году, можно по воспоминаниям Натальи Дмитриевны Искрицкой:

«В парадной стоял швейцар в золоченых галунах. На белоснежном мраморе лестницы лежали красные ковровые дорожки. Вся парадная была в зеркалах – все блестело. Мы решили, что это какое-нибудь посольство, но все же зашли и обратились к швейцару с вопросом: «Что помещается в этом доме?» Швейцар нам ответил, что это обыкновенный жактовский дом и живут здесь разные жильцы».

Изначально он возводился с расчетом на самую взыскательную публику. Парадные мраморные лестницы с причудливыми цветами кованой перильной ограды, украшенные ручной резьбой массивные дубовые двери, лепнина, изысканно оформленные печи, узор метлахской плитки на полу, по которому в погожий день рассыпалось разноцветье пропущенных сквозь витражные стекла бликов…

Квартиру в 22 комнаты с тремя ванными занимал военный министр Александр Редигер. Что было совсем не роскошью – по статусу ему полагался дом военного министра на Мойке, но Редигер изначально осуждал такое дорогое приобретение за государственный счет: «Я считал преступлением затрачивать около 700 тысяч на помещение для министра; по той же причине мне была противна роскошь его отделки и меблировки, содержание его обходилось казне около 20 тысяч в год; въезжая в этот дом, я брал на себя нравственный ответ за роскошь, которой пользовался, и за расходы, которые для меня несла казна; громадность дома делала его неуютным».

Предпочел обосноваться в доходном доме на Кирочной. Сюда, в его рабочий кабинет, придет на прием в феврале 1906-го хлопочущая об отце-генерале художница Ольга Холщевникова. 52-летний Редигер, в силу дурного первого опыта семейной жизни, считал к тому времени свою личную жизнь навек похороненной: «Я уже стар и на симпатичных хорошеньких женщин смотрю как на картинки». Но Оленька, по ее собственному признанию, сразу определит: «Этот будет мой!» «Мне он показался таким молоденьким, что я не думала, что это военный министр, – запишет в дневнике 25-летняя барышня. – Теперь все мои мысли и чувства были там, на Кирочной, 24». Ридегер довольно быстро оформит развод, и уже на следующий год в парадных комнатах этой квартиры будет с новоиспеченной женой принимать поздравления после венчания. Сохранившаяся в письмах и воспоминаниях Редигера история этого союза станет одним из многих жизнеописаний, составленных друзьями дома по итогам архивных изысканий и представленными теперь в паблике «Кирочная, 24».

Ольга Холщевникова – свадебная фотосессия в квартире военного министра Редигера. Архивное фото из собрания сообщества «Кирочная, 24»

Соседом Редигера по этажу был занимавший 11-комнатную квартиру адмирал Евгений Иванович Алексеев, над ними квартировали нефтяной магнат, обер-прокурор Синода, начальник департамента полиции, коммерции советник… А под самой крышей, в мансардных пространствах со световыми фонарями, были мастерские художников – в том числе Льва Бакста, где создавались его работы для Дягилевских сезонов. В советскую пору мастерские превратились в коммуналки, большая часть фонарей лишились остекления и были заколочены листами фанеры или железа. Но с 1967-го начался процесс возвращения мастерских Худфонду. В одной из них сегодня работает художник дядя Женя, как по-семейному зовут его соседи: его стараниями световой фонарь над этой мастерской уже восстановлен.

В квартире 37 в 1930-е жил известный литератор Анатолий Мариенгоф со свой женой, актрисой БДТ Анной Никритиной. В гостях у них бывали Василий Качалов, Юрий Завадский, Галина Уланова, Дмитрий Шостакович, Михаил Зощенко. Имя Мариенгофа вовлекло в сообщество друзей Дома Бака такого бесценного союзника, как Юрий Владимиров – исследователь из Пензы, в обширных интересах которого жизнь и творчество Мариенгофа занимают особое место. Во многом именно благодаря изысканиям Юрия и его особому таланту находить и располагать к себе хранителей живой истории сокровищница сведений об обитателях Дома Бака разных лет изрядно пополнилась.

По квартире 44, например, удалось проследить судьбу аж четырех поколений жившей там семьи (Толстые, Вагановы, Басовы) – в паблике можно увидеть их фотографии и странички школьных табелей 1940-х, присланные Юрию профессором СПбГУ Петром Александровичем Вагановым.

А вот собранная Юрием по крупицам история жившей в квартире 39 семьи Андрея Стенбака из давно обрусевшей шведской фамилии. В 24 года счастливо женился на 19-летней Кларе, имел хорошую работу на машиностроительном заводе «Людвиг Нобель». В 1912-м у них родилась дочь Эмилия. В 1918-м сокращен с должности, наступает череда временных трудных заработков, последнего места лишается осенью 1923-го – в послужном списке против этой даты значится «уволен вследствие ареста». Клара по чьему-то совету идет к Калинину просить за мужа. Всесоюзный староста, положив руку ей на колено, выкажет симпатию: «Такую хорошенькую женщину нельзя оставить без мужа». Смертный приговор будет заменен десятью годами лагерей. Сохранилась пудреница, переделанная из портсигара, видимо, одним из бывших мастеров фирмы Фаберже, с которым Андрей сблизился в Соловецком лагере: на крышке вензель КS (Клара Стенбак) и силуэт башен монастырской стены. С этим подарком Клара не расстанется и в блокаду, забравшую у нее мужа в ту первую, самую страшную зиму. Чувствуя приближение смерти, он скажет, обращаясь к жене и дочери: «Я постараюсь умереть с открытым ртом, там золотая коронка. Снимите ее и обменяйте на еду». Клару с Эрной в марте 1942-го вышлют из Ленинграда «по национальному признаку», на север Красноярского края.

В списках жильцов разных лет много имен погибших в блокаду, по некоторым квартирам выкошены семьями. А сам дом почти не пострадал – одна бомба пролетела вниз, прошив несколько этажей, но не разорвалась, как и вошедший в фасад снаряд, только трещина пошла по всей лицевой стене. Еще одна появилась уже в недавние годы: следствие самовольных работ арендатора подвального помещения.

Похуже Мамая – свои!

Урон, причиненный в мирное время, оказался куда масштабнее. Ветшали фасады и уникальный подвесной двор, стоящая в подвалах сырость разъедала конструкции, исторические двери выкорчевывались и заменялись на безликие металлические, осыпались элементы декора, пропадали фрагменты витражей.

А витражи Дома Бака, даже после понесенных потерь, представляют особую ценность. Они, как полагает создатель сообщества «Неизвестный Петербург» профессор Сергей Никоненко, по своей уникальности, сложности исполнения и художественным достоинствам должны быть признаны объектом музейного значения и послужить основанием для придания зданию статуса памятника федерального значения. Одного из самых лучших дом едва не лишился совсем недавно: работники ЖКС-1 взялись его демонтировать, но были остановлены и выдворены восвояси жителями, выбежавшими на раздавшийся звон стекла. Если бы не они, исход мог быть столь же печален, как в случае с домом 5 по Введенской улице – где в сентябре жилищники выдрали один из самых знаменитых петербургских витражей, с композицией «Восход солнца», погрузили в кузов и, по словам местных жителей, увезли на помойку. При этом никто не только не попытаться этому воспрепятствовать, но не удосужился хотя бы записать номера машины, а внимание градозащитников решили привлечь только месяц спустя.

---

Обитатели дома на Кирочной бдительности не теряют. Весной им снова пришлось останавливать рабочих, взявшихся с мясом, круша раму и петли, выдирать исторические двери нижней галереи.

---

 

«Это какое-то варварство. Коммунальщики – порой бедствие хуже войны», – скажет на это в сердцах Сергей Никоненко.

«Как, оказывается, опасно просить ЖКС-1 что-то сделать! – придут к выводу жильцы. – Оставив заявку на остекление дверей, ведущих в галереи, мы и не подозревали, что выйдет – так…» Сначала стекольщики влепили жуткого вида «антивандальное» армированное стекло, закрывающее вид на эти волшебной красоты галереи. И тут же эти ловкие мастера сами его разбили. После чего, собственно, и додумались выдрать двери с корнем – «чтобы снять замеры для дальнейшей из замены на новые», как поясняли в ЖКС-1, уверяя, будто и разрешение КГИОП на то имеется. Жильцы не поверили (правильно сделали) и направили обращение в комитет. А попутно развесили по подъездам объявления, призывающие соседей: «Если вы стали свидетелями вандализма, требуйте приостановить работы!» В итоге родные вековые двери все-таки вернули на место, снабдив нормальными стеклами.

Внутреннее пространство одной из знаменитых воздушных галерей

Личное дело

Пожалуй, лишь одно бесспорно доброе дело совершил этот самый ЖКС – борьба с его нерадивостью объединила людей, уставших воевать в одиночку. В один прекрасный день у Арчила (проживающего в части бывшей квартиры нефтяного магната) окончательно лопнуло терпение. Чтобы консолидировать усилия порознь негодующих жильцов и заставить ЖКС нормально работать, решил для начала познакомиться с соседями и обошел все квартиры. Так познакомились и с Мариной Жуковой, нынешним «мотором» группы друзей Дома Бака, затем к ним присоединится специалист по работе с музеями и архивами Галина Сухарева, а вскоре после создания паблика «Кирочная, 24» начнут активно подтягиваться не только обитатели дома, но и «соседи и сочувствующие».

После первой экскурсии по дому, проведенной Мариной для самих жильцов, станет доброй традицией ходить друг к другу в гости, делиться за чашкой чая семейными историями и воспоминаниями о былых жильцах, а еще – опытом ремонта и сохранения всего «родного». В паблике непременно похвалят и поблагодарят каждого, кто взялся бережно восстановить историческую раму или дверь:

«До чего хороши, основательны и крепки родные двери Дома Бака. И как благодарно они воспринимают заботу, – напишут под размещенными в группе снимками этапов их возрождения. – Сейчас такие двери делают только за очень большие деньги, а массовое производство не дает качества и изящества старинной работы. Пожалуйста, не выбрасывайте родные двери, лучше – не сделаете. Именно исторические родные детали повышают ценность дома вообще и вашей квартиры в частности. Мы так счастливы, когда в дом переезжают люди, понимающие это. Скорейшего окончания ремонта им и огромное спасибо!»

А в другой раз разместят контакты живущего в доме мастера-реставратора, с которым тут же примутся обсуждать преимущества разных технологий и зазывать на кофеек, чтобы оценить возможности спасения какой-нибудь старой балконной двери – которую уже жалко людям менять на бездушный пластик.

Дом Бака давно числится едва ли не самым фотогеничным в городе, привлекая киношников и фотографов. Теперь появилась возможность «заглянуть» и в некоторые квартиры – благодаря фотосессиям Олега Еверзова, создающего собирательный образ дома. К репортажам о его лестницах, галереях, здешних таинственных подземельях и чердаках добавляются фотоотчеты о сохранившихся внутри квартир сокровищах: тут двери с фацетными стеклами, здесь – зеркало в пол в резной раме и колонны с богатым лепным декором, а там – устоявшая с 1904 года отделка ванной комнаты и дровяная плита на кухне.

И кстати, о капитализации наследия: именно дух подлинности, сбереженный при реставрации пятикомнатной квартиры в Доме Бака, где хозяева сохранили исторические полы и двери, и метлахскую плитку, обеспечил ей ощутимое конкурентное преимущество – при стоимости аренды 160 тыс. в месяц нехватки желающих пожить в атмосфере начала ХХ века не наблюдается.

Продолжение следует; при подготовке статьи использованы материалы сообщества «Кирочная, 24».

Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга.