Цирк за решеткой
Горбатого, как в народе говорят, могила исправит, а заключенного, оказывается, может исправить вещь более жизнерадостная. Это – цирк. Парадоксально, ведь тюрьма и цирк далеки друг от друга.
Однако, опыт многих стран показывает, что социальный цирк и театр, внедряясь в закрытые учреждения (колонии и тюрьмы), творит чудеса.
Площадкой для проведения дискуссии «Цирк и театр в зоне социального риска», где зарубежные профессионалы поделились с российскими энтузиастами своим опытом, стал «Упсала-цирк». Встретились люди, работающие «по ту и эту стороны решетки»: представители ФСИН и исправительных учреждений, педагоги спецшкол и режиссеры, актеры, волонтеры.
Если что-то и объединяет тюрьмы по всему миру, то это статистика рецидивов: в среднем она достигает 80 процентов. Четверо из пяти осужденных возвращаются в места заключения в течение первого года после выхода на свободу. Но есть и другой опыт. Например, Горацио Черток – драматург, актер и режиссер театра Nucleo (Италия) – рассказывает о том, что участники его театральных проектов снова оказываются за решеткой лишь с вероятностью 6–10%. Почему так происходит? По его мнению, если большинство заключенных возвращается в тюрьму, значит, наказание как метод не работает. Поэтому нужно привлекать муниципальные власти, образовательные и творческие проекты, волонтеров, вместе искать более эффективные инструменты, чтобы осужденные вновь не оказывались в тюрьме.
Российский опыт пока практически единичный и не позволяет собрать подобную статистику. Случаи, когда театр создавался в тюрьме, можно пересчитать по пальцам одной руки: Алекс Дауэр и его спектакль в исправительной колонии № 29 в Перми, «Мальчики у Христа на елке» – постановка Веры Бирон и музея Достоевского по «Запискам из Мертвого дома» с несовершеннолетними в Колпинской исправительной колонии, а теперь и «Упсала-цирк», который создал проект «Цирк за забором» и полтора года назад представил премьеру документально-циркового спектакля «Точка» в спецшколе № 1 для подростков, совершивших правонарушения.
«Цирк за забором» – чуть ли не единственный столь продолжительный опыт работы в закрытом учреждении. Пять лет постоянных занятий паркуром и цирковой акробатикой с подростками сначала помогли выстроить доверительные отношения с сотрудниками спецшколы и только потом приступить к работе над спектаклем.
Лариса Афанасьева, автор идеи проекта и режиссер, уверена: прийти в чужой дом со своими правилами – самая распространенная ошибка, которую допускают люди из творческого мира, собираясь работать в стенах тюрьмы или колонии.
«Невозможно начинать такой проект, не представляя, зачем ты это делаешь, и не брать ответственность за участников проекта в долгосрочной перспективе, – говорит Лариса. – Отношения доверия и уважения выстраиваются долго. И к этому надо быть готовым, как и к тому, что настоящие, глубинные изменения видны не сразу».
Против краткосрочных инициатив и сами сотрудники колоний, которые справедливо полагают, что жизнь их подопечных – не место для амбициозных экспериментов. Начальник колпинской колонии Владимир Ивлев делится своим опытом: «Я исполняю функцию наказания, эта работа возложена на меня системой. Но делать это можно по-разному: можно держать человека взаперти и раз в день давать ему хлеб и воду, и тогда на свободу он выйдет агрессивным и ненавидящим других. А можно по-другому. Я за то, чтобы создавать творческие проекты, но против того, чтобы приходили люди, которые ищут только самореализации, не думая о последствиях».
Похоже, что вопросы, о которых говорят российские коллеги, Горацио Черток разрешил для себя много лет назад. «Я человек из театра, воспитание, правосудие – это не моя епархия, – рассказывает он. – Это вещи, которые мне не принадлежат. Мы в тюрьме для того, чтобы делать театр. Значит, мы подчиняемся законам театра. А они часто строже, чем в тюрьме: честность, равные права участников, соблюдение правил. Заключенные часто злятся друг на друга, если кто-то из них эти правила нарушает: например, курит, когда договорились не курить, разговаривает, если договорились молчать, не спускается из камеры в условленное время. Удивительно, но даже самые серьезные преступники становятся очень организованными и не могут простить, если их товарищ забыл текст на сцене. Театр становится очень важной частью их жизни и путем к свободе. Они могут решить для себя: выходить из камеры и принимать правила театра или же продолжать оставаться в заключении, жить по тюремному уставу».
Спектакль «Точка» // Фото: Сергей Николаев
Пока художники ищут творческой реализации, работников самих учреждений больше заботит то, как выполнить план мероприятий на год. Наташа Боренко (режиссер и драматург из театрального проекта «Вместе») делится опытом: «Когда мы приходим в администрацию, то основной проблемой становится не только доступ к воспитанникам. У начальства есть свои ожидания и представления о прекрасном. И они очень удивляются, когда мы отказываемся помочь им в организации отчетного концерта». А план может быть довольно насыщенным – помимо государственных праздников, в списке числятся викторины, КВН, спортивные соревнования, конкурсы талантов и даже религиозные праздники. И пока все идет строго по плану, запрос на то, чтобы в тюрьму пришли молодые цирковые или театральные режиссеры, может еще долго не появиться.
По словам Горацио Чертока, в итальянской тюрьме ему не пришлось объяснять свою роль: «Мы просто договорились. Работа объясняла нашу роль сама по себе. Но первый год был очень сложным: иногда приходилось ждать по три часа, чтобы потом всего час репетировать, или на репетицию вместо восьми человек приходило двое. Пространство для занятий было ужасно грязным – каждый раз мы начинали с того, что мыли полы. Кстати, оказалось, что из этого может выйти неплохое упражнение, мы даже поставили небольшой балет на эту тему. В том зале невозможно было понять, стал ли пол чище, так что мыть можно было очень долго.
В проекте участвовал один абсолютно невыносимый парень, который в конце концов превратился в прекрасного, тончайшего Владимира, когда мы ставили «В ожидании Годо». Через год начальник тюремной охраны сказал мне: «Что вы с ним делаете? Он в три часа утра встает, чтобы повторить свой текст». И тут же стал извиняться: «Мы вначале не хотели с вами сотрудничать и специально отправили к вам самых сложных. Теперь, с этого момента, я ваш человек. Просите у меня все, что вам нужно». Для нашей команды это было такое испытание: как на насилие и агрессию ответить творчески. И когда мы это испытание преодолели, то смогли остаться и делать все, что нам было нужно».
Между тем далеко не у всех есть уверенность в том, что с преступниками вообще стоит заниматься творческими практиками.
Даже в среде профессионалов часто звучит мнение: зачем делать театр с насильниками и убийцами? Общество не только отвергает таких людей, но и относится к ним крайне высокомерно, считая, что большинство из них отвечают за свои проступки вполне заслуженно.
В этой ситуации главной мотивацией заключенных становится вернуть себе уважение родных и близких. Об этом же говорит и Лариса Афанасьева, рассказывая о создании спектакля «Точка»: «Мне хотелось, чтобы впервые за много лет двери спецшколы открылись для обычных зрителей и они смогли увидеть этих подростков с другой стороны. Чтобы все удивились тому, какими талантливыми и красивыми могут быть эти ребята. И когда я сказала об этом самим пацанам, то увидела, что эта мотивация им понятна. Они тоже хотели, чтобы на них взглянули по-другому – в первую очередь их друзья, учителя, родители».
Но не менее важна мотивация тех, кто сам приходит делать театр вместе с заключенными. Горацио Черток объясняет это так: «Меня очень часто спрашивают, почему вы занимаетесь театром в тюрьме. Я говорю: «Слушайте, я хочу, чтобы у меня были нормальные соседи. Эти ребята скоро выйдут и будут жить рядом со мной – ведь я живу в обычном спальном районе. Хочу ли я жить среди воров, среди насильников? Или я хочу видеть вокруг себя открытых людей, с которыми приятно находиться рядом? Я хочу, чтобы у меня были хорошие соседи, и думаю, что именно театр помогает нам их создавать».
Ольга ФЕДОТОВА