Пытки по служебной надобности
Сотрудники ФСБ признали, что применяли к задержанным антифашистам электрошокер, но объяснили это производственной необходимостью. Жертвам такой необходимости суд продлил арест, а добытчики прижженных показаний остаются при своем служебном рвении.
О том, что признательные показания из него были выбиты под пытками, антифашист Виктор Филинков заявил 27 января. Посетившие его накануне в СИЗО-3 адвокат Виталий Черкасов и члены ОНК зафиксировали на теле молодого человека многочисленные ожоги, большей частью в области левого бедра, а также на груди. На момент повторного осмотра, проводившегося членами ОНК 2 февраля в присутствии медработника и начальника изолятора, часть следов от электрошокера уже сошла, запротоколировали 33 ярко выраженных следа. Заявлению о применении насилия долгое время не было никакого хода. Когда минул почти месяц, Виктора посетил замруководителя военного следственного отдела СК РФ по Санкт-Петербургскому гарнизону Павел Сучков, уведомивший его о начатой проверке.
ФСБ жжет «без вреда здоровью»
Информацию о ее результатах предали огласке в ночь на 21 марта – дня судебного заседания по продлению меры. «Фонтанка» сообщила, что опрошенные Следственным комитетом оперативники спецслужбы подтвердили применение шокеров к задержанным в рамках дела о госперевороте и участии в террористическом сообществе «Сеть», в том числе к Виктору Филинкову. Но объяснили это «служебной надобностью» – якобы 23-летний программист оказал сопротивление при задержании и предпринял попытку к бегству. При этом «медицинская экспертиза показала, что сотрудники ФСБ не причинили вреда здоровью подозреваемого».
Последняя ремарка – предмет отдельного удивления адвоката Виталия Черкасова. По его словам, с момента подачи заявления о пытках ни о каких медэкспертизах доверитель ему не сообщал, а с момента последнего свидания с ним и двух дней не прошло.
Признание спецслужб тут же вышло в топ новостей, обсуждали ее и столпившиеся в коридоре Дзержинского районного суда журналисты, правозащитники и сочувствующие, пришедшие поддержать Виктора. Одни полагали, что это признание дает шанс на объективное расследование, другие опасались, что теперь антифашисту могут добавить статей за оказание сопротивления и попытку побега, третьи усматривали признаки внутреннего противоборства СКР и ФСБ, которое может пойти на пользу выявлению виновных в пытках и дать им окорот.
Закрытое наглухо правосудие
Времени на разговоры оказалось предостаточно – назначенное на 10 утра заседание затянулось почти до четырех пополудни, но публику и прессу допустили в зал только на вводную часть. На оглашение вердикта о закрытом режиме заседания, равно как и решения никого не пустили – хотя согласно постановлению Верховного суда оглашение решений проходит публично, «независимо от того, в открытом или закрытом судебном заседании проводилось разбирательство дела, за исключением случаев, прямо предусмотренных законом».
Пристав Давид Мартиросян, вставший столбом перед закрытой дверью, при этом уверял, что никому не препятствует зайти в зал, просто он тут несет свою вахту.
Рисунки Анны Терешкиной
Членам ОНК Яне Теплицкой и Екатерине Косаревской также не дали проверить условия содержания Филинкова в конвойной комнате (на что они по закону имеют право) – не представившийся пристав заявил, что на то нужно разрешение командира полка, а где он находится, неизвестно, и послал поискать в интернете.
Под глумливый окрик конвойного «Заводи террориста!» в коридоре появился Филинков, на голову ниже своих сопровождающих, очки с толстыми стеклами, губы плотно сжаты, землистого цвета лицо. Совсем другое в сравнении с тем, что многим из нас было знакомо лишь по прежним его фотографиям: добродушного улыбчивого парня. Только у двери в зал, куда он шел под грянувшие аплодисменты и выкрики «Мы с тобой, Виктор!», короткое движение головы в сторону оттесненных приставами людей и что-то похожее на улыбку.
Как мне «террориста на передержку» не дали
Когда в Городском суде по апелляции меры пресечения встал вопрос о ее замене на более мягкую, отказ подкрепили в том числе тем, что отбывать домашний арест Филинкову негде: он гражданин Казахстана, и хотя зарегистрирован в Петербурге, но фактически проживает на съемной квартире. Собственник которой не горазд предоставлять ее для такого специфического использования, как отбывание наказания. Попытки стороны защиты найти какие-то варианты успеха не имели. Тогда я выразила готовность предоставить свою квартиру и зарегистрировать Виктора. Мы с адвокатом Черкасовым оформили у нотариуса необходимые бумаги, которые теперь он представил в Дзержинском районном суде к ходатайству об изменении меры на домашний арест. Поэтому, собственно, я и оказалась единственным журналистом, которого пригласили хоть на короткое время в зал заседаний.
Помимо формальных вопросов вроде не одна ли у меня комната (беспокоятся, наверное, чтобы у Виктора не ухудшились условия содержания в сравнении с СИЗО, где в камерах на сто человек спят по очереди), у судьи Александра Киреева нашлись и другие:
– Где и когда познакомились с обвиняемым?
– Мы не знакомы.
Несколько раз возвращались к причинам, побудившим меня взять «террориста на передержку», так сказать. Пояснила, что из представленных в открытых источниках сведениях по «делу Сети» у меня сложилось впечатление, что признательные показания добыты с применением насилия, молодой человек прошел через страшные испытания, считайте мое решение выражением гражданской поддержки.
Надувшийся представитель прокуратуры поинтересовался, знакома ли я с материалами дела и не от адвоката ли стало известно про оказывавшееся на Филинкова физическое воздействие. Нет и нет, отвечаю. Основываю сложившееся впечатление на материалах из открытых источников (адвокатские опросы задержанных в Пензе и Петербурге с рассказами о выбитых признаниях, акты питерского ОНК), плюс озвученное в открытом заседании по апелляции меры Филинкову.
– А как вы думаете, зачем к Филинкову применялось насилие? – удивляет меня новым вопросом судья.
– Так это вы у них спросите, – киваю в сторону следователя ФСБ Геннадия Беляева.
Но Александру Кирееву почему-то интереснее узнать мое мнение на сей счет.
– Вероятно, потому, что никаких доказательств нет, а дело из чего-то складывать надо, – делюсь своими предположениями.
Судья интересуется, как часто я предлагаю свою квартиру обвиняемым в тяжких преступлениях. Признаюсь, что впервые, известия о таком беспределе никогда прежде меня так не накрывали.
Александр Петрович с вкрадчивостью детского психолога вновь пытается докопаться до моего подсознательного. Теряюсь на секунду в поисках еще каких-то доводов.
– Может, вам так понятнее будет: я это делаю из христианского сострадания и человеколюбия.
Зачет. Опрос окончен.
Но переживания, что, торопясь в суд, не успела дома прибраться, и как же будет нехорошо привезти Витю в квартиру с немытыми полами и без запаха свежеиспеченных пирогов, оказались напрасны. Его содержание под стражей по ходатайству следователя Беляева, поддержанному и прокуратурой, продлено на два с половиной месяца – до 22 июня.
Журналисты и правозащитники подали жалобы на действия судьи Киреева и приставов.
По аналогичному лекалу на другой день прошло и заседание о продлении меры другому обвиняемому по тому же делу, Игорю Шишкину. Опять в закрытом режиме, вдобавок на журналистку «Медиазоны» Александру Богино завели административное дело по ч. 2 ст. 17.3 КоАП (неисполнение законного распоряжения судебного пристава). Ее и фотографа Давида Френкеля не пустили в зал на оглашение, но для остальных эту часть заседания на сей раз сделали открытой.
Содержание под стражей Игоря Шишкина также продлено до 22 июня.
Не клеится. Даже с помощью спецсредств.
Вчера Виталий Черкасов предпринял попытку ознакомиться с теми итогами проверки, что стали известны «Фонтанке». Однако Сергей Валентов, следователь по особо важным делам ВСУ СК по Западному военному округу (куда по подследственности передали материалы проверки), отказался подтвердить или опровергнуть распространенную «Фонтанкой» информацию. Заявив, по словам Черкасова, что «желтую прессу в ВСУ не читают» и не будут давать никаких пояснений. Адвокат поинтересовался, как скоро можно ждать результата их работы – ведь нижестоящий следственный отдел уже потратил отводимые на проверку 30 дней. Валентов откровенно признал, что могут по новой использовать такой же срок. Вопрос Черкасова о том, как же тогда с уликами по делу, которые надлежало оперативно изъять и зафиксировать еще месяц назад, остался без ответа.
Так что пока стороне защиты остается лишь гадать – на чем основаны «слитые» признания сотрудников ФСБ с попутными заявлениями о якобы оказанном Филинковым сопротивлении.
Если бы действительно имели место сопротивление и попытка к бегству, это должно быть указано в материалах дела, резонно замечает правозащитник Револьт Пименов. Однако до сих пор такие обвинения ни разу не звучали в суде при назначении меры и ее апелляции. Представителем следствия указывалось лишь, что Филинков может скрыться, потому что им уже был приобретен билет, он успел пройти регистрацию и досмотр на рейс в Минск, вылетавший 23 января в 20.05. Доказывая обоснованность таких опасений, следователь Беляев сам приложил к представленным в суд материалам копию карточки пассажира Филинкова В. С. с соответствующими отметками. При этом господин Беляев не смог ответить на прозвучавший в заседании вопрос адвоката о том, почему же его подзащитный в Минск не прилетел, а каким-то загадочным образом материализовался уже в УФСБ.
Согласно данным рапорта старшего оперуполномоченного Бондарева К. А., озвученным в открытом судебном заседании 6 марта, Филинкова задержали по адресу Шпалерная, 25 (это УФСБ по СПб и ЛО), 24 января в 21.35, а в 23.35 препроводили к следователю Беляеву Г. А.
В медицинском журнале ИВС ГУ МВД по СПб и ЛО, с которым ознакомились члены ОНК при его посещении 29 января, значится: Филинков В. С. поступил в изолятор 25.01.2018 в 4 утра со справкой из городской больницы № 26, где его обследовали и зафиксировали отсутствие повреждений на момент осмотра 24.01, 0:52.
Получается, что с момента задержания в аэропорту до водворения на Шпалерную Филинков никаких попыток сопротивления, вызвавших потребность прижигать его электрошокером, не выказывал.
Но следствие пока вообще обходит молчанием этот временной период, процессуально фиксируя задержание почти тридцатью часами позже обозначенного на купоне пассажира времени. Не иначе как Виктор просто в последний момент передумал лететь и отправился на Шпалерную с повинной. Но пока прогуливался у грозного здания, передумал, и бросился бежать, попутно отбиваясь от случайно заметивших его из окна сотрудников ФСБ, молниеносно выскочивших задерживать антифашиста, не позабыв в спешке прихватить электрошокер. Ну а чтобы завалить такого исполина, им потребовалось с полсотни раз ткнуть этим инструментом «служебной надобности» в одну и ту же зону – правое бедро.
А еще до того кто-то загадочным образом дважды переносил Виктора в здание УМВД по Красногвардейскому району – согласно данным адвокатского опроса Филинкова, сначала его доставили туда около одиннадцати вечера 23 января, примерно на полчаса. Провели дактилоскопию и зарегистрировали в системе ПАПИЛОН с пометкой «внесено сотрудниками ФСБ». Затем – осмотр в больнице, откуда вывели примерно в начале третьего ночи. После чего, как показал Виктор, его вновь посадили в минивэн с темными стеклами, где по пути в сторону леса несколько часов истязали, заставляя запоминать и повторять нужные показания. Второй раз привезли в то же УМВД около семи утра 24 января – провели опрос, взяли письменные объяснения. Потом повезли Виктора на место фактического проживания, где провели обыск и заставили сменить окровавленную одежду. Время его появления там в сопровождении сотрудников ФСБ способны подтвердить консьержка, призванные в качестве понятых дворники и сосед Филинкова по съемной квартире, которому тоже попутно досталось.
В общем, доказательств того, что Виктор Филинков был взят гораздо раньше указанного в рапорте о его задержании времени, немало. Вопрос только в том, захотят ли их добросовестно исследовать. И как в итоге объяснят, когда и при каких обстоятельствах антифашист мог оказать сопротивление.
«Мне непонятно, – удивляется Виталий Черкасов, – как подготовленные сотрудники ФСБ, которых, по показаниям моего подзащитного, было при задержании пять-шесть человек, включая двух спецназовцев, не могли с помощью какого-то одного болевого приема остановить, опрокинуть такого мальчишку, если тот вздумал бы сопротивляться. Зачем понадобилось так долго и мучительно применять к нему электрошокер, тыча в одно и то же место десятки раз?»
Напомним, ранее в Петербурге заявил о пытках привлекавшийся по тому же делу в качестве свидетеля Илья Капустин, обратившийся затем к медикам, зафиксировавшим следы истязаний. Капустин просил предоставить ему государственную защиту, опасаясь расправы спецслужб, однако не получил ее, покинул Россию и попросил убежища в Финляндии. Членами ОНК также фиксировались ожоги и иные повреждения у Игоря Шишкина, однако он не стал заявлять о пытках и заключил соглашение о сотрудничестве со следствием.
Исполнительный директор общероссийского движения «За права человека» Лев Пономарев оценивает признание факта применения сотрудниками ФСБ электрошокера как первое достижение правозащитного сообщества, выступившего в защиту рассказавших о пытках антифашистов. Теперь необходимо добиться, чтобы тех, кто использует подобные методы, цинично оправдывая их «служебной необходимостью», отстранили от расследования дела и привлекли к уголовной ответственности, призывает Пономарев.