Транзит антифашистов
Вывезенных из Петербурга фигурантов дела «Сети» маринуют в ярославском СИЗО.
Первые сутки на новом месте прошли под одной крышей со свиньями – радеющие о собственном подсобном хозяйстве сотрудники местного изолятора приспособили корпус транзитного отделения для содержания скота.
Кривой маршрут
О том, что питерских обвиняемых по делу «Сети» – Игоря Шишкина, Юлия Бояршинова и Виктора Филинкова – собираются отправить в Пензу «для проведения следственных действий», рассказала 16 июля жена Филинкова, Александра. Конкретные сроки, маршрут и способ этапирования оставались неизвестны. За десять дней до этого к нам привозили пензенского фигуранта Дмитрия Пчелинцева – его в течение суток автомобилем доставляли в Петербург, где была проведена очная ставка только с Игорем Шишкиным, заключившим соглашение о сотрудничестве со следствием.
20 июля члены ОНК Петербурга обнаружили, что Игоря уже нет в СИЗО-3 на Шпалерной: начальник изолятора сообщил об этапировании Шишкина по постановлению следователя, но куда именно, уточнять не стал.
В тот же день мама Юлия Бояршинова Татьяна Копылова приехала с передачей в СИЗО-6 Горелово (где содержались ее сын и Виктор Филинков). Встретившийся ей начальник изолятора Николай Пейголайнен, неделей ранее обещавший перевести Бояршинова из стоместной камеры в менее населенную, заверил, что такой перевод уже осуществлен. Но когда Татьяна попыталась оформить передачу, сотрудники СИЗО отказались ее принять, заявив, что Юлия этим утром увезли, куда – сообщить отказались.
На следующий день посетившим Горелово членам ОНК Ленинградской области Анне Оснач и Ксении Череповской подтвердили, что Бояршинова и Филинкова там нет, этапированы. И больше никаких подробностей.
Ситуация вызывала тревогу, особенно после заявлений Филинкова о том, что один из пытавших его сотрудников ФСБ угрожал в случае отказа от признательных показаний отправить в другой регион «в машине со спецами».
Стремясь прояснить судьбу питерских обвиняемых по делу «Сети» антифашистов, гражданские активисты раскинули свою сеть – подключив людей в разных городах по предполагаемому маршруту этапа к зондажу местных изоляторов.
То, что все трое находятся в СИЗО-1 Ярославля, удалось установить к 25 июля – девушке, на удачу сунувшейся оформить на их имя передачу, ответили отказом, указав, что содержащимся в транзитном отделении передачи якобы не положены.
Оперативно было организовано посещение местным адвокатом Филинкова и Бояршинова, которые сообщили, что этап прошел без применения насилия, но пожаловались на условия содержания в ярославском изоляторе – грибок на стенах, отсутствие горячей воды, прогулок и бани. Единственным улучшением для Юлия можно было счесть помещение в камеру на три – пять человек. И с питанием здесь оказалось вполне сносно – возможно, ввиду ведущейся проверки ярославских учреждений ФСИН после публикации видео о пытках в ИК-1.
3 августа к Виктору приехал из Петербурга его адвокат Виталий Черкасов. Как пояснил «Новой» господин Черкасов, о месте нахождения своего подзащитного он узнал от представителей общественности.
Следственный изолятор № 1 УФСИН России по Ярославской области «Коровники» // Фото: wikimapia.org
Филинков рассказал об этапировании поездом, в спецвагоне – через Псков, станцию Дно, Великий Новгород. В Ярославль в итоге прибыли только на четвертые сутки. Черкасову такой маршрут следования к предполагаемому конечному пункту (Пенза) представляется странным. Как и продолжительное пребывание там, где не могут проводиться следственные действия по пензенско-питерскому делу. Информация о том, как долго петербургскую тройку будут держать в Ярославле, не раскрывается. Согласно утвержденным Минюстом правилам, пребывание в транзитно-пересыльном пункте не должно превышать 20 дней.
Изъятые записи и прочее свинство
При встрече с защитником были составлены два акта адвокатского опроса Филинкова, в которых он сообщил о происходивших перед этапированием событиях и своем нынешнем содержании.
Со слов Виктора, утром 21 июля к нему в гореловскую камеру пришли с обыском – при этом вещи сокамерника не досматривались, интересовались только его тетрадями с личными записями. В одной он фиксировал все происходившее с ним в «шестерке» – отношение сотрудников, кто и с чем к нему наведывался, какие предъявлял претензии, а также описывались посещения членов ОНК, адвоката и уполномоченного по правам человека, содержание этих разговоров. В другой были записи, касавшиеся его уголовного дела и тактики защиты, туда же Виктор заносил изречения из книг и стихи, а также наброски писем к жене. Третья содержала крылатые фразы на латыни с их толкованием. Четвертая – новые английские слова с их переводом. Пятую он использовал «как пропись для написания слов на русском и английском», для упражнений в каллиграфии. Все пять тетрадей изъяли, а заодно и книги «English, продвинутый уровень» и «Химия – просто». Формально объяснив изъятие записей тем, что в них есть слова на иностранном языке.
Обжаловать эти действия Филинков не имел времени – в тот же день после обеда ему велели собирать вещи и тотчас отправили на этап.
В ярославском СИЗО-1 Виктор находится в спецблоке с четырьмя сокамерниками.
«Но в первый день содержался в транзитном отделении, в корпусе № 3, где стоял невыразимый смрад и запах из-за того, что в этом же корпусе содержат свиней», – рассказал Филинков. Из-за решетки он мог наблюдать, как днем его четвероногие соседи по корпусу гуляют под окнами. Сам Виктор прогулок лишен.
В ответ на требования обеспечить положенную двухчасовую ежедневную прогулку сотрудник изолятора сказал его сокамернику, что за такие требования надо разбить Филинкову очки.
Из-за сырости в камере Виктор простудился и заболел. Но, с его слов, «на устные обращения медработники не реагируют, никакой помощи не оказывается». Он жалуется на серьезные проблемы с печенью, желудком, остеохондроз и обострившийся псориаз. Все попытки его жены передать через ярославских общественников необходимые медицинские препараты оказались тщетны.
Якобы есть специальное указание начальства – «не принимать лекарства для Филинкова».
В день общения с адвокатом Виктор подал заявление на имя уполномоченного по правам человека в Ярославской области, где «указал на все нарушения, с которыми столкнулся в СИЗО-1».
Отраженные в адвокатских опросах сведения будут приобщены к жалобе в прокуратуру, сообщил «Новой» Виталий Черкасов.
Лес – ток – насилие – подпись
Сам Филинков уже в который раз пытается привлечь внимание и к проблемам других заключенных. Еще будучи в Горелово, он обратился к членам ОНК Петербурга с просьбой посодействовать восстановлению прав содержащихся там же, в СИЗО-6, Павла Зломнова и Романа Гроздова – когда узнал, что их также пытали сотрудники ФСБ. Описанные ими методы добывания признательных показаний оказались до боли знакомы Виктору.
Виктор Филинков в суде // Фото: Виталий Черкасов
«У Павла Зломнова и Романа Гроздова «три гуся» (статья 222 УК, незаконный оборот оружия. – Прим. ред.), но к сути дела это не относится. Это нужно знать для того, чтобы понять размах и простоту применения пыток Федеральной службой безопасности, – пишет Филинков в своем обращении. – Паше отбили голову и сломали руку. Выглядел он прискорбно, был растерян [говорил]: «Держали меня, а этот, опер, на мне прыгал… Я их всех помню! Опер… маленький такой, а машина черная была, минивэн». Паша сидел (и сидит), судя по всему, в «пресс-хате». Не уверен, оказывали ли на него там физическое давление, но психологическому прессингу он подвергается после каждой встречи с адвокатом. Рома показал ожоги от электрошокера. Его ноги выглядели для меня очень знакомо. «За несколько часов они о меня два шокера разрядили. Да, первый сел – они достали второй. Спецназ и опера… Я запомнил их лица. Некоторых знаю, как зовут, готов опознать. У нас пытали вообще всех. Мне N на яйцах кресты показывал, я не верил, что его даже туда током били… В деле – свидетельские показания. Следователь обещает за клевету выпустить отказников под домашний или подписку. Согласны не все...» – приводит Виктор выдержки из рассказа Романа. И от себя добавляет: «Схема добровольного согласия поучаствовать в следственных действиях не нова, даже обыденна: лес – ток – насилие – подпись».
Члены ОНК Ленинградской области, посетившие в Гатчинском ИВС Романа Гроздова 15 мая (он, как и Павел Зломнов, был задержан 31 января, но факты применения насилия не предавались огласке), закрепили в своем акте его слова, что удары электрошокером наносились в ответ на заявления о том, что он ничего не знает, – «били преимущественно в область паха и ступней». «Следы ожогов продемонстрированы Гроздовым Р. членам комиссии ОНК, расположены в области паха и имеют вид ярко выраженных красных пятен».
После помещения в кабинет «незнакомого ему здания» Гроздова двое суток держали без сна, воды и еды, а уборную разрешили посетить лишь единожды. Обрабатывая в кабинете, «ему угрожали физическим насилием, в частности произносили фразы: «Сейчас мы в пакет подышим», «Сейчас на мороз пойдем стоять». Говорили, что подбросят его матери наркотики и тоже посадят. А ему добавят еще обвинения в убийстве и терроризме.
Заставляли записывать на телефон противоречивые признания, в которых отличалось количество соучастников и оружия, которое он и сообщники якобы продавали.
Впоследствии «от своих показаний, которые были даны под пытками, Гроздов Р. отказался. Протокол подписал не своей подписью», отмечается в акте.
В мае в ОНК Петербурга обратилась и мать Павла Зломнова, Марина Михайловна. По ее словам, в задержании сына были задействованы сотрудники гатчинского отделения УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. В изложении Марины Зломновой, Павла истязали в автомобиле, по дороге в управление на Шпалерной: «…прыгали по нему, отбили почки, голову, руку… Он дважды терял сознание, спрашивал, кто вы такие, а ему садист-оперативник ответил: «Я твой император!» – и, засунув свой палец ему в правое ухо, продавил барабанную перепонку».
Павел фактически оглох на правое ухо. При разговоре с ним, отмечает Филинков в своем обращении, Зломнов то и дело переспрашивает, что сказал собеседник, и просит говорить погромче: «Я теперь плохо слышу…»
В этом деле о незаконном обороте оружия, как и в деле «Сети», фигуранты также отказываются от выбитых признательных показаний, их адвокаты подают заявления о пытках, но и тут следователи военного управления Следственного комитета не находят в действиях сотрудников ФСБ состава преступления – удовлетворяясь разъяснениями о том, будто они всего лишь адекватно реагировали на оказанное при задержании сопротивление и пресекали попытку к бегству.
Все по одному лекалу – идущему в ход настолько широко, что аллюзии к 37-му году перестают казаться преувеличением.