Тонкости работы с несговорчивыми
Фигуранта дела «Сети» Дмитрия Пчелинцева поместили поближе к «активу» колонии строгого режима.
Фигуранта дела «Сети» Дмитрия Пчелинцева перевели из СИЗО-1 в «помещение, функционирующее в режиме следственного изолятора» (ПФРСИ) при пензенской исправительной колонии строгого режима № 4.
По словам начальника пензенского СИЗО-1 Олег Ихсанов, Пчелинцев «убыл» вечером 4 марта. Ответить, на каком основании сделан перевод и какими службами осуществлялось конвоирование, Ихсанов отказался: «У нас есть свои тонкости работы, в которые мы не обязаны вас посвящать». При этом начальник изолятора попытался заверить, что «ФСБ тут ни при чем», хотя несколькими минутами ранее его заместитель утверждал, что в данном случае «не мы решаем», рассказала Анна «Новой в Петербурге».
Сторона защиты и близкие Пчелинцева полагают, что решение о его переводе может быть связано с намерением следствия осложнить доступ адвокатов и родственников (ИК-4 находится на отдалении от Пензы, у поселка Лесной), а также оказать давление, дабы склонить к признанию вины.
Напомним, Дмитрий Пчелинцев впервые заявил о пытках в феврале 2018-го, после чего, с его слов, истязания возобновились и он был вынужден показать под видеозапись, будто оговорил сотрудников ФСБ «с целью избежать уголовной ответственности» по вменяемым ему преступлениям. Но в мае Пчелинцев вновь заявил о пытках и отказался признавать вину.
Изначально ПФРСИ создавались под лозунгом решения проблемы переполненности следственных изоляторов. Перечень исправительных учреждений, на территориях которых должны функционировать такие помещения, был утвержден приказом Минюста № 212 от 30 июня 1999 г. На основании этого приказа лица, арестованные по подозрению в совершении преступления, могут в период предварительного следствия отправляться в исправительное учреждение, где отбывают наказание осужденные.
Однако уже к 2006-му в Докладе российских неправительственных организаций по соблюдению Российской Федерацией Конвенции против пыток отмечалось: «…арест в период следствия часто используется в России не как мера пресечения, а как мера воздействия, с целью получения признания или выгодных следствию показаний, а также для усложнения доступа адвоката к арестованному. При этом большинство исправительных учреждений (ИУ) в России расположены на значительном удалении от крупных населенных пунктов. […] Кроме того, в удаленных от областных центров местах, где расположены ПФРСИ, эффективность прокурорского надзора значительно ниже, чем в областных (республиканских) центрах, где расположены СИЗО, а возможность общественного контроля практически отсутствует.
Все эти обстоятельства приводят к тому, что в ПФРСИ повышается риск применения пыток к подследственным с целью принуждения к самооговору и получению показаний, выгодных следствию».
Анализируя конкретные случаи, составители доклада заключали: «ПФРСИ используются для применения пыток к лицам, отказывающимся давать признательные показания и сотрудничать со следствием. Более того, как видно из приведенных примеров, сама угроза перевода арестованного из СИЗО в ПФРСИ используется сотрудниками правоохранительных органов как эффективное средство психологического давления».
Пыточная статистика стекалась к правозащитникам со всей страны. Среди «лидеров» не один год оставалась Нижегородская область. В 2014 г. ЕСПЧ удовлетворил запрос юристов российского Комитета против пыток (КПП) о принятии обеспечительных мер к подследственному, заявившему об издевательствах в ПФРСИ при нижегородской колонии № 14.
О жестком прессинге со стороны «актива» в отношении содержащихся там подследственных в последующие годы будет сообщать и сотрудник КПП, член нижегородской ОНК Олег Хабибрахманов. По его оценке, здешнее ПФРСИ стало местом, куда направляются «самые несговорчивые подследственные» и откуда «все возвращались с признанием, раскаяние стопроцентное».
О схожих порядках в ИК-2 Свердловской области рассказывал член региональной ОНК Вячеслав Башков: «Туда переводят «трудных» подследственных, которые после пребывания там внезапно отказываются от адвокатов и начинают брать на себя вину. ПФРСИ совмещено с ШИЗО ИК-2 в одном здании, и там дневальные из осужденных. Вероятно, именно после общения с ними у подследственных меняются приоритеты и они перестают себя защищать».
Члены ОНК инспектируют ИК-4 в Пензе (2017) / 58.fsin.su
В ноябре 2017 г. Верх-Исетский районный суд Екатеринбурга вынес приговор бывшему замначальника ИК-2 Михаилу Белоусову и пятерым заключенным из числа «актива» — за пытки под видеозапись. Комментируя это решение, правозащитник и бывший заключенный Алексей Соколов рассказал, что те, кого следственные органы переводили сюда в ПФРСИ, также «признавались в преступлениях, которых они в том числе и не совершали: раскрываемость шла вверх, люди получали медали, премии и так далее. «Активисты» получали свои преференции по УДО, пользованию телефоном, разные блага».
При создании системы ПФРСИ подразумевалось, что в таких помещениях должны находиться заключенные, совершившие преступление уже в колонии, а также обвиняемые, в отношении которых планируются следственные действия.
В случае Дмитрия Пчелинцева о следственных действиях говорить не приходится: он уже закончил ознакомление с материалами дела.
В разговоре с «Новой в Петербурге» уполномоченный по правам человека в Пензенской области Елена Рогова предположила, что перевод может быть связан с неудовлетворительным состоянием корпуса CИЗО-1: здание построено более века назад, сейчас его «постепенно расселяют, готовятся к ремонту».
Пчелинцев «по его желанию» содержался в одиночной камере, а таких свободных мест в основном корпусе нет, там вообще «все переполнено».
Сестра Пчелинцева Анна рассматривает такую версию скептически: «Перевели ведь почему-то только Диму. Когда я в разговоре с начальником СИЗО предположила, что они просто таким образом пытаются избавиться от проблемного человека, который все время подает жалобы и заявляет о пытках, он в ответ улыбнулся. Нас заверяют, что мы зря беспокоимся — мол, в ПФРСИ подследственных не содержат вместе с осужденными. Но те факты, о которых сообщается из разных регионов страны, говорят о том, что «актив» не имеет особых проблем с доступом к обвиняемым».
Адвокат «Общественного вердикта» Эльдар Лузин (представляет интересы Дмитрия Пчелинцева в оспаривании отказа в возбуждении уголовного дела по его заявлению о пытках) сомневается в законности перевода своего подзащитного. Господин Лузин солидарен с уже высказывавшимся ранее мнением коллег о том, что недопустимо переводить обвиняемых из СИЗО до вступления в силу приговора суда. Это противоречит презумпции невиновности, статье 49 Конституции и п. 2 статьи 6 Конвенции о правах человека и основных свобод.
«В статье 7 федерального закона о содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений четко сказано, что местами содержания для них являются СИЗО, — напоминает адвокат. — Да, в статье 10 того же закона есть оговорка, что в ПФРСИ содержатся осужденные, задержанные по подозрению в совершении другого преступления, которым судом избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. То есть по логике закона и здравому смыслу ПФРСИ созданы для уже осужденных лиц, но при этом проходящих фигурантами по другим делам, по которым еще ведется предварительное расследование».
Елена Рогова рассказала «Новой в Петербурге», что оперативно связалась с представителями пензенской прокуратуры — там никаких нарушений в переводе Пчелинцева не усматривают. Омбудсмену разъяснили, что перевод осуществлен по решению руководителя УФСИН России по Пензенской области Владислава Муравьева. Госпожа Рогова заверила «Новую в Петербурге», что в эту среду посетит ИК-4 вместе с членами ОНК и старшим помощником прокурора — в том числе чтобы повидать Пчелинцева и проверить условия его содержания.