Саммит свидетелей
Нетрадиционное следственное действие состоялось в деле Светланы Прокопьевой: коллективная встреча с сотрудником СК.
Свидетели, с которыми следствие решило побеседовать оптом, — псковские журналисты. Третьего октября их пригласили в Следственный комитет, чтобы еще разок обсудить дело Светланы Прокопьевой.
Напомним, что журналисту «Эха Москвы в Пскове» вменяется статья 205.2 УК РФ — об оправдании терроризма. Поводом к уголовному делу, как рассказывала «Новая», стала программа Прокопьевой «Минутка просветления» от 6 ноября 2018 года. Журналист анализировала взрыв в УФСБ по Архангельской области, устроенный 17-летним подростком. Позже текстовую версию программы опубликовало информагентство «Псковская лента новостей». В колонке Прокопьевой теракт назван «недопустимой, совершенно невозможной и неприемлемой мерой», до которой молодого человека довела жестокость репрессивного государства. ФСБ, и без того уязвленная терактом у себя под носом, на такие рассуждения обиделась. Началось следствие, по версии которого слова журналиста тянут на семь лет колонии. Уголовное дело было возбуждено в феврале, тогда же у Светланы прошел обыск, а в конце сентября ей предъявили обвинение. Следствие обещает, что вот-вот завершит работу по доказыванию вины журналиста и передаст дело в суд.
Поскольку со всех участников мероприятия — журналистов — предусмотрительно взяли подписку о неразглашении, узнать в деталях о встрече нельзя. Главный редактор «Эха Москвы в Пскове» Максим Костиков смог рассказать о ней только в общих чертах.
— Это была встреча на 20 минут, а не допрос, — поделился он. — За этот год каждый из нас встречался со следователями раз двадцать. Были и допросы, и очные ставки. Следователи не знают нюансов работы журналиста.
«Им нужен какой-то ликбез, надо было объяснять какие-то чисто технические вещи: как писалось, кто пошел в студию, кто и когда залил текст на сайт».
— В общем, обычно нам задавали вопросы, связанные с характером нашей работы. И каждому новому следователю мы рассказывали одно и то же.
Следствие длится меньше года, за это время дело вели пять — пять! — следователей, сменяя друг друга. Каждый начинал по новой доказывать, что в тексте Прокопьевой оправдание терроризма есть. Один за другим они написали многотомное дело. Наверное, это очень подробное исследование механизма работы прессы. А что еще можно на протяжении года писать о тексте на две странички? Еще в деле есть, как уже писала «Новая», четыре экспертизы текста на предмет оправдания терроризма. Две, инициированные следствием, нашли все, что надо было найти, две независимые криминала не нашли совсем.
Подписку о неразглашении следствие взяло не только со свидетелей, но и с самой Светланы Прокопьевой, когда та еще была в статусе подозреваемой, и с ее адвоката. Таким образом, одна из сторон в деле фактически лишилась возможности защищаться публично. Зато у другой сохранилась возможность публично обвинять. Журналистка попыталась оспорить свою подписку, но 27 сентября суд отказал ей в иске.
— Решение суд вынес иезуитское, — уточняет Светлана. — УПК действительно не предполагает, что следователь должен брать подписку о неразглашении с подозреваемого и обвиняемого. Но и прямого запрета на это тоже нет. Так что следователь ничего не нарушил, когда брал подписку, но я вполне могла ее и не давать. Суд признал, что я могу использовать в свою защиту все законные средства. «Этого вам, Светлана Владимировна, никто не запрещает», — так судья сказал. То есть как-то так: следователь вроде бы прав, но вы разглашайте, если очень хотите.
Если у следствия была надежда провести дело тихонечко, то она растаяла. О Прокопьевой говорят, цитируя злополучный текст, независимые российские издания (в том числе и «Новая газета»). Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), «Репортеры без границ», Комитет в защиту журналистов — коллеги Светланы вывели эту историю на международный уровень.
Совет по правам человека при президенте РФ тоже не остался в стороне и обратился к прокурору Псковской области. «Внимательно изучив текст выступления Прокопьевой, — сказано в обращении, — постоянная комиссия по свободе информации и правам журналистов не усмотрела в нем никаких признаков оправдания терроризма, указанных в примечании 1 к ст. 205.2 УК РФ… Интенция журналиста состоит в призыве к государству озаботиться искоренением причин и условий совершения подобных террористических актов».
— Я благодарна за поддержку, это правда важная штука, — говорит Светлана. — Но жалко, что такой активной она стала только сейчас, а не в феврале, когда у меня был обыск. Тогда дело только-только начинали шить. Мне кажется, если бы тогда пошла такая же волна, как потом была с Иваном Голуновым, был бы шанс, что дело развалится. С другой стороны, тогда еще не было и такого опыта протеста — не было истории Ивана, не было «московского дела», не было такой солидарности. Волна солидарности поднялась сейчас — и спасибо за это.
Комната после обыска. Фото из личного архива Светланы Прокопьевой
Хотя в провинции, признает Светлана, эта волна ощущается совсем не так, как в Москве.
— Мы же здесь видим все это только в интернете, — замечает она. — На митинги у нас выходит пара сотен человек. Ну четыреста если выйдут — это для Пскова уже очень много. И, конечно, никто этого не замечает. Местная пресса об этом просто не говорит, она почти вся подконтрольна властям.
В Пскове, где Светлана живет и работает, о котором столько писала, почти никто не знает о том, что с ней происходит. Но узнавая, люди реагируют однотипно.
— Когда людям объясняют суть этого дела, они сочувствуют, удивляются, реагируют совершенно нормально и ожидаемо, — рассказывает Светлана. — Например, на днях в кафе я случайно разговорилась с незнакомыми людьми на тему политики. Рассказала, что сама под уголовным делом, что мне сейчас семь лет впаяют. «За что?!» — спрашивают. А за текст. «Как это?!»
Но и само уголовное дело Светлана не считает «псковским».
— Дело явно инициировано из Москвы, — говорит она. — Или, может, из какого-нибудь северо-западного управления ФСБ — не знаю, где сидит тот генерал, который обиделся на слова о том теракте и решил немедленно всем мстить. И решения по таким делам принимаются не в Пскове. Поэтому, конечно, волна солидарности по таким делам нужна.
Сама Светлана постаралась добиться такой же поддержки для «коллеги» по уголовной статье, живущей в еще более глубокой провинции — в карельском Медвежьегорске. На сайте «радио Свобода» вышла статья Прокопьевой про молодую маму Екатерину Муранову, которая оказалась виновата в том, что была знакома с архангельским подрывником, переписывалась с ним в Телеграме, а после гибели 17-летнего террориста пожалела мальчишку в одном из пабликов в «ВКонтакте». Через четыре месяца к ней пришли люди в масках, предъявили скриншоты с ее постом и обвинили в пропаганде терроризма. У Екатерины, как и у Светланы, заблокировали все счета. Но у нее, в отличие от Прокопьевой, нет друзей, готовых помочь. А есть пожилые родители и ребенок-астматик. Об этой женщине не пишут ни «Репортеры без границ», ни СПЧ, ни пресса. Ей вообще некому помочь.
Для Светланы шум вокруг ее дела — это, в первую очередь, шанс на сколько-нибудь приближенный к объективному суд.
— В первую очередь, я просто хочу доказать свою правоту, — говорит она. — Свою невиновность. Мне, конечно, хочется верить в оправдательный приговор. Но веры такой нет. Единственный способ добиться официального утверждения, что никакого оправдания терроризма в тексте не было, это пройти до конца всю дорожку — от Пскова до ЕСПЧ. Так что я готова к тому, чтобы все перетерпеть, дождаться нормального суда и получить справедливое решение.