«я не иллюстрирую немое кино, я в нем участвую»

– Вы жили в Риге и работали в Музыкальном театре, когда в 1973 году ваша семья эмигрировала в Германию. Там и пришла идея музыки к немым фильмам?
– Я работал в опере, но на самом деле меня всегда занимала идея создать музыку для немого кино. Мне виделись в нем колоссальные возможности. Я оказался прав в своих предположениях, однако я не полагал, как это трудно – делать выбор в столь невероятно богатых возможностях. В начале восьмидесятых судьба свела меня с Энно Паталасом, тогдашним директором Мюнхенского музея кино. Я был очень настойчив и звонил ему в течение трех лет. Наконец он обратился ко мне с предложением адаптировать для рояля оригинальную музыку Эдмонда Майзеля к фильму Сергея Эйзенштейна «Броненосец «Потемкин» (1925), который только что был отреставрирован. Кстати, это удивительный случай. Майзель сочинил музыку по письмам Эйзенштейна, в которых режиссер детально разъясняет, какой она должна быть. Я потом читал эти записи, это что-то уникальное, насколько точно музыка выражена словами. Задача была трудной, но я справился. Получилось очень удачно. Затем была уже моя собственная музыка к знаменитому фильму Фридриха Мурнау «Носферату – симфония ужаса» (1922). Так началась эта работа.
– Прошло почти двадцать лет, еще к каким картинам была написана музыка?
– Очень простой ответ: ко всему Мурнау, всему Пабсту, всему Эйзенштейну, всему Любичу и, конечно же, ко всему Лангу – это пять столпов кино, и потом, само собой, много других вещей.
– Стала ли эта музыка самостоятельной, которую можно было бы слушать в отрыве от кино? И можно ли говорить о неком течении или направлении в музыке в связи с немыми фильмами?
– В отношении самостоятельности – думаю, что нет. Хотя меня все время склоняют к этой мысли. Но наверняка есть какие-то музыкальные темы, которые звучат и воспринимаются независимо от изображения. Мне все-таки хотелось бы верить, что я делаю не просто звукошумовое оформление. Я не занимаюсь музыкальным иллюстрированием немого фильма, я полноправный участник в работе над ним, вместе со сценаристом, режиссером, оператором и актерами. Что касается течения, то я делю музыку на серьезную и несерьезную. Не зря ведь и Шостакович в своих встречах с Мейерхольдом, у которого он был музыкальным руководителем, говорил, что в понимании той или иной сцены ему помогла работа с немым кино. Когда-то и молодому Шнитке, которого не играли, не публиковали, Наум Клейман, нынешний директор Московского музея кино, предложил попробовать себя в кинематографе. Шнитке обиделся и три года с ним не разговаривал, однако зазвучал именно с экрана. Если говорить о направлении, то я стремлюсь к тому, что французы называют «киноконцерт», если серьезно к этому относиться.
– Расскажите о работе над фильмом «Ложь Нины Петровны».
– Это необычная история. Дело в том, что организаторы фестиваля решили показать из архивных картин именно этот фильм, хотя есть масса других. Я думаю, что здесь сыграл роль тот русский дух, который присутствует в картине. И таким образом прослеживается взаимосвязь культур. Русская тема была очень модной в Германии 20-х годов. Революция, эмиграция и т. д. И действие в фильме разворачивается в дореволюционном и довоенном Петербурге, который показан очень сдержанными, даже скупыми, но очень точными деталями. К фильму была написана оригинальная музыка. И когда я стал смотреть его, я понял, что она портит картину Шварца. Это идеальный пример того, как музыка может потянуть фильм вниз или поднять вверх. В начале работы над фильмом я отталкиваюсь от эпизода, который дает импульс, идею. Надо сказать, в этой картине с большой исторической правдой отражен быт русского офицерства, это важно, ибо даже в «Анне Карениной» с Вивьен Ли есть много досадных исторических неточностей. Эпизод в офицерском казино, когда соперники встречаются за карточным столом и между ними происходит своеобразная дуэль, – самый сильный в фильме. С него и началась музыка, к тому же в картине играет моя любимая актриса Бригитте Хельм.
– Сегодня есть разные подходы в создании музыки к немому кино: арт-рок, фолк, джаз и симфония, к каким корням восходит то, что делаете вы?
– Я получил нормальное советское образование профессионального пианиста, играл джаз, работал в опере и оперетте. Когда я написал музыку к «Носферату» – там было все, – между нами говоря, это была жуткая музыка. Это была амальгама всего, что я играл, впитывал, переживал. Весь мой опыт отразился в ней. Но мне понадобилось сделать еще несколько фильмов, чтобы я понял: большой режиссер сам подсказывает тебе, какой должна быть музыка. Особенно если мы говорим о Мурнау, Эйзенштейне или о том же Бастере Китоне, то они имеют настолько свой ритм, а значит, и темп, а раз темп, то там где-то и мелодика уже есть, она ясная совершенно. Вот откуда идет моя музыка.

Алексей НЕДВИГА
фото Дмитрий ГУСАРИН