К единственной маме на свете

Шестилетний ребенок прожил в усыновившей его семье за океаном полтора месяца.
За несколько недель до Рождества 2003 года Алекса Павлиса (это имя Леша Гейко из Ейского детского дома получил у новых родителей) доставили в больницу без сознания, где он и скончался на следующий день от тяжелой черепно-мозговой травмы. Спустя еще день приемная мать Алекса добровольно пришла в полицию и заявила, что смертельные побои ребенку нанесла она.
Миссис Павлис была взята под стражу и все время до суда провела в тюрьме. Вердикт присяжных признал женщину виновной в непредумышленном убийстве, за что она и получила почти максимальный срок – 12 лет тюрьмы. Младшая сестра Алекса, также усыновленная супругами Павлисами, до сих пор находится во временном приюте.
В России горячие телевизионные головы «под эту лавочку» заговорили о запрете иностранного усыновления. 4 мая генпрокурор Владимир Устинов предложил в обязательном порядке заключать двусторонние договоры с теми странами, куда усыновляют детей из РФ, и создать механизм контроля за соблюдением прав «наших» несовершеннолетних «там».
О самой трагедии сказано уже достаточно и американскими, и российскими СМИ. Сама же тема международного усыновления воспринимается сегодня обществом достаточно болезненно и во многом негативно. Отчасти оно и понятно – население страны сокращается, рождаемость падает. Между тем, по некоторым данным, более 750 тысяч детей на территории РФ находится в различных сиротских учреждениях. Страшная эта цифра имеет устойчивую тенденцию к росту: ежегодно без попечения родителей остаются более сотни тысяч мальчиков и девочек. При этом за границу из России усыновляется 7–8 тысяч детей в год (из них около двух третей – в США). Примерно столько же, сколько и внутри самой России.
Для Петербурга соотношение другое: в прошлом году 120 наших сирот обрели вторых родителей на родине и около 500 – уехали с новыми папами-мамами за границу. Но в общем-то – какая разница? Ведь это так естественно – ребенок должен жить в семье!
Нашла же свою новую семью в прошлом году петербургская сирота Виктория – да не простую, а канцлера ФРГ Герхарда Шредера... С начала 90-х годов за рубеж было усыновлено более 45 тысяч российских детей. Получаемые оттуда отчеты в целом свидетельствуют о достаточно качественном контроле за условиями их жизни со стороны местных социальных служб. Вопиющие случаи гибели детей от рук усыновителей пришлись в основном на США. При этом анализ статистики показывает: как правило, длительного, последовательно жестокого обращения с детьми не было – в основном речь идет о спонтанных вспышках гнева, когда ребенок слишком уж допекал взрослых. И главная проблема (как и в случае с Ирмой Павлис), видимо, в недостаточной психологической подготовке кандидатов в усыновители.
По официальной информации, с 1996 года в Соединенных Штатах в своих новых семьях погибли 12 детей из России. Каждый случай, бесспорно, трагичен, но почему не слышно возмущенных голосов, когда несовершеннолетние россияне гибнут у себя на родине – от рук кровных или приемных пап и мам? Думается, цифры эти просто несоизмеримы...
Безответственность и злонамеренность иностранных усыновителей – один из устойчивых мифов российского общественного сознания. За рубежом семья, прежде чем стать кандидатом на усыновление ребенка, проходит серьезную проверку со стороны государственных органов, социальных служб, агентств по усыновлению.
Вот что рассказывает об этом Роналд Стоддарт, глава агентства по международному усыновлению из Калифорнии «Nightligt Christian adoptios», работающий в Петербурге уже 13 лет:
– Подготовительная часть процесса усыновления – изучение домашних условий и семьи потенциальных приемных родителей занимает три-четыре месяца. 20 процентов времени занимает оценка: мы делаем полицейскую проверку, которая идет не только на местном уровне, но и на федеральном, через ФБР. Проверяем финансовую состоятельность претендентов, ситуацию с работой, безопасность, возможность принять ребенка в семью в целом, включая других родственников. Собираем рекомендации от друзей, знакомых, церковных советов. Несколько разный подход к тем семьям, где уже есть дети и где их нет.
Остальные 80 процентов времени, по словам мистера Стоддарта, – это подготовка будущих родителей.
Есть список литературы, которую требуется прочитать, есть обучающий класс. Необходимы минимум четыре личных встречи с социальным работником. У людей интересуются, как воспитывали их самих, как они собираются воспитывать своих детей. Тестируют: как бы они повели себя в тех или иных ситуациях – например, сын или дочь не слушаются, закатывают скандал.... По окончании исследования составляется отчет, который в том числе передается и в иммиграционную службу США.
Еще одна часть требований – заключение специалистов в медицинской сфере. Проверяются и все имеющиеся в базе данных записи, связанные с вождением автомобиля.
– У нас считается, что, если человек несколько раз превысил скорость, – это уже «красный флажок», – уточняет Роналд.
Кроме того, требуется пройти курс оказания первой помощи. Параллельно, если американцы решили взять ребенка из России, они предоставляют все необходимые документы, которые требует российское законодательство: копии паспорта и свидетельства о браке, страховку, сведения о работе, документы о собственности...
После этого иммиграционная служба по второму разу производит независимое исследование. После чего дает – или не дает – свое предварительное одобрение на прием ребенка. Потом данные поступают в госорганы той страны, откуда будет происходить усыновление.
– Если семья заинтересована в «особом» ребенке, например инвалиде, мы смотрим, могут ли ему обеспечить необходимый медицинский уход и лечение, – подчеркивает мистер Стоддарт.
Кстати, еще один распространенный миф – якобы иностранцы стараются «забрать от нас» ребятишек «покрасивее и поздоровее». В марте этого года был опубликован любопытный доклад из московской детской больницы имени Филатова. За 13 лет через этот стационар прошли 42 тысячи российских детей, усыновленных иностранцами. Вот лишь несколько цифр.
У 99 процентов мальчиков и девочек была отмечена задержка развития (моторного, речевого, психического). Один из каждых 12 детей был рожден матерью, болевшей во время беременности сифилисом, один из 35 – матерью, больной гепатитом С, один из 69 – матерью с ВИЧ-инфекцией. У многих фиксировались врожденные пороки развития – заячья губа, волчье нёбо, порок верхних или нижних конечностей и т. д. Чесотка, паразиты, латентный туберкулез... 402 ребенка были глухонемыми и слепыми. Вот каких сыновей и дочек принимают в свои семьи иноземцы. По свидетельству специалистов, в России шансов на усыновление у них практически нет.
Между тем по нашим законам именно российские граждане имеют приоритетное право на усыновление «отечественных» детей. «Экспортировать» сироту предлагается, если только не удалось подыскать ему приемных родителей на родине. Данные же о ребенке хранятся в информационных банках в общей сложности 8 месяцев.
Напугав общество мифами, можно, конечно, попытаться и вовсе запретить искать для брошенных детей лучшей доли, невзирая на границы. Недаром же Госдума до сих пор не ратифицирует «Гаагскую конвенцию о защите детей и сотрудничестве в области международного усыновления-удочерения», подписанную президентом еще в 2000 году. Но смогут ли наши сироты найти себе новые семьи исключительно в пределах РФ? Даже если максимально упростить процедуру, как это предлагается сегодня некоторыми экспертами? Отказавшись от судебных формальностей, обязательных требований к обеспеченности усыновителей жилплощадью и наличия у них определенного материального уровня, проверки состояния здоровья и возможного наличия криминального прошлого. Однако никто почему-то не предлагает разработать нормальную систему контроля за семьями российских усыновителей, оказания им необходимой психологической помощи как при подготовке к усыновлению, так и в процессе адаптации приемного чада в новой семье.
Получается, и себе не надо – и другим не дадим?

Александр САМОЙЛОВ
фото ИНТЕРПРЕСС