Могикане
В просторечии имя этим местам подобрали без лишней скромности: Америка. Кто хочет, пусть расценивает народное прозвище как наш ответ заокеанским друзьям, величающим свой провинциальный городок гордым словом «Sanct-Petersburg». А может, просто живой язык не принял официальных безличных названий «Рабочий поселок номер один»( «-два», «-три» и т. д.), обозначивших на карте куст поселений в Кировском районе, к югу от Назии и Жихарево.
Сегодня здесь доживают свой век последние из созидателей
На здешнем, основанном в тридцатые годы торфодобывающем предприятии большевики воплотили ультракрасную мечту о трудовых армиях. Америкой же поселки нарекли в честь закупленного в Штатах оборудования, размывавшего залежи ископаемых водометной струей.
Месторождение и сегодня не исчерпано. Однако земля обезлюдела: при очередной смене власти и повороте к капитализму выстроенный здесь некогда «новый мир» разрушили до основанья.
К поселкам от Жихарево ведет полузаросшая вдребезги разбитая дорога. Для легковушки это сплошная полоса препятствий: приходится показывать чудеса слалома, чтоб не повиснуть брюхом на кочке между ямами.
Гнилая шпала на обочине – память об узкоколейке. В первой половине девяностых в ходе капиталистического «ренессанса» добывающее предприятие разделилось на две частных структуры, которые тут же принялись оспаривать друг у друга материальную базу. В ходе войн за советское наследство о ремонте не заботились, и оборудование постепенно выходило из строя. Однако добычу не останавливали: на фоне подорожавших энергоносителей топливо пользовалось спросом. Технического ресурса хватило до конца девяностых, а узкоколейку добили на металлолом где-то в 2003-м.
Молодежь подалась в город, часть пенсионеров переселили в социнтернаты. От восьми тысяч прежнего населения в пяти поселках осталось лишь несколько старожилов. Летом еще приезжают немногочисленные дачники, не желающие окончательно расстаться с семейным гнездом.
Бывший Первый поселок – это два двухэтажных дома, несколько оживающих летом дачных избушек и коробка от водонапорной башни. Жизнь теплится лишь в одной-двух квартирах. Первый этаж зияет провалами: полы разобраны дачниками на дрова.
А на втором этаже квартира Игоря Петрова. Если не считать сезонных гостей, он единственный трудоспособный мужик на всю Америку. Игорь Валентинович здесь промышляет зимней и летней охотой, сбором грибов-ягод; а наличные зарабатывает в Колпино малым бизнесом или нанимаясь в охранники. Из благ цивилизации в его квартире есть свет и газ. Отопление печное, водоснабжение – ведерное. Автолавка раз в неделю. Бабушкам продукты подбрасывают еще и работники жихаревского соцотдела: зимой на санках, летом на велосипеде.
Электричество – тоже благо не постоянное, случалось по два-три года сидеть с керосинкой, пока электролинию не восстановили. В 1994-м буря повалила столбы, да еще мародеры не раз снимали провода на цветмет.
– Да прут вообще все, – показывает Игорь на разоренный поселок. – Что нельзя продать, ломают.
Даже мост через канаву уничтожили, сняли несущие рельсы. Вот штыри от волейбольной растяжки почему-то не тронули. Две железяки, напоминая о прежней жизни, торчат из высокой травы на месте бывшей спортплощадки.
В другом (тоже бывшем) многоквартирном доме живет Елена Кудрявцева из второй, послевоенной волны поселенцев. Приехала в 1946-м из череповецкой деревни. Вернее, привезли: набор рабочих рук на месторождение напоминал покупку рекрутов. Беспаспортным колхозным девчатам вербовщики обещали полновесный рубль взамен пустых трудодней. Державшим их председателям подносили магарыч или настоятельно советовали не чинить препятствий государственному делу.
– На разработки нас возили в торфяных вагончиках-клетях, – рассказывает бабушка Лена. – Добывали вручную, стоя в воде. Зимой ремонтировали-прокладывали узкоколейку, таская железнодорожные секции («звенья») опять же на себе.
Несмотря на изобилие топлива, самовольно брать его для себя не дозволяли: все для страны. Одну работницу поймали с охапкой торфа, присудили ей лагерный червонец.
Начальство взимало регулярную дань. С каждой получки девушки скидывались и через бригадиров передавали часть денег «наверх». Поблажек это не приносило; зато гарантировало от неприятностей, – что дядя-техник не поставит работать на клетях завышенного объема (где и полнормы не осилить).
Со временем облагородили свое работное поселение: цветники, фруктовые деревья, места развлечений. Предприятие развивалось. В позднесоветскую эпоху торф стали использовать не только на электростанциях, но также в производстве синтетики и удобрений. А потом – приватизация, тяжба, банкротство, судорожное расхватывание остатков.
Спрос на торф есть и сегодня. Аналогичное предприятие во Всеволожске работает успешно, производит семикилограммовые пакеты под выращивание салата и рассады. Но отчасти и благодаря ему же нерентабельно возрождение жихаревской Америки: нет смысла вкладываться и поднимать все с нуля, имея в области развитого конкурента.
– Последние из могикан, – вздыхает, глядя на стариков-соседей Игорь Петров. – На их глазах загублено дело жизни... Знаете, я поражаюсь миллиардерам, что тратят скоронажитый капитал на футбольные команды и ювелирные цацки. Их еще труднее понять, чем мелких мародеров, что вывозят отсюда металл за бесценок.
Впрочем, оборотистые ребята освоили и другой источник дохода: по разбитой дороге снуют фискарсы и лесовозы, доверху груженные «длинным деревянным рублем».
Разруха в Первом рабочем поселке на рубеже восьмидесятых-девяностых началась в одной отдельно взятой пустой голове. Некий местный повадился поджигать жилые дома и хозпостройки просто потехи ради. На суде объяснил, что ему нравилось держать народ в страхе и напряжении, этакая форма тайной власти. Отсидев, принялся за старое и в конце концов стал жертвой чьей-то мести. Но к гибели здешнего торфопредприятия это отношения не имело.
На здешнем, основанном в тридцатые годы торфодобывающем предприятии большевики воплотили ультракрасную мечту о трудовых армиях. Америкой же поселки нарекли в честь закупленного в Штатах оборудования, размывавшего залежи ископаемых водометной струей.
Месторождение и сегодня не исчерпано. Однако земля обезлюдела: при очередной смене власти и повороте к капитализму выстроенный здесь некогда «новый мир» разрушили до основанья.
К поселкам от Жихарево ведет полузаросшая вдребезги разбитая дорога. Для легковушки это сплошная полоса препятствий: приходится показывать чудеса слалома, чтоб не повиснуть брюхом на кочке между ямами.
Гнилая шпала на обочине – память об узкоколейке. В первой половине девяностых в ходе капиталистического «ренессанса» добывающее предприятие разделилось на две частных структуры, которые тут же принялись оспаривать друг у друга материальную базу. В ходе войн за советское наследство о ремонте не заботились, и оборудование постепенно выходило из строя. Однако добычу не останавливали: на фоне подорожавших энергоносителей топливо пользовалось спросом. Технического ресурса хватило до конца девяностых, а узкоколейку добили на металлолом где-то в 2003-м.
Молодежь подалась в город, часть пенсионеров переселили в социнтернаты. От восьми тысяч прежнего населения в пяти поселках осталось лишь несколько старожилов. Летом еще приезжают немногочисленные дачники, не желающие окончательно расстаться с семейным гнездом.
Бывший Первый поселок – это два двухэтажных дома, несколько оживающих летом дачных избушек и коробка от водонапорной башни. Жизнь теплится лишь в одной-двух квартирах. Первый этаж зияет провалами: полы разобраны дачниками на дрова.
А на втором этаже квартира Игоря Петрова. Если не считать сезонных гостей, он единственный трудоспособный мужик на всю Америку. Игорь Валентинович здесь промышляет зимней и летней охотой, сбором грибов-ягод; а наличные зарабатывает в Колпино малым бизнесом или нанимаясь в охранники. Из благ цивилизации в его квартире есть свет и газ. Отопление печное, водоснабжение – ведерное. Автолавка раз в неделю. Бабушкам продукты подбрасывают еще и работники жихаревского соцотдела: зимой на санках, летом на велосипеде.
Электричество – тоже благо не постоянное, случалось по два-три года сидеть с керосинкой, пока электролинию не восстановили. В 1994-м буря повалила столбы, да еще мародеры не раз снимали провода на цветмет.
– Да прут вообще все, – показывает Игорь на разоренный поселок. – Что нельзя продать, ломают.
Даже мост через канаву уничтожили, сняли несущие рельсы. Вот штыри от волейбольной растяжки почему-то не тронули. Две железяки, напоминая о прежней жизни, торчат из высокой травы на месте бывшей спортплощадки.
В другом (тоже бывшем) многоквартирном доме живет Елена Кудрявцева из второй, послевоенной волны поселенцев. Приехала в 1946-м из череповецкой деревни. Вернее, привезли: набор рабочих рук на месторождение напоминал покупку рекрутов. Беспаспортным колхозным девчатам вербовщики обещали полновесный рубль взамен пустых трудодней. Державшим их председателям подносили магарыч или настоятельно советовали не чинить препятствий государственному делу.
– На разработки нас возили в торфяных вагончиках-клетях, – рассказывает бабушка Лена. – Добывали вручную, стоя в воде. Зимой ремонтировали-прокладывали узкоколейку, таская железнодорожные секции («звенья») опять же на себе.
Несмотря на изобилие топлива, самовольно брать его для себя не дозволяли: все для страны. Одну работницу поймали с охапкой торфа, присудили ей лагерный червонец.
Начальство взимало регулярную дань. С каждой получки девушки скидывались и через бригадиров передавали часть денег «наверх». Поблажек это не приносило; зато гарантировало от неприятностей, – что дядя-техник не поставит работать на клетях завышенного объема (где и полнормы не осилить).
Со временем облагородили свое работное поселение: цветники, фруктовые деревья, места развлечений. Предприятие развивалось. В позднесоветскую эпоху торф стали использовать не только на электростанциях, но также в производстве синтетики и удобрений. А потом – приватизация, тяжба, банкротство, судорожное расхватывание остатков.
Спрос на торф есть и сегодня. Аналогичное предприятие во Всеволожске работает успешно, производит семикилограммовые пакеты под выращивание салата и рассады. Но отчасти и благодаря ему же нерентабельно возрождение жихаревской Америки: нет смысла вкладываться и поднимать все с нуля, имея в области развитого конкурента.
– Последние из могикан, – вздыхает, глядя на стариков-соседей Игорь Петров. – На их глазах загублено дело жизни... Знаете, я поражаюсь миллиардерам, что тратят скоронажитый капитал на футбольные команды и ювелирные цацки. Их еще труднее понять, чем мелких мародеров, что вывозят отсюда металл за бесценок.
Впрочем, оборотистые ребята освоили и другой источник дохода: по разбитой дороге снуют фискарсы и лесовозы, доверху груженные «длинным деревянным рублем».
Разруха в Первом рабочем поселке на рубеже восьмидесятых-девяностых началась в одной отдельно взятой пустой голове. Некий местный повадился поджигать жилые дома и хозпостройки просто потехи ради. На суде объяснил, что ему нравилось держать народ в страхе и напряжении, этакая форма тайной власти. Отсидев, принялся за старое и в конце концов стал жертвой чьей-то мести. Но к гибели здешнего торфопредприятия это отношения не имело.
Дмитрий ПОЛЯНСКИЙ
Фото Николай КУХАРСКИЙ