Чернорабочие «полицейского режима»
У каждого из этих монологов есть автор. Но, даже прижатый к стенке, не каждый из них назовет себя. Это мысли и убеждения людей в спецформе, с резиновыми дубинками и огнестрельным оружием, которые они обычно не высказывают вслух. Это их мнение о Марше несогласных. Его не найдешь в официальных сводках и отчетах, и тем оно ценно.
Петербургская милиция не хотела разгонять Марш несогласных. Но ей не оставили выбора
Не все ушли на кладбище
– Никто не хотел идти разгонять этот митинг, – признался мне (изначально других ушей не предусматривалось) один районный милицейский руководитель «среднего звена» («играющий тренер» – если привлечь на помощь спортивную терминологию). – В субботу! Святой день: пиво, водка, баня… Что нам Матвиенко?.. Короче, не указ. Но наши начальники (начальники с начальниками хорошо понимают друг друга, и только – друг друга) сказали: отправить по 30, а лучше – по 50 человек от каждого управления в центр города… Кто мог – придумал отмазки: ребенок заболел, хороню сегодня друга, с утра попал в ДТП... Но я же не мог отправить всех «на кладбище». Те, чья фантазия оказалась победнее, поехали к БКЗ. Я вместе с ними…
Мне легче объяснить жене и теще, где был всю ночь или почему напился без повода, чем сейчас тебе, что я делал на этом марше.
От тактики до бестактности
– Признаюсь честно: координация действий была утрачена, – это прямая речь знакомого сотрудника петербургского ОМОН. – Хотя нам вдалбливали ее, как в детстве труднодоступный урок английского языка. Многие приказы противоречили логике, и их отдавалось чрезмерное количество. Командовали все: наши начальники и главк, Смольный и Москва, комитет и министерство. Поэтому единая позиция отсутствовала даже у руководства.
Могу отвечать лишь за тех, кого знаю: каждый милиционер перед непосредственным исполнением всякий приказ пропускал через себя. И действовал исходя из того, что видел. Замечу: наш петербургский ОМОН вмешался в происходящее на последней стадии. Когда уже надо было не разгонять, а тупо не допустить всеобщую драку. Однако имелись «помощники» – «гастролеры». Уж мы-то точно знаем, кто и куда привез «экстремистов в вагонах»… Но это не те экстремисты, о которых с телеэкрана говорила Матвиенко. Это наши коллеги-омоновцы из других регионов. С ними ругаться даже бесполезно. Похоже, омоновцам из Пскова, Новгорода, Петрозаводска, Смоленска, Владимира (особенно) внушили, что у нас «революция», 1917 год. И надо ее любой ценой не допустить. Не дать прорваться митингующим сквозь кордоны. Нам вроде бы сказали то же самое. Но если у нас была жесткая тактика, то у них – абсолютная бестактность.
В итоге 3 марта в центре города собрались вся относительно незанятая петербургская милиция, ДПС, ОМОН из пяти регионов. Но для порядка этих сил оказалось мало. А вот для беспорядков – вполне достаточно.
Двадцать ножей в спину революции
– За пару месяцев, едва стало известно о Марше несогласных, началась профилактическая работа, – рассказывает оперативник одного из районных отделений милиции. – Нам поручили не просто черную работу, как всегда, а поставили нереальные задачи. Пройти по квартирам, предупредить, что ничего нельзя в этот день, всё незаконно, будут серьезные наказания. И убедить – на Марш не приходить…
Состоялось не меньше двух десятков совещаний на эту тему. И в РУВД, и в милицейском главке. С участием администрации и без. Большие дяди из Смольного объясняли: что можно милиции (не полную, но удивительную свободу действий разрешали), как вести себя «в случаях нарушения общественного порядка во время митинга». При этом подчеркивали: главное нарушение – сам марш. Он – не санкционирован, то есть – запрещен. Уже приход на площадь (порой и случайное появление – впопыхах не разберешь) – есть участие. Участие – нарушение. Можно брать. А если еще кто-то стоит с плакатом, размахивает руками и что-то кричит (пусть даже «Привет, Вася!»), то обязательно задерживать и доставлять в «обезьянник».
Благих целей нашего сопротивления чиновник назвал выше крыши: «сохранить спокойствие», «поддержать порядок», «не допустить выступлений экстремистов, перекрытия движения»… Единственный настоящий смысл тоже чувствовался: ЧТОБЫ НИЧЕГО ТАКОГО НЕ БЫЛО В ПРИНЦИПЕ.
Кто заказывает закон…
Вообще-то милиция не испытывает угрызений совести по поводу действий на марше и безвинно побитых митингующих.
– Несогласные сами шли, власть бесилась, – комментирует районный милицейский начальник. – Они, словно дети, играют в свои политические игрушки, а мы прибираем за ними. Но это их игрушки, а не наши. У них – политика, у нас – закон.
Вот только силовыми структурами давно уже руководит не закон, а те, кто возле. Петербургские милиционеры сами рассматривают себя в качестве главных пострадавших. Испытывают досаду и вечное чувство недовольства проделанной работой. Им снова велено было делать то, что им глубоко противно. Когда операм задаешь любой вопрос о власти – они ругаются трехэтажным матом. Но если власть отдает им приказ – они идут и слепо исполняют его. Почему?..
Последний комментарий сверху
На днях один из чиновников городской администрации всерьез тет-а-тет заявил мне:
– За них же (за участников марша. – Н. П.) беспокоились, боялись провокаций!
– Каких провокаций?
– Например, обстрелов. Или террористы, пользуясь ситуацией, могли организовать взрыв в толпе. Погибли бы люди. А мы были бы виноваты...
Наверное, этот чиновник в чем-то и прав – тем более что провокаций на марше действительно было немало. Но, скажем, массовые масленичные гулянья (никак не менее восьмисот человек) или недавнее празднование 70-летия Невского района из тех же соображений запрещать почему-то не стали. Может быть, безопасностью обычных «лояльных» граждан Смольный дорожит меньше, чем безопасностью радикальной оппозиции? Или власти нравится самой расправляться с непослушным народом, и этого удовольствия она не уступит никаким террористам?
Не все ушли на кладбище
– Никто не хотел идти разгонять этот митинг, – признался мне (изначально других ушей не предусматривалось) один районный милицейский руководитель «среднего звена» («играющий тренер» – если привлечь на помощь спортивную терминологию). – В субботу! Святой день: пиво, водка, баня… Что нам Матвиенко?.. Короче, не указ. Но наши начальники (начальники с начальниками хорошо понимают друг друга, и только – друг друга) сказали: отправить по 30, а лучше – по 50 человек от каждого управления в центр города… Кто мог – придумал отмазки: ребенок заболел, хороню сегодня друга, с утра попал в ДТП... Но я же не мог отправить всех «на кладбище». Те, чья фантазия оказалась победнее, поехали к БКЗ. Я вместе с ними…
Мне легче объяснить жене и теще, где был всю ночь или почему напился без повода, чем сейчас тебе, что я делал на этом марше.
От тактики до бестактности
– Признаюсь честно: координация действий была утрачена, – это прямая речь знакомого сотрудника петербургского ОМОН. – Хотя нам вдалбливали ее, как в детстве труднодоступный урок английского языка. Многие приказы противоречили логике, и их отдавалось чрезмерное количество. Командовали все: наши начальники и главк, Смольный и Москва, комитет и министерство. Поэтому единая позиция отсутствовала даже у руководства.
Могу отвечать лишь за тех, кого знаю: каждый милиционер перед непосредственным исполнением всякий приказ пропускал через себя. И действовал исходя из того, что видел. Замечу: наш петербургский ОМОН вмешался в происходящее на последней стадии. Когда уже надо было не разгонять, а тупо не допустить всеобщую драку. Однако имелись «помощники» – «гастролеры». Уж мы-то точно знаем, кто и куда привез «экстремистов в вагонах»… Но это не те экстремисты, о которых с телеэкрана говорила Матвиенко. Это наши коллеги-омоновцы из других регионов. С ними ругаться даже бесполезно. Похоже, омоновцам из Пскова, Новгорода, Петрозаводска, Смоленска, Владимира (особенно) внушили, что у нас «революция», 1917 год. И надо ее любой ценой не допустить. Не дать прорваться митингующим сквозь кордоны. Нам вроде бы сказали то же самое. Но если у нас была жесткая тактика, то у них – абсолютная бестактность.
В итоге 3 марта в центре города собрались вся относительно незанятая петербургская милиция, ДПС, ОМОН из пяти регионов. Но для порядка этих сил оказалось мало. А вот для беспорядков – вполне достаточно.
Двадцать ножей в спину революции
– За пару месяцев, едва стало известно о Марше несогласных, началась профилактическая работа, – рассказывает оперативник одного из районных отделений милиции. – Нам поручили не просто черную работу, как всегда, а поставили нереальные задачи. Пройти по квартирам, предупредить, что ничего нельзя в этот день, всё незаконно, будут серьезные наказания. И убедить – на Марш не приходить…
Состоялось не меньше двух десятков совещаний на эту тему. И в РУВД, и в милицейском главке. С участием администрации и без. Большие дяди из Смольного объясняли: что можно милиции (не полную, но удивительную свободу действий разрешали), как вести себя «в случаях нарушения общественного порядка во время митинга». При этом подчеркивали: главное нарушение – сам марш. Он – не санкционирован, то есть – запрещен. Уже приход на площадь (порой и случайное появление – впопыхах не разберешь) – есть участие. Участие – нарушение. Можно брать. А если еще кто-то стоит с плакатом, размахивает руками и что-то кричит (пусть даже «Привет, Вася!»), то обязательно задерживать и доставлять в «обезьянник».
Благих целей нашего сопротивления чиновник назвал выше крыши: «сохранить спокойствие», «поддержать порядок», «не допустить выступлений экстремистов, перекрытия движения»… Единственный настоящий смысл тоже чувствовался: ЧТОБЫ НИЧЕГО ТАКОГО НЕ БЫЛО В ПРИНЦИПЕ.
Кто заказывает закон…
Вообще-то милиция не испытывает угрызений совести по поводу действий на марше и безвинно побитых митингующих.
– Несогласные сами шли, власть бесилась, – комментирует районный милицейский начальник. – Они, словно дети, играют в свои политические игрушки, а мы прибираем за ними. Но это их игрушки, а не наши. У них – политика, у нас – закон.
Вот только силовыми структурами давно уже руководит не закон, а те, кто возле. Петербургские милиционеры сами рассматривают себя в качестве главных пострадавших. Испытывают досаду и вечное чувство недовольства проделанной работой. Им снова велено было делать то, что им глубоко противно. Когда операм задаешь любой вопрос о власти – они ругаются трехэтажным матом. Но если власть отдает им приказ – они идут и слепо исполняют его. Почему?..
Последний комментарий сверху
На днях один из чиновников городской администрации всерьез тет-а-тет заявил мне:
– За них же (за участников марша. – Н. П.) беспокоились, боялись провокаций!
– Каких провокаций?
– Например, обстрелов. Или террористы, пользуясь ситуацией, могли организовать взрыв в толпе. Погибли бы люди. А мы были бы виноваты...
Наверное, этот чиновник в чем-то и прав – тем более что провокаций на марше действительно было немало. Но, скажем, массовые масленичные гулянья (никак не менее восьмисот человек) или недавнее празднование 70-летия Невского района из тех же соображений запрещать почему-то не стали. Может быть, безопасностью обычных «лояльных» граждан Смольный дорожит меньше, чем безопасностью радикальной оппозиции? Или власти нравится самой расправляться с непослушным народом, и этого удовольствия она не уступит никаким террористам?
Нина ПЕТЛЯНОВА
Фото Сергея ЕРМОХИНА