Нефть, обремененная листьями

Документ эпохи разграбления
  Кодекс начали разрабатывать еще в 2003 году, и, казалось бы, за это время можно было учесть мнение всех заинтересованных сторон: государства, лесопромышленников, общества, ученых — и выработать сбалансированный документ на основе компромиссов. Однако получилось как всегда: государство в лице Минэкономразвития (МЭРТ) создало кодекс под крупных промышленников (которых все труднее отличить от этого самого государства); общество вообще ничего не заметило; а ученые-специалисты уже четыре года пишут и гневные, и разоблачительные, и ядовитые статьи в своих профессиональных журналах, которых никто, кроме них самих, не читает.
  Итоговое общественное обсуждение ЛК — публичные госдумовские чтения — состоялось в Петербурге осенью 2006 года. Публичность чтений заключалась в том, что все присутствующие могли беспрепятственно слушать выступления сторонников этого грандиозного документа. На критику же «не хватило времени»: не дали выступить даже президенту Общества лесоводов России академику Писаренко, хотя он был заявлен в числе выступающих.
  «Новый Лесной кодекс — это революция в лесных отношениях. Он реформирует все: от систем лесного законодательства, управления, планирования — вплоть до специальных терминов лесного хозяйства, — заявляет Владимир Петров, доктор экономических наук, профессор, директор петербургского НИИ лесного хозяйства. — Полное разрушение (вместо реорганизации) старой, работоспособной системы управления, единственной не претерпевшей изменений за годы перестройки, приведет к замедлению темпов развития лесного сектора, оттоку или сокращению лесных специалистов».
  Когда Владимиру Николаевичу удалось войти в комиссию по разработке ЛК при Госдуме, он, по его словам, обнаружил, что работой над новым документом занимаются исключительно экономисты, совершенно незнакомые с практикой лесоводства. Одной из главных их задач было написание такого закона, который вытеснил бы с лесного рынка мелкие и средние фирмы, чтобы заменить их крупными, вертикально интегрированными. Это само по себе не решит ни одной лесной проблемы, а лишь приведет к очередному переделу собственности.

Кто в лесу хозяин
  Важнейшая часть реформы, заложенной в новом ЛК, — это переподчинение лесов от центра регионам. При этом леса не просто поменяют хозяина — кодекс разрушит всю существовавшую ранее систему управления ими.
  Например, в кодексе нет даже термина «лесное хозяйство». Лесхозы — базовые единицы управления лесами и ухода за ними. Они существовали еще со времен царской России и неплохо справлялись со своими обязанностями — уровень успешности их работы, как правило, напрямую зависел от уровня финансирования, то есть размера лесных субвенций. На сегодняшний день главное достояние лесхозов — это опыт их сотрудников, полученный ими как самостоятельно, так и «в наследство» от предшественников.
  По новому ЛК лесхозы должны быть упразднены и на их базе созданы некие предприятия, которые, возможно, будут приватизированы. При этом контроль над их деятельностью отдадут новой структуре — лесничествам. Эти лесничества будут представлять собой чиновничьи конторы, чьи сотрудники будут указывать лесникам, что те делают неправильно. Михаил Дедов, председатель Комитета по природным ресурсам и охране окружающей среды Ленинградской области, считает, что установление внешнего контроля над лесхозами благотворно скажется на их деятельности. В то же время ученые (в частности, Владимир Петров) полагают: когда «полевые» работники, знающие свои леса назубок, вынуждены будут подчиняться приказам сверху, их мотивация к труду упадет; из лесной отрасли уйдут лучшие кадры.
  В Ленинградской области (ЛО), по словам Михаила Дедова, «новые лесхозы» пока будут существовать за казенный счет. Для этого старые должны быть расформированы уже к концу нынешнего года, однако работа в этом направлении только начинается: депутаты Госдумы забыли (!) заложить лесные субвенции для ЛО в бюджет 2007 года. Лишь в мае изменения в бюджет были подписаны президентом и в настоящее время вступили в силу.
  Больше всего волнует лесников и экологов, кто в итоге будет ухаживать за лесом, беречь его от пожаров. Ведь охрана лесов — деятельность целиком убыточная, доходов никаких не приносит. И если на базе лесхозов появятся коммерческие предприятия, то работать они будут только за живые деньги. А будут ли эти деньги приходить вовремя в стране, где законодатели могут вообще «забыть» включить субвенции в бюджет, — большой вопрос. Правда, Михаил Дедов утверждает, что размер субвенций теперь значительно увеличится… что ж, вместе порадуемся этому, когда выяснится, что деньги будут потрачены именно на нужды леса.
  ЛК предполагает, что часть обязательств по уходу за лесом должны взять на себя арендаторы. Но прописано это довольно невнятно. К тому, что арендаторы добровольно взвалят на себя расходы по лесоводству, специалисты относятся скептически. Хотя некоторых из них* и беспокоит судьба леса: «Я отрицательно отношусь к Лесному кодексу. Там все сделано, чтобы уничтожить лес, и меня, как природопользователя, это очень беспокоит».

Резерв или НЗ?
  Один из главных разработчиков ЛК — Всеволод Гаврилов (замдиректора департамента природных и имущественных отношений, экономики природопользования МЭРТ) не скрывает, что взялся за создание этого документа, имея в виду терзающее его соотношение: при наличии в стране более 22% мировых запасов древесины общий объем производства российского ЛПК не превышает 3% мирового объема.
  Между тем поддержание мифа о лесном «сверхбогатстве» России сильно беспокоит ученых, в частности, Игоря Шутова, профессора, членкора Российской академии сельскохозяйственных наук (РАСХН): «Общая площадь лесов Канады — 416 млн га. Из них только 119 млн (28,6%) канадцы рассматривают как пригодные для лесопромышленной деятельности, потому что разрабатывать остальные леса — невыгодно экономически и опасно для экологии. В России же в один «общий куль» сваливают все леса».
  Как полагает Шутов, при российских лесопокрытых площадях в 1 млрд 200 млн га реально использовать для рубок не больше 250 млн га. Если же мы всерьез начнем рубить в сибирской тайге, то получится как с целиной: ресурс одноразового пользования. Вырубленные леса в условиях вечной мерзлоты не восстановятся и за сотни лет, а может быть, вообще никогда.
  В итоге площадей, занятых лесом, у нас действительно процентов двадцать от общемировых, а вот запасов древесины, получается, всего около пяти процентов, то есть в четыре раза меньше, чем пытается убедить нас ненасытное МЭРТ.
  Но разработчики ЛК на такие «мелочи» внимания обращать не собирались, о чем говорит и появление в законе нового типа лесов — «резервных». Статья 109 кодекса гласит: резервные леса — те, «в которых не планируется осуществлять заготовку древесины в течение двадцати лет». Так как ни в европейской части России, ни на Урале, ни в Южной Сибири и на юге Дальнего Востока таких лесов нет (тут рубки идут постоянно, никаких резервов никто не приберегает) — остаются только леса сибирской тайги.
  Резерв, как известно, это то, к чему можно обратиться в особом случае, но все-таки можно. Однако в таежных лесах нельзя рубить ни в коем случае! Как это делают те же канадцы: север — навеки заповедная зона.
  Очень уж пугают эти «20 лет» из статьи 109. Запас древесины в тайге — 50–100 кубометров на гектар (в 2–3 раза меньше, чем даже в бедной Ленинградской области). И ни кубометра не прирастет ни через 20, ни через 1020 лет. Но надо же лесопромышленникам что-то рубить, особенно когда в других местах России ничего, кроме кустов, уже не останется, а цены на «бентли» опять подскочат…

После нас хоть пустыня
  О своей обеспокоенности новым ЛК рассказывает Анатолий Кудряшев, директор Кировского лесхоза, кандидат сельскохозяйственных наук:
  — Во-первых, это закон непрямого действия. Практически все статьи ЛК декларативны и ничего не объясняют. Чтобы кодекс заработал, к нему необходимо принять 56 подзаконных актов. Пока что не принято ни одного. Первоначально проекты их должны были подать к 15 февраля, затем — к 15 марта… Однако пока ничего нет, хотя 15 июля они должны быть уже приняты окончательно.
  Многие положения кодекса вызывают опасения. Например, порубочный билет — документ строгой отчетности на гербовой бумаге — заменен декларацией. То есть арендатор будет не получать разрешение на рубку, а сам заявлять, где и сколько леса срубит.
  Все фактические минусы ЛК появились не случайно — это лишь отражение общего подхода к отрасли. В кодексе сказано, что «лес — это экологическая система ИЛИ природный ресурс». Получается, если лес не предполагается рубить — это экосистема, но как только начинаются рубки — это уже что-то вроде нефти или угля. И это неудивительно, так как леса сейчас находятся в ведении Министерства природных ресурсов (МПР), которое относится к ним как к возобновляемому углеродному сырью.
  На мой взгляд, выходом из положения стал бы вывод лесов из-под управления МПР и передача их, например, Министерству сельского хозяйства — куда более близкой отрасли.
  Но надежды на такое фантастическое развитие событий мало — наверху, похоже, кодексом вполне довольны (Михаил Дедов: «В целом новый кодекс прогрессивнее старого»). А мнение ученых… кому оно интересно в государстве, якобы делающем ставку на «наукоемкие и высокотехнологичные производства», а фактически существующем по принципу Людовика XV: «После нас хоть потоп»? Так что ЛК — истинный продукт своей эпохи.

Анджей БЕЛОВРАНИН

  P. S. Сотрудник лесничества*: «Что новый, что старый кодекс работают только там, где с ними работают. Например, Кингисеппский район выпилен полностью, несмотря ни на какие кодексы — там пустыня. А в Ломоносовском последнего лесного вора видели в 2004 году, и тот был одинокий дедушка. Все зависит не от законов, а от людей, их исполняющих или не исполняющих».

*Дали интервью на условиях анонимности.