Земля травой вниз
Редакция сохранила особенности речи Алиу Тункара.
Самый черный правозащитник Петербурга рассказал «Новой» о расизме, провокациях на Маршах несогласных и участии африканцев в победе над фашизмом
Афророссияне
— С какого времени вы живете в России?
— Приехал давно, в 1982 году, в Политехнический университет учиться. В 89-м окончил — а тут как раз шла перестройка, увидел, что все идет к лучшему, страна становится более свободной. К тому же решил, что мне с женой будет легче здесь, чем ей со мной в Мали. Хотя Мали — демократическая страна, и сейчас там свободнее, чем здесь.
— Как вы стали президентом «Африканского единства»?
— Еще в 85-м я организовал в Ленинграде Кубок Африки по футболу, 24 страны участвовало. Со многими познакомился. А потом в 95-м открыл кафе, и туда стали приходить почти все иностранные студенты Питера, не только африканцы. А в 97–98-м годах люди начали жаловаться, что их бьют. Мы сначала думали, что так — ну типа свобода, разные молодежные течения. Но потом понятно стало, что все серьезнее. А когда в 98-м одного очень сильно избили, его друзья ко мне подошли, сказали, что надо помочь организоваться, дать отпор. Я понимал, что биться — это не метод. И стал выяснять, как можно юридически оформить объединение, чтобы была возможность по официальным каналам донести до властей то, как мы живем, какие у нас проблемы. 30 декабря 1999 года «Африканское единство» (АЕ) получило регистрацию. Мы — единственная такая организация в России, даже в Москве есть только студенческое общество при Университете Лумумбы.
— То есть АЕ было организовано именно для решения проблемы расизма?
— Да. Мы начали писать губернатору, при содействии Гражданского контроля и Николая Гиренко встречались с Вениамином Петуховым (тогда он был главой ГУВД). Мы ему рассказали, что организованные группы скинхедов в характерной одежде нападали на людей, поначалу в основном на «Черной речке» и «Академической». Просили обратить внимание. В итоге были приняты некоторые меры: решили освещать места, где студенты ходят, внимательнее следить за постоянными маршрутами. Еще пытались решить проблему непонимания между милиционерами и африканцами, которые по-русски не всегда хорошо понимают и не могут правильно реагировать на требования сотрудников. В 2001 году организовали лекции в Пушкине в школе милиции, и это даже дало свой эффект — люди в форме стали благожелательнее к нам относиться на улицах. Но Петухов ушел — и все прекратилось. Тогда пошло мощное нарастание расизма.
Триста сребреников
— Сколько всего африканцев живет в Петербурге?
— Совсем немного, полторы-две тысячи. Из них 80–85% — студенты. Остальные устраиваются как могут. Есть врач, один наш работает помощником городского депутата Риммера, многие преподают. Есть и африканцы-нелегалы, которые живут в России лет по 10–20, в основном женившиеся на русских и вовремя не продлившие вид на жительство. Проблема в том, что они никак не могут легализоваться. Приходят в ОВИР, а им говорят: уезжайте на родину, а оттуда заново оформляйте документы. Только билет на самолет в одну сторону стоит больше тысячи долларов, да надо еще суды пройти, платить адвокату — а ведь это люди большей частью небогатые. И оформление новой визы займет минимум полгода. Разве мужчина может вот так, на неопределенный срок бросить семью? В итоге живут нелегально и дальше. Настоящие проблемы начинаются, когда подводит здоровье: медицинский полис не получить, человек попадает в больницу — и с него за каждый день требуют сумасшедшие деньги. Уже несколько наших умерло, потому что не могли позволить себе квалифицированную медпомощь… Да есть еще застрявшие в России транзитники.
— А это кто?
— Люди, обманутые аферистами. Они хотели попасть в Европу, и их обманули мошенники, сказав, что транзитом через Россию это сделать проще. Дескать, в Питере сел на маршрутку за 10 евро — и уже в Финляндии. О «шенгене» они и не слышали. Были случаи, когда аферисты встречали таких людей в Москве, сажали на метро, говорили: 15 остановок проедешь, выйдешь — будет Финляндия… Они потом обращаются в миграционную службу, им советуют оформить статус беженца. Они соглашаются, в итоге не могут и назад вернуться. Эти люди — из Африки, но обычно неизвестно, откуда именно, их настоящие имя и возраст даже не найти. Кстати, это они участвовали в провокациях на сентябрьском и первомайском Маршах несогласных.
— А вы принимали в них участие?
— Нет. В сентябре я пришел и сразу понял, что дело нечисто, и большинство питерских тогда увел. А 1 мая из Петербурга участников почти не было — только человек двадцать пошли, кому очень нужны деньги.
— Чернокожим платили за участие в маршах?
— В сентябре давали по 300 рублей местным, московским больше. Из Москвы и тогда, и сейчас на автобусах людей привозили. Накануне первомайской демонстрации обещали по 500 рублей, а московским вроде бы по тысяче. Причем питерским не все деньги даже отдали в конце.
— Они знали, что их используют в провокации?
— Про 1 мая им говорили, что нужно просто поучаствовать в шествии, минут на 30–40. Мы уже всех предупреждали, понимая, что, скорее всего, будет повторение сентябрьской истории. Но все люди свободные, каждый за себя решает. Вначале, когда африканцы оказались в колонне коммунистов, подумали, что так и надо: все-таки у страны советское прошлое. Но когда их втянули не в общую демонстрацию, а в отдельную, где лозунги против власти, многим стало неприятно, и они ушли. А московским как уйти? Их на автобусах привезли в незнакомый город.
— Вы не поддерживаете лозунги несогласных?
— Для большинства из нас это все же чужая страна, не у всех есть моральное право участвовать в таких акциях. Мы пока слишком маленькие, поэтому стараемся дружить со всеми. Хотя я лично российский гражданин, мои политические взгляды близки к «Яблоку» и СПС. Моя позиция — что в России все возвращается назад, и даже к худшему уровню. При этом у меня нет «против кого-то» — есть только своя позиция, так как я в обществе и хочу быть его активным членом.
— Вы знаете, кто организовывал провокации?
— В Питере к моим друзьям обращалась девушка, которую они помнили со времен сотрудничества с «Нашими». В 2006 году «Наши» помогли АЕ провести уроки толерантности в пятистах школах, и даже деньги за уроки платили, это было очень хорошо… И еще парни приезжали из Лумумбы и из Москвы, приходили ко мне и говорили, что движение «Наши» попросило поучаствовать.
— Были ли у африканцев какие-нибудь проблемы после этих акций?
— Многие получили последствия: в вузах вызывали, миграционная служба следила. К одному человеку, который участвовал в обоих маршах, приезжали какие-то вооруженные люди с автоматами. А на 21 мая его в миграционную службу вызвали, чтобы сказал, когда уезжает. Мы думаем, это может быть с маршами связано, хотя точно нельзя сказать… Есть у нас люди морально не очень устойчивые. Я пытался объяснить им: ты получил 500 рублей, один раз сходишь в КFС — ничего не останется. Есть принцип: старайся, чтобы тобою не пользовались. Я по-другому воспитан: я буду делать, чтобы хорошо сделать, или не делаю просто. Мы черные люди, не белые. Нас мало, и поэтому мы должны понимать свою ответственность: каждый здешний африканец своим поведением создает мнение о целом континенте.
Не думай об Африке свысока
— Встречались ли вы с проявлениями расизма в СССР?
— Обзывали на улице иногда. Я когда приехал, почувствовал себя черным человеком: смотрели настороженно. Но никаких нападений, избиений не было, менталитет был другой: наоборот, часто доброжелательное отношение встречал именно из-за цвета кожи.
— А как уживаются в России сами африканцы между собой?
— Прекрасно. Даже руандийцы: хуту и тутси — здесь в нормальных отношениях. Нас здесь слишком мало, чтобы еще и воевать.
— Когда неонацисты убили первого африканца?
— В 2001 году. Это был парень с Сейшельских островов. Несколько его земляков сразу уехало домой. А особенно много нападений было с конца 2005-го по апрель 2006-го. Вообще в африканских странах о проявлениях расизма знают, там это постоянно освещается прессой. Студентов сейчас стало меньше.
— Что вы пытаетесь делать?
— Как можно больше людей вовлечь в свой круг, выйти на тех, кто может помочь. Даем советы, как правильно себя вести. Главное — быть аккуратным: знать, куда идешь, в какое время суток. Обходить стороной непонятные группы людей, не поддаваться на провокации. Многие принципиально не спускаются в метро — это зона опасности, особенно на центральных станциях; могут легко напасть, избить, и никто не заступится. Помогает ходить группами — минимум втроем.
— Как вы познакомились с Николаем Гиренко?
— Мы вместе через «Гражданский контроль» ездили в Страсбург, там подружились. Ходили друг к другу в гости чай пить. Когда его убили, я почувствовал, что мы потеряли почву, ориентир. Он же был африканист, у него было много знакомых среди наших. Я знаю, что 19 июня — в день смерти — обязательно пойду на кладбище.
— Пытаетесь сотрудничать с другими диаспорами, чтобы защитить свои права?
— Мы входим в Дом национальностей. Но там боятся думать о расизме — говорят только о дружбе. Пытаются замолчать проблемы, чтобы показать свою лояльность власти. Бывает, если убьют кого-то из диаспоры, богатые люди из нее могут даже заплатить родственниками деньги, чтобы те молчали. Я считаю, что это НЕлояльность к властям. Надо о расизме говорить — и пытаться решить проблемы, хотя бы давать власти свои предложения. А скрывать — неправильно: это как брать землю и переворачивать травой вниз.
— Как реагируют на вашу деятельность официальные структуры?
— Те, кто занимается национальными вопросами в Комитете по внешним связям, сторонники большого молчания. Они меньше всего хотят, чтобы мы обращались напрямую губернатору или президенту, потому что это все потом возвращается к ним же. Но я пишу напрямую. Я не понимаю, как это губернатор может не высказаться, когда зверски убивают человека. И Путину я писал протест после его заявления по поводу Африки, где «закусывают своими политическими оппонентами».
Вообще отношение к Африке свысока — неправильное. У нас древняя культура; ислам пришел в Мали раньше, чем в Иран. Удивляет, что в России не верят, когда я говорю, что миллионы африканцев принимали участие во Второй мировой войне. У меня воевало на Западном фронте пять родственников. 8 мая проходят парады Победы во многих странах: для нас победа над фашизмом — значительное событие в истории; это и наша победа, за которую мы заплатили сотнями тысяч жизней.
Президент «Африканского единства» Алиу Тункара хорошо говорит по-русски, хотя и со своеобразным акцентом. В Петербурге у него русская жена и двое детей, свой бизнес. Он по праву может считаться афророссиянином (по аналогии с афроамериканцами), поскольку живет в России уже 26 лет. Правда, российское гражданство получил лишь недавно — в 2007 году, когда стало не хватать вида на жительство.
А еще он — огромный черный мужик, приветливый, доброжелательный, всегда готовый улыбнуться.
Афророссияне
— С какого времени вы живете в России?
— Приехал давно, в 1982 году, в Политехнический университет учиться. В 89-м окончил — а тут как раз шла перестройка, увидел, что все идет к лучшему, страна становится более свободной. К тому же решил, что мне с женой будет легче здесь, чем ей со мной в Мали. Хотя Мали — демократическая страна, и сейчас там свободнее, чем здесь.
— Как вы стали президентом «Африканского единства»?
— Еще в 85-м я организовал в Ленинграде Кубок Африки по футболу, 24 страны участвовало. Со многими познакомился. А потом в 95-м открыл кафе, и туда стали приходить почти все иностранные студенты Питера, не только африканцы. А в 97–98-м годах люди начали жаловаться, что их бьют. Мы сначала думали, что так — ну типа свобода, разные молодежные течения. Но потом понятно стало, что все серьезнее. А когда в 98-м одного очень сильно избили, его друзья ко мне подошли, сказали, что надо помочь организоваться, дать отпор. Я понимал, что биться — это не метод. И стал выяснять, как можно юридически оформить объединение, чтобы была возможность по официальным каналам донести до властей то, как мы живем, какие у нас проблемы. 30 декабря 1999 года «Африканское единство» (АЕ) получило регистрацию. Мы — единственная такая организация в России, даже в Москве есть только студенческое общество при Университете Лумумбы.
— То есть АЕ было организовано именно для решения проблемы расизма?
— Да. Мы начали писать губернатору, при содействии Гражданского контроля и Николая Гиренко встречались с Вениамином Петуховым (тогда он был главой ГУВД). Мы ему рассказали, что организованные группы скинхедов в характерной одежде нападали на людей, поначалу в основном на «Черной речке» и «Академической». Просили обратить внимание. В итоге были приняты некоторые меры: решили освещать места, где студенты ходят, внимательнее следить за постоянными маршрутами. Еще пытались решить проблему непонимания между милиционерами и африканцами, которые по-русски не всегда хорошо понимают и не могут правильно реагировать на требования сотрудников. В 2001 году организовали лекции в Пушкине в школе милиции, и это даже дало свой эффект — люди в форме стали благожелательнее к нам относиться на улицах. Но Петухов ушел — и все прекратилось. Тогда пошло мощное нарастание расизма.
Триста сребреников
— Сколько всего африканцев живет в Петербурге?
— Совсем немного, полторы-две тысячи. Из них 80–85% — студенты. Остальные устраиваются как могут. Есть врач, один наш работает помощником городского депутата Риммера, многие преподают. Есть и африканцы-нелегалы, которые живут в России лет по 10–20, в основном женившиеся на русских и вовремя не продлившие вид на жительство. Проблема в том, что они никак не могут легализоваться. Приходят в ОВИР, а им говорят: уезжайте на родину, а оттуда заново оформляйте документы. Только билет на самолет в одну сторону стоит больше тысячи долларов, да надо еще суды пройти, платить адвокату — а ведь это люди большей частью небогатые. И оформление новой визы займет минимум полгода. Разве мужчина может вот так, на неопределенный срок бросить семью? В итоге живут нелегально и дальше. Настоящие проблемы начинаются, когда подводит здоровье: медицинский полис не получить, человек попадает в больницу — и с него за каждый день требуют сумасшедшие деньги. Уже несколько наших умерло, потому что не могли позволить себе квалифицированную медпомощь… Да есть еще застрявшие в России транзитники.
— А это кто?
— Люди, обманутые аферистами. Они хотели попасть в Европу, и их обманули мошенники, сказав, что транзитом через Россию это сделать проще. Дескать, в Питере сел на маршрутку за 10 евро — и уже в Финляндии. О «шенгене» они и не слышали. Были случаи, когда аферисты встречали таких людей в Москве, сажали на метро, говорили: 15 остановок проедешь, выйдешь — будет Финляндия… Они потом обращаются в миграционную службу, им советуют оформить статус беженца. Они соглашаются, в итоге не могут и назад вернуться. Эти люди — из Африки, но обычно неизвестно, откуда именно, их настоящие имя и возраст даже не найти. Кстати, это они участвовали в провокациях на сентябрьском и первомайском Маршах несогласных.
— А вы принимали в них участие?
— Нет. В сентябре я пришел и сразу понял, что дело нечисто, и большинство питерских тогда увел. А 1 мая из Петербурга участников почти не было — только человек двадцать пошли, кому очень нужны деньги.
— Чернокожим платили за участие в маршах?
— В сентябре давали по 300 рублей местным, московским больше. Из Москвы и тогда, и сейчас на автобусах людей привозили. Накануне первомайской демонстрации обещали по 500 рублей, а московским вроде бы по тысяче. Причем питерским не все деньги даже отдали в конце.
— Они знали, что их используют в провокации?
— Про 1 мая им говорили, что нужно просто поучаствовать в шествии, минут на 30–40. Мы уже всех предупреждали, понимая, что, скорее всего, будет повторение сентябрьской истории. Но все люди свободные, каждый за себя решает. Вначале, когда африканцы оказались в колонне коммунистов, подумали, что так и надо: все-таки у страны советское прошлое. Но когда их втянули не в общую демонстрацию, а в отдельную, где лозунги против власти, многим стало неприятно, и они ушли. А московским как уйти? Их на автобусах привезли в незнакомый город.
— Вы не поддерживаете лозунги несогласных?
— Для большинства из нас это все же чужая страна, не у всех есть моральное право участвовать в таких акциях. Мы пока слишком маленькие, поэтому стараемся дружить со всеми. Хотя я лично российский гражданин, мои политические взгляды близки к «Яблоку» и СПС. Моя позиция — что в России все возвращается назад, и даже к худшему уровню. При этом у меня нет «против кого-то» — есть только своя позиция, так как я в обществе и хочу быть его активным членом.
— Вы знаете, кто организовывал провокации?
— В Питере к моим друзьям обращалась девушка, которую они помнили со времен сотрудничества с «Нашими». В 2006 году «Наши» помогли АЕ провести уроки толерантности в пятистах школах, и даже деньги за уроки платили, это было очень хорошо… И еще парни приезжали из Лумумбы и из Москвы, приходили ко мне и говорили, что движение «Наши» попросило поучаствовать.
— Были ли у африканцев какие-нибудь проблемы после этих акций?
— Многие получили последствия: в вузах вызывали, миграционная служба следила. К одному человеку, который участвовал в обоих маршах, приезжали какие-то вооруженные люди с автоматами. А на 21 мая его в миграционную службу вызвали, чтобы сказал, когда уезжает. Мы думаем, это может быть с маршами связано, хотя точно нельзя сказать… Есть у нас люди морально не очень устойчивые. Я пытался объяснить им: ты получил 500 рублей, один раз сходишь в КFС — ничего не останется. Есть принцип: старайся, чтобы тобою не пользовались. Я по-другому воспитан: я буду делать, чтобы хорошо сделать, или не делаю просто. Мы черные люди, не белые. Нас мало, и поэтому мы должны понимать свою ответственность: каждый здешний африканец своим поведением создает мнение о целом континенте.
Не думай об Африке свысока
— Встречались ли вы с проявлениями расизма в СССР?
— Обзывали на улице иногда. Я когда приехал, почувствовал себя черным человеком: смотрели настороженно. Но никаких нападений, избиений не было, менталитет был другой: наоборот, часто доброжелательное отношение встречал именно из-за цвета кожи.
— А как уживаются в России сами африканцы между собой?
— Прекрасно. Даже руандийцы: хуту и тутси — здесь в нормальных отношениях. Нас здесь слишком мало, чтобы еще и воевать.
— Когда неонацисты убили первого африканца?
— В 2001 году. Это был парень с Сейшельских островов. Несколько его земляков сразу уехало домой. А особенно много нападений было с конца 2005-го по апрель 2006-го. Вообще в африканских странах о проявлениях расизма знают, там это постоянно освещается прессой. Студентов сейчас стало меньше.
— Что вы пытаетесь делать?
— Как можно больше людей вовлечь в свой круг, выйти на тех, кто может помочь. Даем советы, как правильно себя вести. Главное — быть аккуратным: знать, куда идешь, в какое время суток. Обходить стороной непонятные группы людей, не поддаваться на провокации. Многие принципиально не спускаются в метро — это зона опасности, особенно на центральных станциях; могут легко напасть, избить, и никто не заступится. Помогает ходить группами — минимум втроем.
— Как вы познакомились с Николаем Гиренко?
— Мы вместе через «Гражданский контроль» ездили в Страсбург, там подружились. Ходили друг к другу в гости чай пить. Когда его убили, я почувствовал, что мы потеряли почву, ориентир. Он же был африканист, у него было много знакомых среди наших. Я знаю, что 19 июня — в день смерти — обязательно пойду на кладбище.
— Пытаетесь сотрудничать с другими диаспорами, чтобы защитить свои права?
— Мы входим в Дом национальностей. Но там боятся думать о расизме — говорят только о дружбе. Пытаются замолчать проблемы, чтобы показать свою лояльность власти. Бывает, если убьют кого-то из диаспоры, богатые люди из нее могут даже заплатить родственниками деньги, чтобы те молчали. Я считаю, что это НЕлояльность к властям. Надо о расизме говорить — и пытаться решить проблемы, хотя бы давать власти свои предложения. А скрывать — неправильно: это как брать землю и переворачивать травой вниз.
— Как реагируют на вашу деятельность официальные структуры?
— Те, кто занимается национальными вопросами в Комитете по внешним связям, сторонники большого молчания. Они меньше всего хотят, чтобы мы обращались напрямую губернатору или президенту, потому что это все потом возвращается к ним же. Но я пишу напрямую. Я не понимаю, как это губернатор может не высказаться, когда зверски убивают человека. И Путину я писал протест после его заявления по поводу Африки, где «закусывают своими политическими оппонентами».
Вообще отношение к Африке свысока — неправильное. У нас древняя культура; ислам пришел в Мали раньше, чем в Иран. Удивляет, что в России не верят, когда я говорю, что миллионы африканцев принимали участие во Второй мировой войне. У меня воевало на Западном фронте пять родственников. 8 мая проходят парады Победы во многих странах: для нас победа над фашизмом — значительное событие в истории; это и наша победа, за которую мы заплатили сотнями тысяч жизней.
Беседовал Анджей БЕЛОВРАНИН
Фото Михаила МАСЛЕННИКОВА