Первая пятилетка имени доминика перро
Снос дома № 5 по наб. Крюкова канала
Вторая сцена Мариинского театра положила начало феномену исчезающего Петербурга
Дилетантизм как технология
На образовавшейся уже исторической дистанции видно, что именно тогда, в 2003 году, зарождались все те негативные процессы, которые за пять лет создали феномен «исчезающего Петербурга». И, в частности, итоги конкурса проектов МТ-2 стали, как мне представляется, мощным катализатором уничтожения исторического центра Петербурга.
За пять лет окончательно выяснилось, что место на берегу Крюкова канала, которое назначили для МТ-2, нарисованного сказочником Перро, было выбрано по-дилетантски, без учета градостроительных обстоятельств, без предварительной разведки грунтов. Шурфы и первые геологические открытия на местности стали делать после (!) сноса ДК имени Первой Пятилетки и зачистки территории целого квартала, и это еще одна важная особенность, связанная с тем, что в конкурсе победил не проект, а картинка, красиво выполненный макет.
Я не случайно в самом начале уточнил: «так называемый проект». К моменту победы в конкурсе не было не только результатов геологической экспертизы, показывающей, например, что в этом месте можно сделать три подземных этажа, как это нарисовал Перро, но не существовало и каких-то примерных инженерных расчетов, связанных с надежностью крыши сложной формы, затратами на очистку ее от снега или возможностью вписать здание такой высоты без угрозы нарушения инсоляции окружающих жилых домов. Не было и предварительных расчетов практической осуществимости всей этой криволинейной бутафории. Поэтому проектом назвать то-что-победило-в-конкурсе было просто невозможно.
Я не верю, что организаторы конкурса и начала строительства МТ-2 и даже министр культуры Швыдкой, с трудом отвлекавшийся на проблемы строительства в Петербурге от своих телевыкриков «жизнь прекрасна!», были дилетантами и не понимали, что без всего перечисленного нельзя начинать финансирование, что наличие занятных картинок — еще не гарантия. Думаю, что отлично понимали. Но понимали и другое: прикинуться дилетантами выгодно, ибо строительство — дело очень прибыльное. И тут очень пригодился Валерий Гергиев с его связями на уровне Путина и Грефа. Гергиев, который может добиться весьма многого. Например, проведения международного архитектурного конкурса, инвестиций из бюджета (необходимый объем которых рос прямо на глазах), сноса любых зданий — надо только подсказать каких. Гергиев поначалу и не понял, что его славой и мегаломанией, помноженными на связи и пробивную способность, на его «ревность не по разуму», элементарно воспользовались «специалисты по инвестициям», которые точно рассчитали, что он наверняка клюнет на МТ-2 рядом с МТ-1. Одновременно эти «специалисты» воспользовались и Перро, который быстро стал отработанным материалом и к январю 2007 года был совершенно закономерно отстранен от рабочего проектирования.
Предыстория
В 1997 году Гергиев встретился с Ельциным и попросил рассмотреть возможность реконструкции МТ с одновременным включением в «единый театральный комплекс» ансамбля «Новая Голландия». Аргументация сводилась к тому, что творческий потенциал труппы (около 1000 человек) позволяет ставить до 12 премьер в год, выступать на двух сценах одновременно и гастролировать, а театр задыхается в своих нынешних объемах, труппа работает на 20% своих творческих возможностей, а МТ обеспечен площадями на 40% от потребности. В итоге Гергиев поставил вопрос о строительстве МТ-2.
В 1997 году театр обратился в Бюро генерального плана Комитета по градостроительству и архитектуре. Вывод архитекторов: МТ-1 располагается на одном берегу Крюкова канала, а МТ-2 имеет смысл поставить на другом берегу, освободив для него целый квартал. Прошло два заседания научного совета по охране культурного наследия, и был выработан такой взгляд: 1) возможен снос всех зданий на другом берегу Крюкова канала, кроме фрагмента Литовского рынка Кваренги; 2) следует сохранить визуальную связь с Никольским собором по Крюкову каналу, то есть технологическая связка между двумя зданиями в виде моста возможна, но выше моста — стекло; 3) высоты — 30 м по фасаду, 40 м — в глубине, ибо Петербург — не город небоскребов.
Предложения Бюро генплана представляются весьма спорными. Во-первых, под вопросом так и осталась экономическая и творческая необходимость строительства МТ-2, особенно с учетом того, что звезды Мариинского (включая самого Гергиева) бродят по миру и в самом театре бывают наездами, как гастролеры. Во-вторых, никак не была обоснована потребность в создании МТ-2 рядом с МТ-1, а не в другом районе города. Скорее всего, в 1997 году о практическом воплощении этих идей никто вообще не думал. И уж точно никто в 1997 году не мог предположить, что для набережной Крюкова канала будет предложен внеконтекстный архитектурный монстр, а в подземном болоте, о существовании которого все специалисты знали, будут вести строительство на глубину до 15 метров (из-за требования снизить высоту здания).
Забавно, что, когда в январе 2002 года тогдашний председатель Госстроя Шамузафаров привез в Петербург внеконтекстный проект МТ-2 Эрика Мосса, он был просто изничтожен. Стенограмма заседаний, на которых Мосса буквально стерли в порошок, интересна и поучительна. И именно это стало отправной точкой для международного конкурса, на котором победил Перро с проектом, оказавшимся еще хуже отвергнутого проекта Мосса.
Но времена изменились, и то, что казалось невозможным в 1997 году, в 2003-м оказалось вполне допустимым. Цинизм, большие деньги, уверенность, что в Петербурге можно делать все, что угодно, и Валентина Матвиенко на посту губернатора появились в городе практически одновременно, и это случайное совпадение резко поменяло всю ситуацию. Когда старыми предложениями Бюро генплана воспользовались, строительной мафией уже фактически был сформулирован заказ на уничтожение исторического центра Петербурга, и МТ-2 оказался как нельзя более кстати.
Провал конкурса
На выставке (2003 года) в музее Академии художеств было представлено одиннадцать проектов архитектурных команд из семи стран. Земцов и Кондиайн предложили снести не один квартал под строительство МТ-2 (что было предусмотрено условиями конкурса), а два. Второй сносимый квартал — что резко противоречило условиям и должно было вообще привести к недопущению проекта к участию в конкурсе — был ими предназначен под гигантскую эспланаду с фонтанами и террасами. Проект Рейнберга и Шарова, предложивших параллелепипед, одетый стеклянными галереями, больше подходил на роль торгово-выставочного комплекса. Скокан предложил проект здания завода. У Холляйна получился красивый универмаг, оформленный все теми же крупными стеклянными элементами в стальном обрамлении. Изодзаки использовал «национальные» образы лучизма, супрематизма и конструктивизма, спроектировав здание в виде гигантского многослойного штабеля, собранного из разноцветных досок и листов фанеры. Перро предложил накрыть новое здание театра покровом в виде гигантского неправильного многогранника. Это вообще была не архитектура и даже не дизайн, а демонстративный уход от нерешаемой проблемы фасадов. Эгераат выставил криволинейный конструктивизм: объем театрального здания словно охвачен гигантскими руками-башнями, в формах и линиях есть хоть что-то петербургское. Ботта предложил еще более простой проект: здание театра, имеющее в плане эллиптическую форму и отделанное фактурными каменными блоками. На него положена крыша в виде платформы высотой 8,5 м. Нижнее здание, в отличие от большинства проектов, не стеклянное, а каменное. «Эллипс» из фактурных блоков сочетается с каменной облицовкой канала и усиливает образ сурового гранита. Хотя бы был понят смыслообразующий контраст между внутренней роскошью императорского театра и внешней суровой бедностью среды и скромностью строения — контраст, столь характерный именно для Мариинки.
Однако все проекты для практического строительства не годились, ни один из них не предложил гармонического целого с урбанистическим и культурным контекстом Петербурга.
Закономерно, что к июню 2008 года от проекта, с таким шумом и треском победившего в конкурсе, осталось очень мало. А если точнее, то неизвестно что осталось. И кто теперь рисует новые картинки, в каком стиле, с какой степенью профессионализма. Гергиев же теперь непосредственно руководит архитектурным проектированием и строительством МТ-2 и обещает: «Монстра у исторического здания Мариинки не появится. Мы, конечно, построим вторую сцену, но это будет не крикливая архитектура…»
Привлекать внимание «радикальными жестами», как Гергиев пытался в 2002–2003 годах, он уже вроде бы не хочет. Но если взглянуть на уродство Концертного зала Мариинского театра на ул. Писарева / Декабристов, которое создавалось вопреки проекту Фабра под непосредственным руководством администрации МТ, поневоле предвкушаешь шок от творчества архитектора Гергиева.
Потерять вкус или совесть?
Не знаю, что было написано в задании, выданном проектантам МТ-2 перед конкурсом, но в резюме для прессы отмечалось, что «оригинальный и запоминающийся образ нового здания Мариинского театра призван стать новой визитной карточкой Петербурга и независимо от степени радикальности дизайна — образовать гармоническое целое с урбанистическим и культурным контекстом» города.
Поскольку ни один из 11 проектов такого гармонического целого не образовал, логично предположить, что всем участникам конкурса тем или иным образом, но оргкомитет дал понять, что требуется на самом деле не попадание в стиль Коломны и старого здания МТ, а некий средний «авангард». Иначе хотя бы кто-нибудь да оскоромился и попасть в стиль с «урбанистическим контекстом» попытался бы.
В дневниках Венедикта Ерофеева есть чудный вопрос: что выгоднее — потерять вкус или совесть? А если и то, и другое сразу? Именно это и произошло. Проект Мосса пыталась навязать Москва со всеми вытекающими, а тут и конкурс был СВОЙ, а теперь еще и строительство СВОЁ... Стоимость проекта поначалу оценивалась в $ 150 — 200 млн, 10% даже от этой суммы, затем выросшей, — неплохая величина… Объявить, что конкурс не дал результата, было бы просто невыгодно, поэтому за истину (Перро — автор лучшего, талантливейшего проекта) выдали то, что являлось выгодным. Когда светят такие доходы, какая разница, годится проект стилистически или нет?
Ровно пять лет назад, 28 июня 2003 г., в обстановке тщательной имитации большого праздника в здании Академии художеств были объявлены результаты международного архитектурного конкурса проектов второго здания Мариинского театра (МТ-2). Победу, как было предложено считать организаторами конкурса, одержал проект французского архитектора Доминика Перро.
С того времени и до сего дня все, что связано с этим так называемым проектом, образует непрерывную череду скандалов, так что имя Перро само стало у нас символом скандальности.
Дилетантизм как технология
На образовавшейся уже исторической дистанции видно, что именно тогда, в 2003 году, зарождались все те негативные процессы, которые за пять лет создали феномен «исчезающего Петербурга». И, в частности, итоги конкурса проектов МТ-2 стали, как мне представляется, мощным катализатором уничтожения исторического центра Петербурга.
За пять лет окончательно выяснилось, что место на берегу Крюкова канала, которое назначили для МТ-2, нарисованного сказочником Перро, было выбрано по-дилетантски, без учета градостроительных обстоятельств, без предварительной разведки грунтов. Шурфы и первые геологические открытия на местности стали делать после (!) сноса ДК имени Первой Пятилетки и зачистки территории целого квартала, и это еще одна важная особенность, связанная с тем, что в конкурсе победил не проект, а картинка, красиво выполненный макет.
Я не случайно в самом начале уточнил: «так называемый проект». К моменту победы в конкурсе не было не только результатов геологической экспертизы, показывающей, например, что в этом месте можно сделать три подземных этажа, как это нарисовал Перро, но не существовало и каких-то примерных инженерных расчетов, связанных с надежностью крыши сложной формы, затратами на очистку ее от снега или возможностью вписать здание такой высоты без угрозы нарушения инсоляции окружающих жилых домов. Не было и предварительных расчетов практической осуществимости всей этой криволинейной бутафории. Поэтому проектом назвать то-что-победило-в-конкурсе было просто невозможно.
Я не верю, что организаторы конкурса и начала строительства МТ-2 и даже министр культуры Швыдкой, с трудом отвлекавшийся на проблемы строительства в Петербурге от своих телевыкриков «жизнь прекрасна!», были дилетантами и не понимали, что без всего перечисленного нельзя начинать финансирование, что наличие занятных картинок — еще не гарантия. Думаю, что отлично понимали. Но понимали и другое: прикинуться дилетантами выгодно, ибо строительство — дело очень прибыльное. И тут очень пригодился Валерий Гергиев с его связями на уровне Путина и Грефа. Гергиев, который может добиться весьма многого. Например, проведения международного архитектурного конкурса, инвестиций из бюджета (необходимый объем которых рос прямо на глазах), сноса любых зданий — надо только подсказать каких. Гергиев поначалу и не понял, что его славой и мегаломанией, помноженными на связи и пробивную способность, на его «ревность не по разуму», элементарно воспользовались «специалисты по инвестициям», которые точно рассчитали, что он наверняка клюнет на МТ-2 рядом с МТ-1. Одновременно эти «специалисты» воспользовались и Перро, который быстро стал отработанным материалом и к январю 2007 года был совершенно закономерно отстранен от рабочего проектирования.
Предыстория
В 1997 году Гергиев встретился с Ельциным и попросил рассмотреть возможность реконструкции МТ с одновременным включением в «единый театральный комплекс» ансамбля «Новая Голландия». Аргументация сводилась к тому, что творческий потенциал труппы (около 1000 человек) позволяет ставить до 12 премьер в год, выступать на двух сценах одновременно и гастролировать, а театр задыхается в своих нынешних объемах, труппа работает на 20% своих творческих возможностей, а МТ обеспечен площадями на 40% от потребности. В итоге Гергиев поставил вопрос о строительстве МТ-2.
В 1997 году театр обратился в Бюро генерального плана Комитета по градостроительству и архитектуре. Вывод архитекторов: МТ-1 располагается на одном берегу Крюкова канала, а МТ-2 имеет смысл поставить на другом берегу, освободив для него целый квартал. Прошло два заседания научного совета по охране культурного наследия, и был выработан такой взгляд: 1) возможен снос всех зданий на другом берегу Крюкова канала, кроме фрагмента Литовского рынка Кваренги; 2) следует сохранить визуальную связь с Никольским собором по Крюкову каналу, то есть технологическая связка между двумя зданиями в виде моста возможна, но выше моста — стекло; 3) высоты — 30 м по фасаду, 40 м — в глубине, ибо Петербург — не город небоскребов.
Предложения Бюро генплана представляются весьма спорными. Во-первых, под вопросом так и осталась экономическая и творческая необходимость строительства МТ-2, особенно с учетом того, что звезды Мариинского (включая самого Гергиева) бродят по миру и в самом театре бывают наездами, как гастролеры. Во-вторых, никак не была обоснована потребность в создании МТ-2 рядом с МТ-1, а не в другом районе города. Скорее всего, в 1997 году о практическом воплощении этих идей никто вообще не думал. И уж точно никто в 1997 году не мог предположить, что для набережной Крюкова канала будет предложен внеконтекстный архитектурный монстр, а в подземном болоте, о существовании которого все специалисты знали, будут вести строительство на глубину до 15 метров (из-за требования снизить высоту здания).
Забавно, что, когда в январе 2002 года тогдашний председатель Госстроя Шамузафаров привез в Петербург внеконтекстный проект МТ-2 Эрика Мосса, он был просто изничтожен. Стенограмма заседаний, на которых Мосса буквально стерли в порошок, интересна и поучительна. И именно это стало отправной точкой для международного конкурса, на котором победил Перро с проектом, оказавшимся еще хуже отвергнутого проекта Мосса.
Но времена изменились, и то, что казалось невозможным в 1997 году, в 2003-м оказалось вполне допустимым. Цинизм, большие деньги, уверенность, что в Петербурге можно делать все, что угодно, и Валентина Матвиенко на посту губернатора появились в городе практически одновременно, и это случайное совпадение резко поменяло всю ситуацию. Когда старыми предложениями Бюро генплана воспользовались, строительной мафией уже фактически был сформулирован заказ на уничтожение исторического центра Петербурга, и МТ-2 оказался как нельзя более кстати.
Провал конкурса
На выставке (2003 года) в музее Академии художеств было представлено одиннадцать проектов архитектурных команд из семи стран. Земцов и Кондиайн предложили снести не один квартал под строительство МТ-2 (что было предусмотрено условиями конкурса), а два. Второй сносимый квартал — что резко противоречило условиям и должно было вообще привести к недопущению проекта к участию в конкурсе — был ими предназначен под гигантскую эспланаду с фонтанами и террасами. Проект Рейнберга и Шарова, предложивших параллелепипед, одетый стеклянными галереями, больше подходил на роль торгово-выставочного комплекса. Скокан предложил проект здания завода. У Холляйна получился красивый универмаг, оформленный все теми же крупными стеклянными элементами в стальном обрамлении. Изодзаки использовал «национальные» образы лучизма, супрематизма и конструктивизма, спроектировав здание в виде гигантского многослойного штабеля, собранного из разноцветных досок и листов фанеры. Перро предложил накрыть новое здание театра покровом в виде гигантского неправильного многогранника. Это вообще была не архитектура и даже не дизайн, а демонстративный уход от нерешаемой проблемы фасадов. Эгераат выставил криволинейный конструктивизм: объем театрального здания словно охвачен гигантскими руками-башнями, в формах и линиях есть хоть что-то петербургское. Ботта предложил еще более простой проект: здание театра, имеющее в плане эллиптическую форму и отделанное фактурными каменными блоками. На него положена крыша в виде платформы высотой 8,5 м. Нижнее здание, в отличие от большинства проектов, не стеклянное, а каменное. «Эллипс» из фактурных блоков сочетается с каменной облицовкой канала и усиливает образ сурового гранита. Хотя бы был понят смыслообразующий контраст между внутренней роскошью императорского театра и внешней суровой бедностью среды и скромностью строения — контраст, столь характерный именно для Мариинки.
Однако все проекты для практического строительства не годились, ни один из них не предложил гармонического целого с урбанистическим и культурным контекстом Петербурга.
Закономерно, что к июню 2008 года от проекта, с таким шумом и треском победившего в конкурсе, осталось очень мало. А если точнее, то неизвестно что осталось. И кто теперь рисует новые картинки, в каком стиле, с какой степенью профессионализма. Гергиев же теперь непосредственно руководит архитектурным проектированием и строительством МТ-2 и обещает: «Монстра у исторического здания Мариинки не появится. Мы, конечно, построим вторую сцену, но это будет не крикливая архитектура…»
Привлекать внимание «радикальными жестами», как Гергиев пытался в 2002–2003 годах, он уже вроде бы не хочет. Но если взглянуть на уродство Концертного зала Мариинского театра на ул. Писарева / Декабристов, которое создавалось вопреки проекту Фабра под непосредственным руководством администрации МТ, поневоле предвкушаешь шок от творчества архитектора Гергиева.
Потерять вкус или совесть?
Не знаю, что было написано в задании, выданном проектантам МТ-2 перед конкурсом, но в резюме для прессы отмечалось, что «оригинальный и запоминающийся образ нового здания Мариинского театра призван стать новой визитной карточкой Петербурга и независимо от степени радикальности дизайна — образовать гармоническое целое с урбанистическим и культурным контекстом» города.
Поскольку ни один из 11 проектов такого гармонического целого не образовал, логично предположить, что всем участникам конкурса тем или иным образом, но оргкомитет дал понять, что требуется на самом деле не попадание в стиль Коломны и старого здания МТ, а некий средний «авангард». Иначе хотя бы кто-нибудь да оскоромился и попасть в стиль с «урбанистическим контекстом» попытался бы.
В дневниках Венедикта Ерофеева есть чудный вопрос: что выгоднее — потерять вкус или совесть? А если и то, и другое сразу? Именно это и произошло. Проект Мосса пыталась навязать Москва со всеми вытекающими, а тут и конкурс был СВОЙ, а теперь еще и строительство СВОЁ... Стоимость проекта поначалу оценивалась в $ 150 — 200 млн, 10% даже от этой суммы, затем выросшей, — неплохая величина… Объявить, что конкурс не дал результата, было бы просто невыгодно, поэтому за истину (Перро — автор лучшего, талантливейшего проекта) выдали то, что являлось выгодным. Когда светят такие доходы, какая разница, годится проект стилистически или нет?
Михаил ЗОЛОТОНОСОВ
Фото ИНТЕРПРЕСС