Прогулка по траве забвения
Музей-усадьба «Рождествено»
Петербургские журналисты приняли участие в пресс-туре по разоренным дворянским гнездам Ленинградской области
Эмблема печали
Только на территории нынешней Ленинградской области к 1917-му насчитывалось более 2,5 тысяч усадеб. Для вышедшей три года назад книги «100 усадеб Ленинградской области» с трудом набрали вынесенное в заглавие число из пока еще имеющихся. Причем едва ли не половина только из этой сотни существует реально — от другой остались разве что название и память места, осколки парков да руинированные фрагменты хозяйственных построек. По оценкам сопредседателя Петербургского отделения Всероссийского общества охраны памятников Александра Марголиса, состояние объектов наследия в Ленинградской области настолько катастрофично, что впору объявлять ее зоной бедствия.
— Хотя в наше мирное и относительно сытное время можно было бы уделять памятникам внимание, — полагает Марголис. — Увы, это не так. Мы видим, как гибнет подлинное и как цивилизация ХХI века наползает со всех сторон. Участились пожары, и есть подозрение, что это следствие не только стихии, но и направленной злой воли, попыток захвата земель.
Условно подразделяя памятники области на три группы (императорские резиденции, зачастую мало уступающие им по архитектурному своему великолепию усадьбы российской аристократии и родовые имения дворянства средней руки), Александр Марголис подчеркивает: наше время выказывает преступное равнодушие даже к участи первых. По образному выражению историка Ропшинский дворец — своего рода эмблема состояния архитектурного достояния в Ленинградской области. Уникальный дворцово-парковый комплекс XVIII века, охраняемый государством памятник федерального значения пребывает в таком виде, будто Великая Отечественная закончилась здесь только вчера. Фактически не существует дворца Романовых на левом берегу Невы в Пелле.
— Все уже смирились с тем, что окончательно погубленный в годы войны ансамбль утрачен навсегда. Хотя «стартовое» его состояние не отличалось от того, в каком оказался к 1944 году тот же Екатерининский дворец в Царском Селе, — замечает Марголис.
Организованный при поддержке областного правительства пресс-тур ИА «Росбалт» «Сегодняшний день дворянских усадеб» сосредоточил внимание журналистов на объектах лишь отдельно взятого Гатчинского района. Где, по мнению экспертов, положение дел вызывает меньше беспокойства, нежели в целом по области. Краеведы-энтузиасты, музейщики с благодарностью говорят об участии местных властей — что при всей ограниченности финансовых возможностей стремятся помочь, как говорится, чем могут.
Во всяком случае, по заверениям заведующей музеем-усадьбой «Рождествено» Ирины Авикайнен, руководство Гатчинского района и Рождественской волости занимает последовательную и непреклонную позицию, пресекая всякие попытки отрезать кусок от усадебного парка — хотя границы занимаемой памятником территории пока до конца юридически не закреплены.
Два года назад правительство Ленобласти оплатило топографическую съемку участка, но еще нужна примерно такая же сумма для завершения работ по кадастровому оформлению. Проблем добавляет и запутанная ситуация со статусом и правами собственности. Здание усадьбы — памятник федерального значения и федеральная же собственность, переданная в оперативное управление учреждению Ленинградской области; собственно музей — областной, земля — муниципальная.
— Получается, что деньги нам дает областное правительство, а регистрировать участок предстоит, видимо, на Российскую Федерацию, по принадлежности здания-памятника, — недоумевает Авикайнен.
К тому же сегодня под охраной находится лишь территория усадьбы (16 га), а надо бы распространить зону охраны и на прилегающий парк, составляющий с ней единое композиционное целое.
Помочь делу могло бы закрепление за всем комплексом статуса особо охраняемой природной территории — но неповоротливая бюрократическая машина и недоработки в законодательстве мешают реализации этой задачи.
С чего начинается Родина
Хотя, казалось бы, достаточно политической воли. Той самой, что уже сколько лет понуждает к выработке национальной идеи. Так вот она — в живой памяти, сохраняющейся в овеществленных приметах не знавшей внутреннего разлада культуры быта, гармонии природы и рукотворных памятников, создававшихся ей в унисон, всего исполненного смысла и достоинства житейского уклада.
В том же Рождествене сохраняется и по сию пору замечательная сельская библиотека, основанная в 1896 году Комитетом грамотности при Вольном экономическом обществе на средства владелицы мызы Выра О. Н. Рукавишниковой. К формированию фондов и ведущейся библиотекой просветительской работе были причастны и отец писателя, один из руководителей кадетской партии В. Д. Набоков, и дядя — дипломат И. В. Рукавишников, местное купечество и духовенство. Дважды библиотека подвергалась разорению — в годы Гражданской и Великой Отечественной. Но всякий раз восстанавливалась вновь, объединяя жителей села, поднимая их на благородное и бескорыстное общее дело. И сегодня второй такой нет не только в области, но и во всей стране, пожалуй, — и по истории, и по уникальной коллекции книг (17 тысяч единиц хранения), и по прилагаемым библиотекой усилиям в деле сбережения местных культурных традиций, организации выставок, встреч с писателями, артистами и поэтами.
Опыт общественной деятельности отечественного дворянства, донесенный до ума и сердца новых «хозяев жизни», мог бы стать эффективной прививкой от чумы нашего времени — агрессивного, не обремененного никакими культурными рамками внутренних ограничений стяжательства.
И история этих мест дает немало достойных примеров радения о благе Отечества. Ведь представляющаяся нам сегодня закрытой жизнь дворянских усадеб на самом деле во многом была тем целительным духовным источником, что щедро питал все вокруг. Была уникальным, масштабным культурно-просветительским явлением в русской истории.
В имении Витгенштейнов в Дружноселье с 30-х годов XIX века существовал семейный, но общедоступный музей реликвий войны 1812 года — собранных героем тех сражений фельдмаршалом Петром Витгенштейном. Помещались уникальные экспонаты в стенах католической часовни (каплицы), сооруженной по проекту Александра Брюллова над могилой Стефании (урожденной Радзивилл) — безвременно ушедшей юной супруги сына фельдмаршала, Льва Петровича Витгенштейна, которому усадьба в Дружноселье была подарена отцом на свадьбу. Под основанием каплицы, возведенной неутешным молодым вдовцом в память о сохранявшей приверженность католической вере супруге, со временем образовалась фамильная усыпальница. Но за неимением католиков в округе храмовая функция сооружения оставалась невостребованной — вот и разместили здесь перевезенное из Каменки семейное собрание уникальных экспонатов. На территории усадьбы устроена была и богадельня, в советские годы принявшая в свои стены туберкулезный санаторий. А музей после революции разграбили, в храме устроили овощехранилище, каменные плиты с могил семьи Витгенштейнов пошли под разделочные доски мясникам местных магазинов. Сегодня часовня полуразрушена, захламлена, исписана фанатскими признаниями малолетних аборигенов — за неимением музея питающихся той субкультурой, чьи мутные воды несет современная жлобская действительность в богооставленное место.
— Мы теряем целый пласт отечественной культуры. Это наша история. Мы обрекаем детей стать Иванами, не помнящими родства. Чего ж тогда стоят все призывы нашего руководства о воспитании патриотизма? — недоумевает архитектор, реставратор, один из основателей музея-усадьбы «Рождествено» Александр Семочкин. — Хотя бы из уважения к подвигам героя войны 1812 года необходимо привести место его упокоения в божеский вид. А если мы — кухаркины дети, взявшие власть после 1917-го, и для нас это все чужое, не хотим ничего беречь — тогда мы достойны называться кухаркиными детьми.
Стратегия–деньги–закон
Семочкин имеет право на столь жесткие, категоричные оценки. Потому что вся его жизнь, связанная с Оредежским краем, — подвиг истинного сподвижничества. Сухое понятие «краевед» не способно вместить всего сделанного им как историком, писателем и просветителем, как реставратором и музейщиком, поднявшим из руин не один объект наследия. Редкому человеку под силу держать в своем сердце столько любви и боли, с такой щедростью и с таким талантом делиться уникальными знаниями, служить Отечеству с такой преданностью, без всякого псевдопатриотического пафоса.
В 1995-м, когда заполыхала усадьба в Рождествене, Семочкин бросился спасать памятник еще прежде, чем развеялся дым пожарища. Москва же не медлила в другом — пострадавший дом тотчас вычеркнули из федеральных списков объектов наследия. И восстановить впоследствии охранный статус усадьбе удалось во многом благодаря усилиям именно Александра Александровича. Под его неусыпным руководством и восстанавливается она все эти трудные годы, причем с максимально возможным сохранением всего, что уцелело подлинного. А оказалось, что уцелело не так уж мало: из конструкций — почти 70 процентов. То, что не досталось огню, перебрали буквально по бревнышку — и двухсотлетняя красная боровая сосна показала достаточный запас прочности. Фрагменты же, пораженные гнилью, заменялись с придирчивой осторожностью врача, спасающего по максимуму всякую живую клеточку организма. Но не только кропотливостью реставрации объясняют затянувшиеся на десятилетия сроки восстановления. И тут все упирается в деньги. С 2005 года федеральное финансирование прекращено. Область — хотя формально и не ее это объект — помогает по-прежнему. Однако ее возможности, понятное дело, крайне ограниченны. Выделяемых средств хватает на погашение коммунальных платежей, зарплату скромного штата сотрудников да на работу бригады в течение двух с половиной недель в году. Это что касается работ общестроительных. Интерьеры если и восстанавливаются потихоньку, то на средства меценатов. Музей и сам пытается зарабатывать, но не за счет увеличения цены входных билетов и экскурсий (они и сегодня тут на редкость демократичны), а организуя благотворительные концерты.
И все же главную проблему создатель и директор музея Александр Семочкин видит в другом:
— Для спасения дворянских усадеб нужна грамотно разработанная, принятая на уровне правительства стратегия. Требуется провести кадастровую съемку и оценить техническое состояние объектов наследия, а затем установить очередность их восстановления, четко распределив: вот это мы консервируем, здесь начинаем реставрацию, это предлагаем потенциальным инвесторам.
Также Александр Александрович считает необходимым внести грамотные поправки в федеральный закон о госзаказе — который сейчас при тендере на производство работ обеспечивает победу тому, кто готов взяться за нее при наименьшем бюджете. Но за счет чего дается такая экономия? Чудес не бывает — за счет низкого качества стройматериалов и исполнения заказа, привлечения дешевой рабочей силы, неквалифицированных гастарбайтеров.
Подобный риск недопустим, особенно при реставрации таких объектов, как усадьба в Рождествене.
— Это редчайший образец деревянного ампира, который должен находиться под охраной ЮНЕСКО! — убежден Семочкин.
Неопознанный инвестор
Даже самые ревностные охранители наследия признают сегодня принципиальную необходимость передачи гибнущих памятников и в частные руки. Надеяться только на госфинансирование не приходится. Но государство обязано при этом обеспечить передаваемым памятникам надежный и четкий юридический механизм защиты и позаботиться о том, чтобы объекты наследия оставались общедоступными — пусть хоть в оговоренные несколько дней ежемесячно, как это делается в большинстве цивилизованных стран.
К сожалению, сегодня процесс приватизации бежит впереди законодательного паровоза — который будто окаменел на своем треклятом запасном пути. Повсеместно новые хозяева, заполучив ту или иную усадьбу, тотчас выставляют охрану, огораживают территорию забором, и что делается по ту его сторону — неизвестно не только рядовым гражданам и неравнодушной общественности, но зачастую и государственным охранительным ведомствам. Что происходит с переданными в частные руки усадьбами в Елизаветине или Марьине — доподлинно неизвестно. Пока не больше ясности и с прекрасным образцом северного модерна — дворцом в селе Белогорка. Поместье, возникшее на высоком берегу Оредежа еще на рубеже XVIII–XIX веков, в 1898 году приобрел купец Елисеев для своей дочери в приданое. По ее заказу и построили настоящий дворец, о былом великолепии которого напоминают нынче лишь стены. В запустении и дивный некогда пейзажный парк, разбитый подле господского дома. С 1925 года здесь размещалась сельскохозяйственная станция, позже — отделение ВАСХНИЛ. Как рассказывает Александр Марголис, связано это место и с именем Иосифа Бродского — обвиненный в тунеядстве поэт был направлен для «исправительных» работ на здешние подопытные грядки.
До начала 1990-х усадебный дом находился во вполне удовлетворительном состоянии. Но потом институт его оставил, властям до памятника тоже не было никакого дела — и за какие-то десять лет, что простояло здание с провалившейся крышей и выбитыми окнами, безнаказанно разграбляемое и уничтожаемое вандалами, превратилось почти в руины. Недавно его приобрело некое ООО, пожелавшее обустроить тут дом отдыха. Местным музейщикам хочется верить, что новый хозяин отнесется к дворцу в Белогорке бережно, максимально сохранив все уцелевшее подлинное и воссоздав утраченное. Однако до сих пор ни проекта реставрации, ни выданных владельцу памятника охранных обязательств никто из них не видел. Вне зоны видимости теперь оказался и дивный пейзаж, еще недавно открывавшийся отсюда на долину Оредежа, — выход на этот берег уже наглухо перекрыт синим строительным забором.
Угодья лучшего мира
Совсем иная картина предстает в усадьбе Апраксиных–Демидовых «Сиворицы» (с. Никольское). Парадоксально, но факт: доступ на территорию, занимаемой таким, казалось бы, по определению закрытым учреждением, как городская психиатрическая больница № 1 им. Кащенко, свободен.
— Кто угодно может прийти погулять по нашему парку, отдохнуть на живописном берегу реки, полюбоваться творением Старова (по его проекту строился усадебный дом. — Прим. ред.). Ограничение лишь одно: машинам въезд запрещен, — говорит главный врач Олег Лиманкин.
Он вообще представляется противником излишних, надуманных ограничений. Причем это касается не только заведенных им здесь еще десять лет назад порядков, но и принципов содержания и лечения пациентов клиники.
— Принципы эти, собственно, были заложены еще самим Кащенко, последовательно решавшим задачу гуманизации психиатрии: больных не нужно жестко изолировать, приставляя к ним надзирателей, но адаптировать к обычной жизни, окружая попечением заботливых сиделок, медперсонала, — поясняет Олег Васильевич.
Сам Лиманкин пришел работать в больницу в 1982-м, сразу после окончания мединститута, а в 1997-м ее возглавил. Можно счесть за чудо то, как пришлись друг другу старинная дворянская усадьба с ее вековыми традициями и этот человек, сумевший не просто проникнуться genius loci, но самым деятельным образом взявшийся за возрождение как овеществленной, так и духовной составляющей этих владений.
Реставрация барского дома и лечебных корпусов, расчистка пруда и благоустройство парка, создание собственного музея, начало которому было положено несколько лет назад, когда Олет Васильевич обнаружил в Русском музее картину Семена Щедрина «Вид усадьбы П. Г. Демидова» и заказал ее копию, неустанно собираемые все эти годы материалы об истории этих мест и предметы старого быта… Это только одна сторона. Другая — создание достойных человеческих условий и для пациентов, и для работников больницы. Как, собственно, и завещал Петр Петрович Кащенко — без малого 100 лет назад открывший первый для того времени психосоциальный реабилитационный центр душевнобольных, организованный по решению Петербургского земства, выкупившего имение у разорившихся Демидовых. Для служащих здесь врачей были выстроены отдельные здания в стиле модерн — по семь комнат с отдельным помещением для оплачиваемой прислуги, для главного врача — пятнадцать комнат и две прислуги. Поставили и собственную церковь-театр (наверное, единственное в своем роде сочетание двух храмов — служения искусству и Богу — в одном здании). Но главным стало внедрение принципиально новой методы лечения, исключающей физические методы воздействия (так называемые «механические меры борьбы с болезненным возбуждением»), организация наполненного разнообразными занятиями существования душевнобольных — музыка, работа в ремесленных мастерских и на подсобном хозяйстве, занятия спортом, игры. В 1913 году больница Кащенко была признана лучшей в царской империи, а инициаторов ее создания — Петербургское земство — наградили золотой медалью.
Такого заведенного Петром Кащенко уклада пытаются придерживаться здесь и сегодня. При Олеге Лиманкине в больнице открылось реабилитационное отделение — для людей с «пограничным» психическим состоянием, которым вроде бы уже нет нужды находиться в клинике, но нет места и среди обычных людей (их еще называют «утратившими социальные связи»). А некоторым просто некуда идти — лишились крова, прописки. Привлеченные Лиманкиным юристы помогают им восстановить потерянные документы, отсудить неправедно отнятое жилье. Тем, кто не готов отправиться в автономное плавание по житейским волнам, стараются привить элементарные навыки самообслуживания: обучают пользоваться бытовой техникой, чинить и поддерживать в чистоте одежду, вести себя в обществе… Еще одна составляющая — арт-терапия. Специальные педагоги, профессиональные художники и режиссеры занимаются с больными живописью, прикладным искусством, музыкой, ставят спектакли, вывозят на экскурсии.
Может показаться почти фантастикой, но персонал больницы Лиманкина — врачи, санитарки, медсестры — получил 60 ордеров на новые квартиры в доме, построенном на территории больничного городка поселка Никольское.
И все описанное выше происходит в клинике, где нет ни коммерческих палат, ни разделения услуг на платные и бюджетные. Олег Васильевич принципиальный противник зависимости качества медицинской помощи от кредитоспособности тех, кто в ней нуждается. Хотя среди его пациентов бывает немало людей влиятельных и весьма состоятельных — готовых, наверное, продолжить традиции российской благотворительности. Тем более когда вся окружающая атмосфера располагает к обретению согласия, гармонии и лада — в чем так остро нуждаются не только душевнобольные, но и вполне здоровые (с виду) сограждане.
«Все так, как должно быть, ничто никогда не изменится, никто никогда не умрет».
Все так – для писателя и поэта, что и финальной фразой не запечатывает роман, а открывает путь в вечность через магическое заклинание вместо точки: «Однажды увиденное не может быть возвращено в хаос никогда».
Против набоковского никогда – без малого век бессмысленных и беспощадных бунтов, войн, ненависти, низвержения всего, что свято. Задача по разрушению до основанья выполнена почти. Потерянный рай, зарастающий травой забвения, руины и пепелища на месте сотен разоренных дворянских гнезд – как рапорт о проделанной геростратовой работе.
Эмблема печали
Только на территории нынешней Ленинградской области к 1917-му насчитывалось более 2,5 тысяч усадеб. Для вышедшей три года назад книги «100 усадеб Ленинградской области» с трудом набрали вынесенное в заглавие число из пока еще имеющихся. Причем едва ли не половина только из этой сотни существует реально — от другой остались разве что название и память места, осколки парков да руинированные фрагменты хозяйственных построек. По оценкам сопредседателя Петербургского отделения Всероссийского общества охраны памятников Александра Марголиса, состояние объектов наследия в Ленинградской области настолько катастрофично, что впору объявлять ее зоной бедствия.
— Хотя в наше мирное и относительно сытное время можно было бы уделять памятникам внимание, — полагает Марголис. — Увы, это не так. Мы видим, как гибнет подлинное и как цивилизация ХХI века наползает со всех сторон. Участились пожары, и есть подозрение, что это следствие не только стихии, но и направленной злой воли, попыток захвата земель.
Условно подразделяя памятники области на три группы (императорские резиденции, зачастую мало уступающие им по архитектурному своему великолепию усадьбы российской аристократии и родовые имения дворянства средней руки), Александр Марголис подчеркивает: наше время выказывает преступное равнодушие даже к участи первых. По образному выражению историка Ропшинский дворец — своего рода эмблема состояния архитектурного достояния в Ленинградской области. Уникальный дворцово-парковый комплекс XVIII века, охраняемый государством памятник федерального значения пребывает в таком виде, будто Великая Отечественная закончилась здесь только вчера. Фактически не существует дворца Романовых на левом берегу Невы в Пелле.
— Все уже смирились с тем, что окончательно погубленный в годы войны ансамбль утрачен навсегда. Хотя «стартовое» его состояние не отличалось от того, в каком оказался к 1944 году тот же Екатерининский дворец в Царском Селе, — замечает Марголис.
Организованный при поддержке областного правительства пресс-тур ИА «Росбалт» «Сегодняшний день дворянских усадеб» сосредоточил внимание журналистов на объектах лишь отдельно взятого Гатчинского района. Где, по мнению экспертов, положение дел вызывает меньше беспокойства, нежели в целом по области. Краеведы-энтузиасты, музейщики с благодарностью говорят об участии местных властей — что при всей ограниченности финансовых возможностей стремятся помочь, как говорится, чем могут.
Во всяком случае, по заверениям заведующей музеем-усадьбой «Рождествено» Ирины Авикайнен, руководство Гатчинского района и Рождественской волости занимает последовательную и непреклонную позицию, пресекая всякие попытки отрезать кусок от усадебного парка — хотя границы занимаемой памятником территории пока до конца юридически не закреплены.
Два года назад правительство Ленобласти оплатило топографическую съемку участка, но еще нужна примерно такая же сумма для завершения работ по кадастровому оформлению. Проблем добавляет и запутанная ситуация со статусом и правами собственности. Здание усадьбы — памятник федерального значения и федеральная же собственность, переданная в оперативное управление учреждению Ленинградской области; собственно музей — областной, земля — муниципальная.
— Получается, что деньги нам дает областное правительство, а регистрировать участок предстоит, видимо, на Российскую Федерацию, по принадлежности здания-памятника, — недоумевает Авикайнен.
К тому же сегодня под охраной находится лишь территория усадьбы (16 га), а надо бы распространить зону охраны и на прилегающий парк, составляющий с ней единое композиционное целое.
Помочь делу могло бы закрепление за всем комплексом статуса особо охраняемой природной территории — но неповоротливая бюрократическая машина и недоработки в законодательстве мешают реализации этой задачи.
С чего начинается Родина
Хотя, казалось бы, достаточно политической воли. Той самой, что уже сколько лет понуждает к выработке национальной идеи. Так вот она — в живой памяти, сохраняющейся в овеществленных приметах не знавшей внутреннего разлада культуры быта, гармонии природы и рукотворных памятников, создававшихся ей в унисон, всего исполненного смысла и достоинства житейского уклада.
В том же Рождествене сохраняется и по сию пору замечательная сельская библиотека, основанная в 1896 году Комитетом грамотности при Вольном экономическом обществе на средства владелицы мызы Выра О. Н. Рукавишниковой. К формированию фондов и ведущейся библиотекой просветительской работе были причастны и отец писателя, один из руководителей кадетской партии В. Д. Набоков, и дядя — дипломат И. В. Рукавишников, местное купечество и духовенство. Дважды библиотека подвергалась разорению — в годы Гражданской и Великой Отечественной. Но всякий раз восстанавливалась вновь, объединяя жителей села, поднимая их на благородное и бескорыстное общее дело. И сегодня второй такой нет не только в области, но и во всей стране, пожалуй, — и по истории, и по уникальной коллекции книг (17 тысяч единиц хранения), и по прилагаемым библиотекой усилиям в деле сбережения местных культурных традиций, организации выставок, встреч с писателями, артистами и поэтами.
Опыт общественной деятельности отечественного дворянства, донесенный до ума и сердца новых «хозяев жизни», мог бы стать эффективной прививкой от чумы нашего времени — агрессивного, не обремененного никакими культурными рамками внутренних ограничений стяжательства.
И история этих мест дает немало достойных примеров радения о благе Отечества. Ведь представляющаяся нам сегодня закрытой жизнь дворянских усадеб на самом деле во многом была тем целительным духовным источником, что щедро питал все вокруг. Была уникальным, масштабным культурно-просветительским явлением в русской истории.
В имении Витгенштейнов в Дружноселье с 30-х годов XIX века существовал семейный, но общедоступный музей реликвий войны 1812 года — собранных героем тех сражений фельдмаршалом Петром Витгенштейном. Помещались уникальные экспонаты в стенах католической часовни (каплицы), сооруженной по проекту Александра Брюллова над могилой Стефании (урожденной Радзивилл) — безвременно ушедшей юной супруги сына фельдмаршала, Льва Петровича Витгенштейна, которому усадьба в Дружноселье была подарена отцом на свадьбу. Под основанием каплицы, возведенной неутешным молодым вдовцом в память о сохранявшей приверженность католической вере супруге, со временем образовалась фамильная усыпальница. Но за неимением католиков в округе храмовая функция сооружения оставалась невостребованной — вот и разместили здесь перевезенное из Каменки семейное собрание уникальных экспонатов. На территории усадьбы устроена была и богадельня, в советские годы принявшая в свои стены туберкулезный санаторий. А музей после революции разграбили, в храме устроили овощехранилище, каменные плиты с могил семьи Витгенштейнов пошли под разделочные доски мясникам местных магазинов. Сегодня часовня полуразрушена, захламлена, исписана фанатскими признаниями малолетних аборигенов — за неимением музея питающихся той субкультурой, чьи мутные воды несет современная жлобская действительность в богооставленное место.
— Мы теряем целый пласт отечественной культуры. Это наша история. Мы обрекаем детей стать Иванами, не помнящими родства. Чего ж тогда стоят все призывы нашего руководства о воспитании патриотизма? — недоумевает архитектор, реставратор, один из основателей музея-усадьбы «Рождествено» Александр Семочкин. — Хотя бы из уважения к подвигам героя войны 1812 года необходимо привести место его упокоения в божеский вид. А если мы — кухаркины дети, взявшие власть после 1917-го, и для нас это все чужое, не хотим ничего беречь — тогда мы достойны называться кухаркиными детьми.
Стратегия–деньги–закон
Семочкин имеет право на столь жесткие, категоричные оценки. Потому что вся его жизнь, связанная с Оредежским краем, — подвиг истинного сподвижничества. Сухое понятие «краевед» не способно вместить всего сделанного им как историком, писателем и просветителем, как реставратором и музейщиком, поднявшим из руин не один объект наследия. Редкому человеку под силу держать в своем сердце столько любви и боли, с такой щедростью и с таким талантом делиться уникальными знаниями, служить Отечеству с такой преданностью, без всякого псевдопатриотического пафоса.
В 1995-м, когда заполыхала усадьба в Рождествене, Семочкин бросился спасать памятник еще прежде, чем развеялся дым пожарища. Москва же не медлила в другом — пострадавший дом тотчас вычеркнули из федеральных списков объектов наследия. И восстановить впоследствии охранный статус усадьбе удалось во многом благодаря усилиям именно Александра Александровича. Под его неусыпным руководством и восстанавливается она все эти трудные годы, причем с максимально возможным сохранением всего, что уцелело подлинного. А оказалось, что уцелело не так уж мало: из конструкций — почти 70 процентов. То, что не досталось огню, перебрали буквально по бревнышку — и двухсотлетняя красная боровая сосна показала достаточный запас прочности. Фрагменты же, пораженные гнилью, заменялись с придирчивой осторожностью врача, спасающего по максимуму всякую живую клеточку организма. Но не только кропотливостью реставрации объясняют затянувшиеся на десятилетия сроки восстановления. И тут все упирается в деньги. С 2005 года федеральное финансирование прекращено. Область — хотя формально и не ее это объект — помогает по-прежнему. Однако ее возможности, понятное дело, крайне ограниченны. Выделяемых средств хватает на погашение коммунальных платежей, зарплату скромного штата сотрудников да на работу бригады в течение двух с половиной недель в году. Это что касается работ общестроительных. Интерьеры если и восстанавливаются потихоньку, то на средства меценатов. Музей и сам пытается зарабатывать, но не за счет увеличения цены входных билетов и экскурсий (они и сегодня тут на редкость демократичны), а организуя благотворительные концерты.
И все же главную проблему создатель и директор музея Александр Семочкин видит в другом:
— Для спасения дворянских усадеб нужна грамотно разработанная, принятая на уровне правительства стратегия. Требуется провести кадастровую съемку и оценить техническое состояние объектов наследия, а затем установить очередность их восстановления, четко распределив: вот это мы консервируем, здесь начинаем реставрацию, это предлагаем потенциальным инвесторам.
Также Александр Александрович считает необходимым внести грамотные поправки в федеральный закон о госзаказе — который сейчас при тендере на производство работ обеспечивает победу тому, кто готов взяться за нее при наименьшем бюджете. Но за счет чего дается такая экономия? Чудес не бывает — за счет низкого качества стройматериалов и исполнения заказа, привлечения дешевой рабочей силы, неквалифицированных гастарбайтеров.
Подобный риск недопустим, особенно при реставрации таких объектов, как усадьба в Рождествене.
— Это редчайший образец деревянного ампира, который должен находиться под охраной ЮНЕСКО! — убежден Семочкин.
Александр Семочкин
Неопознанный инвестор
Даже самые ревностные охранители наследия признают сегодня принципиальную необходимость передачи гибнущих памятников и в частные руки. Надеяться только на госфинансирование не приходится. Но государство обязано при этом обеспечить передаваемым памятникам надежный и четкий юридический механизм защиты и позаботиться о том, чтобы объекты наследия оставались общедоступными — пусть хоть в оговоренные несколько дней ежемесячно, как это делается в большинстве цивилизованных стран.
К сожалению, сегодня процесс приватизации бежит впереди законодательного паровоза — который будто окаменел на своем треклятом запасном пути. Повсеместно новые хозяева, заполучив ту или иную усадьбу, тотчас выставляют охрану, огораживают территорию забором, и что делается по ту его сторону — неизвестно не только рядовым гражданам и неравнодушной общественности, но зачастую и государственным охранительным ведомствам. Что происходит с переданными в частные руки усадьбами в Елизаветине или Марьине — доподлинно неизвестно. Пока не больше ясности и с прекрасным образцом северного модерна — дворцом в селе Белогорка. Поместье, возникшее на высоком берегу Оредежа еще на рубеже XVIII–XIX веков, в 1898 году приобрел купец Елисеев для своей дочери в приданое. По ее заказу и построили настоящий дворец, о былом великолепии которого напоминают нынче лишь стены. В запустении и дивный некогда пейзажный парк, разбитый подле господского дома. С 1925 года здесь размещалась сельскохозяйственная станция, позже — отделение ВАСХНИЛ. Как рассказывает Александр Марголис, связано это место и с именем Иосифа Бродского — обвиненный в тунеядстве поэт был направлен для «исправительных» работ на здешние подопытные грядки.
До начала 1990-х усадебный дом находился во вполне удовлетворительном состоянии. Но потом институт его оставил, властям до памятника тоже не было никакого дела — и за какие-то десять лет, что простояло здание с провалившейся крышей и выбитыми окнами, безнаказанно разграбляемое и уничтожаемое вандалами, превратилось почти в руины. Недавно его приобрело некое ООО, пожелавшее обустроить тут дом отдыха. Местным музейщикам хочется верить, что новый хозяин отнесется к дворцу в Белогорке бережно, максимально сохранив все уцелевшее подлинное и воссоздав утраченное. Однако до сих пор ни проекта реставрации, ни выданных владельцу памятника охранных обязательств никто из них не видел. Вне зоны видимости теперь оказался и дивный пейзаж, еще недавно открывавшийся отсюда на долину Оредежа, — выход на этот берег уже наглухо перекрыт синим строительным забором.
Село Белогорка. Костел
Угодья лучшего мира
Совсем иная картина предстает в усадьбе Апраксиных–Демидовых «Сиворицы» (с. Никольское). Парадоксально, но факт: доступ на территорию, занимаемой таким, казалось бы, по определению закрытым учреждением, как городская психиатрическая больница № 1 им. Кащенко, свободен.
— Кто угодно может прийти погулять по нашему парку, отдохнуть на живописном берегу реки, полюбоваться творением Старова (по его проекту строился усадебный дом. — Прим. ред.). Ограничение лишь одно: машинам въезд запрещен, — говорит главный врач Олег Лиманкин.
Он вообще представляется противником излишних, надуманных ограничений. Причем это касается не только заведенных им здесь еще десять лет назад порядков, но и принципов содержания и лечения пациентов клиники.
— Принципы эти, собственно, были заложены еще самим Кащенко, последовательно решавшим задачу гуманизации психиатрии: больных не нужно жестко изолировать, приставляя к ним надзирателей, но адаптировать к обычной жизни, окружая попечением заботливых сиделок, медперсонала, — поясняет Олег Васильевич.
Сам Лиманкин пришел работать в больницу в 1982-м, сразу после окончания мединститута, а в 1997-м ее возглавил. Можно счесть за чудо то, как пришлись друг другу старинная дворянская усадьба с ее вековыми традициями и этот человек, сумевший не просто проникнуться genius loci, но самым деятельным образом взявшийся за возрождение как овеществленной, так и духовной составляющей этих владений.
Реставрация барского дома и лечебных корпусов, расчистка пруда и благоустройство парка, создание собственного музея, начало которому было положено несколько лет назад, когда Олет Васильевич обнаружил в Русском музее картину Семена Щедрина «Вид усадьбы П. Г. Демидова» и заказал ее копию, неустанно собираемые все эти годы материалы об истории этих мест и предметы старого быта… Это только одна сторона. Другая — создание достойных человеческих условий и для пациентов, и для работников больницы. Как, собственно, и завещал Петр Петрович Кащенко — без малого 100 лет назад открывший первый для того времени психосоциальный реабилитационный центр душевнобольных, организованный по решению Петербургского земства, выкупившего имение у разорившихся Демидовых. Для служащих здесь врачей были выстроены отдельные здания в стиле модерн — по семь комнат с отдельным помещением для оплачиваемой прислуги, для главного врача — пятнадцать комнат и две прислуги. Поставили и собственную церковь-театр (наверное, единственное в своем роде сочетание двух храмов — служения искусству и Богу — в одном здании). Но главным стало внедрение принципиально новой методы лечения, исключающей физические методы воздействия (так называемые «механические меры борьбы с болезненным возбуждением»), организация наполненного разнообразными занятиями существования душевнобольных — музыка, работа в ремесленных мастерских и на подсобном хозяйстве, занятия спортом, игры. В 1913 году больница Кащенко была признана лучшей в царской империи, а инициаторов ее создания — Петербургское земство — наградили золотой медалью.
Такого заведенного Петром Кащенко уклада пытаются придерживаться здесь и сегодня. При Олеге Лиманкине в больнице открылось реабилитационное отделение — для людей с «пограничным» психическим состоянием, которым вроде бы уже нет нужды находиться в клинике, но нет места и среди обычных людей (их еще называют «утратившими социальные связи»). А некоторым просто некуда идти — лишились крова, прописки. Привлеченные Лиманкиным юристы помогают им восстановить потерянные документы, отсудить неправедно отнятое жилье. Тем, кто не готов отправиться в автономное плавание по житейским волнам, стараются привить элементарные навыки самообслуживания: обучают пользоваться бытовой техникой, чинить и поддерживать в чистоте одежду, вести себя в обществе… Еще одна составляющая — арт-терапия. Специальные педагоги, профессиональные художники и режиссеры занимаются с больными живописью, прикладным искусством, музыкой, ставят спектакли, вывозят на экскурсии.
Может показаться почти фантастикой, но персонал больницы Лиманкина — врачи, санитарки, медсестры — получил 60 ордеров на новые квартиры в доме, построенном на территории больничного городка поселка Никольское.
И все описанное выше происходит в клинике, где нет ни коммерческих палат, ни разделения услуг на платные и бюджетные. Олег Васильевич принципиальный противник зависимости качества медицинской помощи от кредитоспособности тех, кто в ней нуждается. Хотя среди его пациентов бывает немало людей влиятельных и весьма состоятельных — готовых, наверное, продолжить традиции российской благотворительности. Тем более когда вся окружающая атмосфера располагает к обретению согласия, гармонии и лада — в чем так остро нуждаются не только душевнобольные, но и вполне здоровые (с виду) сограждане.
Село Никольское. Усадьба Апраксиных–Демидовых
Татьяна ЛИХАНОВА
Фото Ирины КРАВЦОВОЙ